Завантажити

бледность быстро сгоняла с лица румянец.
Алексей поглядел на Татьяну, подал Марине руку - и твердо взошел на подмостки. Никита плюнул и махнул обеими руками; Татьяна, шатаясь, упала на землю.
- Молодец! Отказался! - раздавалось в толпе. - Характерно, черт возьми! И поганая Татьяна хотела его взять мужем! Хотела извести добрую душу! Вон ее, скверную бабу! Гоните ее палками, коли не хочет прогуляться между небом и землею...
И с насмашками и толчками толпа передавала с рук на руки Татьяну. На площади поднялся шум и говор. Уж не видно стало Татьяны, а толпа все еще волновалась и только замолкла, когда кошевой взмахнул булавою.
- Тише! - раздалось в толпе. - Кошевой просит слова
- Войсковый писарь Алексей-попович нарушил законы нашего товариства, - сказал кошевой, - это ведомо?
- Ведомо,ведомо!
- Старшины войсковые и рада присудила его, Алексея, с его искусителем, Мариною, лишить живота, хоть Алексей и верно служил войску и ни в какие художества не мешался - да закон велит.
Народ молчал.
- Что же вы, паны товариство, согласны?
- Делать нечего, коли закон велит, - угрюмо отвечали казаки.
- Хорошо, хлопцы! Знаменитые лыцари вы есте! Закон прежде всего, а там уже прочее. Зачем же мы до сих пор беззаконно поступали с нашим войсковым писарем? Даже сам я, каюсь в грехе своем, и я поступил беззаконно.
- Не знаем, батьку.
- А я так знаю. Не следует ли всякому человеку нашего товариства давать благородное лыцарское прозвище?
- Следует, следует! Как же без этого? .
- Сами говорите; а какое достойное лыцарское прозвище дали вы своему собрату Алексею-поповичу?
- Какое?.. Какое?.. Известно какое - попович.
- Ведь с этим прозвищем приехал он из гетманщины; да это не прозвище: мало ли у нас есть поповичей, а все они титулуются по-лыцарски: вот перед нами Лапоть, вот Чубарый.
- Вот и я, Максим-попович из Чигирина, - отозвался один казак, - а зовут меня Недоедком, и за то спасибо.
- Тши!..
- Не шикайте, братцы! - продолжал кошевой. - Не перебивайте хорошей речи вольного казака; казак волен говорить толковые речи. Так вот вам и Недоедок, вот Брехун, вот Бродяга, а все они суть поповичи! И как 'лбо им носить добрые имена, и, посмотрите, как весело глядит на них солнце, оттого что они законно живут на свете.
- Правда, правда.
- Сами знаете, братцы, что правда; вы народ разумный - а промахнулись, не дали имени храброму казаку; за то, может быть, бог карает его и нас вместе, отнимая у Сечи характерного человека.
- А может, и так?.. - сказал кто-то в толпе.
- Именно так, дело ясное! - почти вскрикнул Никита и за ним несколько голосов.
- За что ж мы обидели христианскую душу, - продолжал кошевой, - не дали запорожского имени лыцарю-товарищу? Без имени овца - баран, говорят мудрецы...
- Баран, батьку, баран!..
- Как же явится на тот свет добрый казак без законного прозвища? Грех нам всем, великий грех! Готовились к набегу на Крым и забыли закон исполнить.
- Виноваты, батьку! Что ж нам делать?
- Дадим ему хоть теперь доброе имя, снимем грех с души.
- Добре, батьку! Добре - дельно сказано! Какое же ему имя дать?
- Вот послушайте, братцы, моей рады (совета). Вам известно, что Алексей-попович сам хотел умереть за наше войско, просил, чтоб его бросили в море, лишь бы спасти наши чайки, а с чайками, известно, и наши головы - исповедовал перед богом, морем и нами, старшинами-товарищами, свои грехи, умилостивил бога своими молитвами и тем спас наши чайки. Многим из нас не стоять бы на площади, не думать бы о Сечи и о михайликах без заступлення Алексея.
- Повек не забудем этого! - громко закричали казаки.
- И хорошо делаете. Так не назвать ли Алексея-поповича, в память избавления чаек, Чайковским? Как вы думаете?
- Ты нам, батьку, голова, ты думаешь, и мы думаемi быть ему Чайковским!
Громкое "ура!" отозвалось на площади; шапки полетели кверху...
- Итак, - продолжал кошевой, поднимая булаву, от чего народные крики утихли, - отныне впредь никто не смеет под смертною казнью иначе называть бывшего Алексея-поповича, как Алексеем Чайковским. Слышите, храбрые лыцари?
- Чуем, батьку! Никто не смеет!..
- Теперь на прощанье не спеть ли нам, братцы, Алексею Чайковскому песню про Алексея-поповича? Пускай человек в последний раз услышит наш казацкий, лыцарский напев про свои добрые дела для нашего воинства!
Хорошо, братцы?
- Добре, добре! - кричали казаки. - Начинай, Данило.
И Данило кобзарь чистым ровным тенором затянул:
На Чорному морi, на бiлому камнi,
Ясненький сокiл жалiбно квилить, проквиляє.
Мало-помалу окружающие принимали участие в песне, и под конец вся площадь слилась в один звучный, дикий, но стройный хор. Песня, видимо, разжалобила запорожцев...
- Жалко доброго казака! - сказал будто сам себе кошевой, когда казаки окончили песню и стояли в каком-то раздумье.
- Жалко, жалко! - Со всех сторон отозвалось в народе. - Жалко, а делать нечего, когда законно...
-- Еще, хлопцы, я прошу у вас одной рады: войско-вый

читати