Електронна бібліотека/Проза

що взяти з собою в останню зимову мандрівку...Анатолій Дністровий
Минала зима. Вона причинила вікно...Сергій Жадан
КротовичВіктор Палинський
Львівський трамвайЮрій Гундарєв
Микола ГлущенкоЮрій Гундарєв
МістоЮрій Гундарєв
Пісня пілігримаАнатолій Дністровий
Міста будували з сонця і глини...Сергій Жадан
Сонячний хлопчикВіктор Палинський
де каноє сумне і туманна безмежна ріка...Анатолій Дністровий
Любити словомЮрій Гундарєв
КульбабкаЮрій Гундарєв
Білий птах з чорною ознакоюЮрій Гундарєв
Закрите небоЮрій Гундарєв
БезжальноЮрій Гундарєв
Людському наступному світу...Микола Істин
СЦЕНИ З ПІДЗЕМЕЛЛЯАнатолій Дністровий
СЦЕНИ З ПІДЗЕМЕЛЛЯАнатолій Дністровий
Пізно ввечері, майже поночі...Сергій Жадан
Поетичні новиниМикола Істин
Настя малює не квіткуПавло Кущ
БубликПавло Кущ
Серцем-садом...Микола Істин
коли надто пізно ти знаєш що мало любив...Анатолій Дністровий
LET ME GОOKEAN ELZY
Конвертуй світлосутність поезії в душах...Микола Істин
де я тебе розлив...Сергій Осока
"Рейвах" (уривок з роману)Фредерік Верно
Стільки людей поховано у пустелі...Олег Короташ
Можеш забрати в мене трохи страху?Сергій Жадан
Далі стоятимеш там, де завжди і була...Катерина Калитко
Після снігуОксана Куценко
Спочатку поет жив в життєпросторі світла...Микола Істин
Завантажити

надтреснутым тенором, поджав губки и отставив мизинчики, этот человек. – Вы что, хотите, чтобы целый командир взвода вам их почистил? Так я почищу. На все четыре года. Пять нарядов на службу.»
Напротив, мой командир взвода, старший лейтенант Бобринский, вовсе не хотел походить на кого бы то ни было. Потому что у него определился свой жанр: если Джафар был фанатом Устава, то Бобринский оказался фанатом подлости. Застучать кого-нибудь – приятней и естественней не было для Бобринского никакого другого дела. Он стучал с равным удовольствием на кого-угодно: начальникам – на подчинённых, в особый отдел и парткомиссию – на начальников; он стучал по любому поводу, стучал в любое время дня и ночи.
Я и сейчас словно воочию вижу этого бледнолицого сутулого негодяя с высунутым от усердия кончиком языка, крадущегося по расположению и вынюхивающего, чего бы ещё такого можно было застучать…
Возможно, в нём умер великий барабанщик, или, может быть, в прошлой жизни он был дятлом; но только каждый очередной выпуск в полном составе искал его, что бы по меньшей мере гильотинировать. И за стукачество, и за другие вредные для здоровья привычки, вроде обыскивания курсантских карманов и чтения вслух найденных там писем.
Но Бобринский был уже учёный, поэтому драпал с каждого очередного выпускного построения, бросался в свои «жигули» и исчезал на несколько дней, пока не разъедутся свежеиспечённые лейтенанты.
А иные «фуражка-звёзды» получали, и получали крепко. Даже комбаты, не то что взводные. И тут уже совсем другой коленкор: тут уже не курсанты бьют офицера, а то что, такие же офицеры, только немного (или много) помоложе. А если пятнадцать офицеров набили морду одному, то логично предположить, что этот один-то как-раз и неправ, верно?
Интересно было наблюдать, как с каждым следующим курсом офицеры начинали относиться к нам всё более серьёзно. Может быть, потому, что всё ближе мы были к заветным лейтенантским погонам, а может, из-за того, что умнели и взрослели мы быстро, без передышек. Это всё более серьёзное отношение выражалось в том, что, с одной
стороны, нам всё больше позволялось (в жёстких рамках, конечно), а с другой – наказания становились всё более строгими.
Так, например, курить нам официально было разрешено лишь со второго курса. Но и именно со второго курса нас начали сажать на гауптвахту.
Лично я в первый раз загремел на гауптвахту в самом начале второго курса: только-только открыли первый сезон «охоты на уток», как я головным селезнем на губу и спикировал.
А дело было так. Каждую субботу после обеда нас непременно вывозили на работы – либо на завод, либо в колхоз. Вот и в ту недоброй памяти субботу как обычно погрузили повзводно в автобусы и повезли в очередной «Светлый путь» буряки сапогами пинать. В каждом автобусе для соблюдения уставного порядка – по офицеру. Офицером нашего автобуса оказался сам Джафар.
Ну, Джафар так Джафар, чего уж там. Джафар тоже человек. Едем. Ведём себя, естественно, очень сдержанно, стараясь в ту сторону, где покачивается на подушке сиденья «фуражка-звёзды» и откуда тянет стойктм духом тройного одеколона, вообще не смотреть.
А Джафар поскучал-поскучал немного и говорит:
«А не скучно ли вам так ехать, товарищи курсанты?»
«Никак нет, - дружно отвечаем. – Не скучно.» «А всё-таки давайте сыграем у игру,» -не унимается наш комдив.
О Боже, чего это он ещё надумал? Какая еще, к чёрту, игра? Тем более, с Джафаром! Этих его спорадических «хождений в массы» мы всегда опасались, потому что ничем хорошим это не заканчивалось.
И точно:
«Играть мы будем, товарищи курсанты, в Устав.»
Ну ясно! Во что же ещё?
«И игра очень простая: я спрашиваю – вы докладываете.»
А то!
«Товарищ курсант Мащенко! Расскажите нам, у чём заключаются обязанности дневального.»
Тоша Мащенко, безумно «радуясь» представившейся возможности, начинает «играть»:
«Дневальный по подразделению назначается из военнослужащих рядового состава…»
И монотонно, закатив глаза, бормочет абзац за абзацем, до самого конца.
«Хорошо, - кивает Джафар. – А теперь товариш сержант Донцов расскажет нам обязанности дежурного.»
Митя Донцов тяжело вздыхает и начинает тоскливо декламировать:
«Дежурный по подразделению назначается…»
Я сижу и лихорадочно прикидываю, успею ли до прибытия на место избежать «игры». С сожалением признаю, что, наверное, не успею.
И точно. Когда были рассказаны обязанности часового и разводящего, Джафар обернулся ко мне:
«А теперь курсант Кондырев расскажет нам, какие у военнослужащего бывают формы одежды.»
«Форма одежды может быть парадная для строя, парадно-выходная, полевая, повседневная и рабочая, - перечисляю я. – А также…»
«Доложите комплектность каждой формы одежды,» - перебивает меня Джафар.
Докладываю. Потом перехожу к числовым



Партнери