Завантажити

X

Она встала ему навстречу, не скрывая своей радости увидать его. И в том спокойствии, с которым она протянула ему маленькую и энергическую руку и познакомила его с Воркуевым и указала на рыжеватую хорошенькую девочку, которая тут же сидела за работой, назвав ее своею воспитанницей, были знакомые и приятные Левину приемы женщины большого света, всегда спокойной и естественной.
- Очень, очень рада, - повторила она, и в устах ее для Левина эти простые слова почему-то получили особенное значение. - Я вас давно знаю и люблю, и по дружбе со Стивой и за вашу жену... я знала ее очень мало времени, но она оставила во мне впечатление прелестного цветка, именно цветка. И она уж скоро будет матерью!
Она говорила свободно и неторопливо, изредка переводя свой взгляд с Левина на брата, и Левин чувствовал, что впечатление, произведенное им, было хорошее, и ему с нею тотчас же стало легко, просто и приятно, как будто он с детства знал ее.
- Мы с Иваном Петровичем поместились в кабинете Алексея, - сказала она, отвечая Степану Аркадьичу на его вопрос, можно ли курить, - именно затем, чтобы курить, - и, взглянув на Левина, вместо вопроса: курит ли он? подвинула к себе черепаховый портсигар и вынула пахитоску.
- Как твое здоровье нынче? - спросил ее брат.
- Ничего. Нервы, как всегда.
- Не правда ли, необыкновенно хорошо? - сказал Степан Аркадьич, заметив, что Левин взглядывал на портрет.
- Я не видал лучше портрета.
- И необыкновенно похоже, не правда ли? - сказал Воркуев.
Левин поглядел с портрета на оригинал. Особенный блеск осветил лицо Анны в то время, как она почувствовала на себе его взгляд. Левин покраснел и, чтобы скрыть свое смущение, хотел спросить, давно ли она видела Дарью Александровну; но в то же время Анна заговорила:
- Мы сейчас говорили с Иваном Петровичем о последних картинах Ващенкова. Вы видели их?
- Да, я видел, - отвечал Левин.
- Но виновата, я вас перебила, вы хотели сказать...
Левин спросил, давно ли она видела Долли.
- Вчера она была у меня, она очень рассержена за Гришу на гимназию. Латинский учитель, кажется, несправедлив был к нему.
- Да, я видел картины. Они мне не очень понравились, - вернулся Левин к начатому ею разговору.
Левин говорил теперь совсем уже не с тем ремесленным отношением к делу, с которым он разговаривал в это утро. Всякое слово в разговоре с нею получало особенное значение. И говорить с ней было приятно, еще приятнее было слушать ее.
Анна говорила не только естественно, умно, но умно и небрежно, не приписывая никакой цены своим мыслям, а придавая большую цену мыслям собеседника.
Разговор зашел о новом направлении искусства, о новой иллюстрации библии французским художником. Воркуев обвинял художника в реализме, доведенном до грубости. Левин сказал, что французы довели условность в искусстве как никто и что поэтому они особенную заслугу видят в возвращении к реализму. В том, что они уже не лгут, они видят поэзию.
Никогда еще ни одна умная вещь, сказанная Левиным, не доставляла ему такого удовольствия, как эта. Лицо Анны вдруг все просияло, когда она вдруг оценила эту мысль. Она засмеялась.
- Я смеюсь, - сказала она, - как смеешься, когда увидишь очень похожий портрет. То, что вы сказали, совершенно характеризует французское искусство теперь, и живопись, и даже литературу: Zola, Daudet. Но, может быть, это всегда так бывает, что строят свои conceptions из выдуманных, условных фигур, а потом - все combinaisons сделаны, выдуманные фигуры надоели, и начинают придумывать более натуральные, справедливые фигуры.
- Вот это совершенно верно! -сказал Воркуев.
- Так вы были в клубе? - обратилась она к брату.
"Да, да, вот женщина!" - думал Левин, забывшись и упорно глядя на ее красивое подвижное лицо, которое теперь вдруг совершенно переменилось. Левин не слыхал,о чем она говорила, перегнувшись к брату, но он был поражен переменой ее выражения. Прежде столь прекрасное в своем спокойствии, ее лицо вдруг выразило странное любопытство, гнев и гордость. Но это продолжалось только одну минуту. Она сощурилась, как бы вспоминая что-то.
- Ну, да, впрочем, это никому не интересно, - сказала она и обратилась к англичанке:
- Please order the tea in the drawing-room.
Девочка поднялась и вышла.
- Ну что же, она выдержала экзамен? - спросил Степан Аркадьич.
- Прекрасно. Очень способная девочка и милый характер.
- Кончится тем, что ты ее будешь любить больше своей.
- Вот мужчина говорит. В любви нет больше и меньше. Люблю дочь одною любовью, ее - другою.
- Я вот говорю Анне Аркадьевне, - сказал Воркуев, - что если б она положила хоть одну сотую той энергии на общее дело воспитания русских детей, которую она кладет на эту англичанку, Анна Аркадьевна сделала бы большое, полезное дело.
- Да вот что хотите, я не могла. Граф Алексей Кириллыч очень поощрял меня (произнося слова граф Алексей Кириллыч, она просительно-робко взглянула на Левина, и он невольно отвечал ей почтительным

читати