Завантажити

энкавэдэшными заездами вроде «Какие у вас друзья? Из каких семей? На какие темы вы говорите, когда рядом нет посторонних?..»
Если бы не Игорь, нипочём бы мне этих тестов не пройти. Да я просто-напросто запутался бы в них и затем сложил бы свою буйну головушку на алтарь науки в качестве очередного рядового подопытного психа для внутривенных инъекций.
Игорь был очень интересным парнем. Двадцатишестилетний молодой человек из глубоко интеллигентной одесской профессорской семьи, Игорь Менакер до призыва в армию успел закончить инъяз и три года преподавать английский и французкий языки.
А в армии с Игорем, кроме всех прочих неприятностей, которые могут произойти с интеллигентным беззащитным переростком-евреем в этой срани, случился ещё один казус: старослужащие довольно быстро выяснили, что рядовой Менакер органически не может ругаться матом. Настолько болезненно воспринимал этот парень весь широчайший набор русской ненормативной лексики, что при попытке произнести какое-нибудь матерное слово у него безотказно срабатывал рвотный рефлекс. Деды ужасно веселились, заставляя его материться и наблюдая, как он захлёбывается рвотой, пытаясь произнести эту гадость.
Данный медицинский феномен показался настолько понятным военному психиатору из корпусного медсанбата, что Игорь немедленно загремел сюда, в психушку на Шведские Могилы, с диагнозом «шизофрения».
Позволю себе не согласиться с мнением почтенного военврача: Игорь был совершенно нормален, мало того, такого интересного, вдумчивого и эрудированного собеседника мне в жизни своей не приходилось встречать.
Так и вижу его, тощего чернявого молодого человека с огромными печальными глазами и пухлыми губами, сидящего на кровати в своей болтающейся как на вешалке пижаме и в такт словам шевелящего тонкими аристократическими пальцами:
«Вы должно быть жалеете меня, Юра: как же – пребывание в заведении для умалишённых определённые социальные типы считают аморальным. Право же, не стоит: даже Ван Гог провёл немало времени в подобном месте, а у меня покамест целы оба уха… Я не огорчён тем, что я здесь, Юра: особи, лишённые интеллекта, а именно они и упрятали нас с вами сюда, часто считают любые аномалии в поведении непременным свидетельством умственной деградации. Пусть их. Эти троглодиты сами не ведают, что творят…»
Именно Игорь научил меня правильно отвечать на вопросы тестов:
«Видите ли, Юра, подобные вопросники составлены одними ограниченными особями для других ограниченных особей. Ergo, разумный человек всегда найдёт в этих вопросах скрытый подвох… Поймите, Юра, психиатры с помощью этих тестов никогда со стопроцентной точностью не отделят нормальных людей от безумных, во-первых, потому, что достаточно чёткой границы между двумя этими состояниями просто не существует, а во-вторых, психиатр в силу особой структуры своего мышления ещё менее способен установить, хотя бы приблизительно, эту границу, чем обычный человек. Благодаря подобным вопросникам более-менее чётко можно отделить лишь недостаточно сообразительных людей от людей остроумных. Это как игра, как викторина, понимаете? Кто набрал больше очков, тот и победил. Поэтому позвольте дать вам совет, Юра: давайте на вопросы не те ответы, которые вы хотели бы дать и которые считаете более правильными. Всегда отвечайте «напротив» – согласитесь: обладая известной толикой сообразительности, всегда можно догадаться, какого именно ответа ожидает от вас психиатр, чтобы признать вас нормальным…»
Да. Естественно, я последовал его советам. И это принесло отличные плоды: после окончания обследования я был выписан из больницы с диагнозом «психически здоров, учёбу продолжать может». Во время волнующей церемонии выписки сам главный психолог этого заведения торжественно пожал мне руку и заявил примерно следующее:
«Не могу сказать вам, Кондырев, что по результатам тестирования вы более нормальны, чем даже я сам.»
Такая оценка меня, в общем, не удивила: все они там, психи, немного того…
Впрочем, мне просто повезло. Повезло, что моим соседом по палате оказался Игорь. Повезло, что мой психолог был «ленинградцем». Надо вам сказать, что в нашей стране существуют две школы психиатрии – «московская» и «ленинградская». «Ленинградская» школа более либеральна. Если бы меня тестировал «москвич», то я несомненно был бы признан чокнутым на всю голову. По «московской» школе практически любой человек ненормален, всё дело в том, какой диагноз ему поставить – «олигофрения», «шизофрения», «маниакально-депрессивный психоз» или что-нибудь ещё.
В общем, после окончания тестирования я был выписан на все четыре стороны несмотря на мои многократные просьбы, адресованные лечащему врачу, Ольге Семёновне. Я умолял подержать меня в больнице ещё хоть чуть-чуть. Уж больно там было хорошо…
Вернулся я в училище тогда, когда до последней сесии и стажировки оставалось уже всего-ничего.
Ребята пачками ходят фотографироваться на

читати