Завантажити

в шведской – тоже…»
«Да какая, к чёрту, разница, Кондырев! – уже злится Витя. – Были, не было… Ты же не за этим туда поедешь… Короче, выйдешь, споёшь. Потом подсядешь к ним за стол, выпьешь, закусишь, ну и пообщаешься…»
«О чём?»
«Расскажешь о себе, славном курсанте Полтавского зенитно-ракетного училища, послушаешь о них, славных генералах советских Вооружённых Сил, ну а потом… потом поведаешь, куда бы хотел распределиться…»
«Вот так просто возьму и поведаю?»
«Они спросят – ты ответишь.»
«А если не спросят?»
«Спросят-спросят, не сомневайся. Таковы правила игры. Они же должны будут тебе сделать то самое, маленькое одолжение…»
«И что дальше?»
«Ну, а дальше распределят тебя по окончании училища в Видное, это в Подмосковье, туда всех «мазуриков» распределяют, а уж оттуда поедешь, куда хочешь, хоть на Кубу. Потом женят на дочке какого-нибудь урода-генерала и всё, считай, что карьера сделана… Ну как, впечатляет?»
«Впечатляет,» - отвечаю, а сам, если честно, ни на грош Вите этому не верю. Уж больно складно поёт. Эка всё мне расписал, Лев Толстой прямо.
Он посмотрел на меня внимательно и, видать, понял, что у меня внутри. Усмехнулся, пожал плечами и говорит:
«Что, веры не имёшь, курсант? Доказать надо свою состоятельность?»
«Да надо бы,» - киваю.
Тогда он, ни слова не говоря, берётся за телефон. Набирает номер, переходит на внутренний коммутатор моего училища, чирикает с телефонистками как со старыми знакомыми, потом просит соединить с десятой батареей. С моей батареей. А мне бросает, иди, мол, Кондырев, на кухню, возьми параллельный телефон да послушай.
Иду на кухню, хватаю трубку. Слышу:
«Десятая батарея! Дежурный по батарее сержант Донцов!»
«Командира батареи к телефону! Срочно!» - командует Витя.
И, через несколько секунд:
«Временно исполняющий обязанности командира батареи старший лейтенант Шабельник.»
«Алло, Шабельник, это Витя.»
«Добрый день, Витя. Я слушаю,» - в голосе Шабельника – непривычное почтение.
«Короче, Шабельник. У меня здесь Мельник и Кондырев. По важному делу. Ты там сделай так, чтобы никто не шелестел и всё такое прочее…»
«Да, Витя, всё будет сделано, не беспокойся!..» У меня просто челюсть отвалилась: это ж неподкупный бравый гусар Шабель тут перед Витей каким-то на цырлах стоит! И уже начинаю понимать, что этот Витя ни какой не «какой-то», а часть сложной, серьёзной и пока совершенно не известной мне системы.
«Ну что, Кондырев? – орёт из комнаты Витя. – Может, ещё кого-нибудь хочешь услышать? Резуна, например?»
«Так он же в Белой Церкви служит, - отвечаю. – Давным-давно перевели.»
«А что, в Белой Церкви телефонов нет, что ли?» - и опять диск накручивает.
Когда на том конце провода отвечают, снова снимаю трубку. И слышу ненавистный голос ненавистного Резуна.
«Капитан Резун у аппарата!»
«Привет, Резун. Это Витя…»
«А, добрый день, Витя,» - и голос Резуна становится как две капли воды похож на голос Шабельника минуту назад.
«Ну что, как служится, Резун? Не обижают на новом месте?»
«Да всё нормально, спасибо… Только знаешь, Витя?..»
«Чего?»
«Тут начальник штаба кровь портит…»
«Фамилия?»
«Подполковник Ветров.»
«Хорошо, разберёмся…»
Я отпускаю трубку на рычаг и несколько секунд тупо смотрю прямо перед собой. Это же не Витя, а какой-то вселенский паук просто!..
А Витя опять орёт из комнаты:
«Ну что, не убедил? Может, кто-нибудь покруче нужен? Подполковник Пустовалов, например?»
А подполковник Пустовалов, между прочим, не кто-нибудь, а начальник отдела кадров моего училища. Фигура серьёзная и с большими возможностями.
Но когда они с Витей начинают разговаривать по телефону, голос у него становится точно таким же угодливым, как и у двух предыдущих офицеров. И мне начинает казаться, что позвони Витя в Москву, самому Министру Обороны, и тот совершенно так же униженно залопочет в трубку, выпрашивая у Вити какое-нибудь одолжение.
Когда разговор с Пустоваловым заканчивается, опускаю трубку на рычаг, возвращаюсь в комнату, падаю в кресло. И просто не знаю, что и сказать, что и подумать.
«Ну как, - улыбается Витя, - убедил я тебя? Впечатляет?»
«Впечатляет. Только вам-то это всё зачем? Репертуар и всё такое?» - бормочу.
«Не твоё дело, Кондырев, не твоё дело. Придёт время, узнаешь. Но не бойся, ничего невозможного я у тебя не попрошу…»
И опять меня по колену похлопывает. Ласково так. Я, естественно, ногу отдёргиваю, а он хмурится:
«Для тебя сейчас, главное, Кондырев, - не сделать ошибки. Был у меня до тебя гитарист, Малинин, знаешь такого? Так он сделал. И что теперь? Довыпендривался, доошибался, да и отчислили дурака к чертям собачьим. Ах, ну почему все ребята-гитаристы обычно

читати