Завантажити

хочет успокоиться и наедине помолиться богу о грехах. Выйдем, паны.
- Какие у него грехи? Чистая душа! Добрая душа! - говорили старшины, выходя из комнаты; впереди шел, важно неся запечатанный пакет, пирятинский сотник, гордясь доверенностью полковника.
Через четверть часа явился священник, вошел в опочивальню и опять возвратился, говоря:
- Молитесь, братья! Он умер!
- Умер?! - вскричали старшины.
- Умер! - сказал священник. - Умер нераскаянный! В грехах умер человек! Молитесь...
- Царство ему небесное! - крестясь, печально говорили все присутствовавшие. Но, бог знает, почему, присмотрясь хорошенько, можно было заметить, что на всех печальных лицах, не исключая даже Герцика, мелькала какая-то скрытая радость.
- Добрый был пан! - сказал Герцик.
- Добрый был начальник, - прибавил сотник.
- Правда, правда, - почти радостно подтвердили все.
- А какой-то будет новый?.. - заметил один есаул.
- Бог знает; что бог даст, то и будет, - говорили старшины. И на этот раз их лица действительно омрачило горькое раздумье.
Чудна игра физиономии человека, невольно подумаешь иногда. Душа - словно вода: никогда не бывает спокойна - вечно меняется ..

VI

Прийшов нi за чим, пiшов нi з чим,
Шкода й питать, тiльки ноги болять.
Малор. народная_ поговорка_

В полночь протяжный звон соборного колокола известил лубенцев о смерти их полковника; другие колокольни отвечали этому звону, и скоро весь город загремел колоколами; народ проснулся и толпами всю ночь до самого света приходил смотреть на усопшего полковника, который лежал среди комнаты на длинном дубовом столе, одетый в богатую парчевую одежду; кругом стола в тяжелых подсвечниках горели свечи; в головах икона и над нею сложенные крестообразно пернач и булава. Входя в комнату, казаки крестились, молясь о душе усопшего, а выходя на двор, громко проклинали крымцев, собирая охотников сделать вылазку на рассвете и дорого отплатить неверным за своего полковника; но вылазка не состоялась, к великой печали охотников.
Крымцы знали через своих лазутчиков, что в миргородский полк посланы гонцы за помощью, и, услыша в городе колокольный звон и тревогу, вообразили, что идет отдаленная помощь, и, вообще любя более нечаянные набеги и разбой, нежели правильную войну и сражение, ночью убрались потихоньку, оставя зажженные сторожевые огни: так все думали в Лубнах - а может быть, были и другие причины. На рассвете казаки с валу не заметили крымцев, послали разъезды - разъезды никого не нашли, будто неверные провалились сквозь землю, будто их свеяло, унесло ветром.
Целую ночь не спал Касьян, думая о причине необыкновенного звона, и расспрашивал часового и соблазнял его пением; часовой, к великой досаде Касьяна, упорно молчал. Утром загремели замки, завизжали на ржавых петлях двери, и в тюрьму вошел Герцик.
- Поздравляю тебя, друг мой Касьян, поздравляю! - весело говорил Герцик, обнимая Касьяна.
- С чем? Не собрались ли повесить меня?.. - угрюмо спросил Касьян, отталкивая Герцика.
- Боже мой! Что за человек! Настоящий воин, настоящий запорожец! Характерный человек! Крымцы ушли; теперь ты свободен.
- Молодцы! Ай да гетманцы! Вы их прогнали?
- Да, мы их порядочно поколотили вчера, а они ночью и ушли; верно, испугались колоколов: думали, мы что недоброе против их замышляем.
- Вот оно что! Есть чем хвастать. Так вы звоном прогоняли татар, словно налетную саранчу? Бабы!
- Нет, Касьян, мы звонили по другой причине; разве ты не знаешь нашей печали?
- Откуда бы я знал?
- Ты не знаешь! О боже мой! Плачь, Касьян! Полковник умер! Крымцы его убили...
- Вот оно что?.. Царство ему небесное, а плакать мне не о чем.
- Как хочешь, Касьян; это твое дело; ты умный человек. Пойдем же на раду; вот твое оружие: я приберег его из любви к тебе; пойдем на раду, уже собралась она. Один бог знает, я так полюбил тебя, Касьян!
- Что мне делать на вашей раде?
- Там все старшины, да запорожец сам не простой человек: и между старшинами тебе дадут почет; там будут читать последнюю волю полковника: может, он что такое и о дочке написал, и о моем приятеле Алексее. Пойдем; тебе не худо знать: поедешь, им передашь радость.
- Это дело; пожалуй, пойдем.
Собралась рада. Сотник и старшины присягнули, что перед смертью полковник вручил им это самое завещание и просил исполнить последнюю свою волю; после этого священник распечатал и громко прочел завещание:
"Во имя отца и сына и святого духа, аминь. Я, не имея родных, в случае моей смерти, завещаю в лубенскую соборную церковь сто червонных, да в пирятинскую замковскую пятьдесят, а остальное все мое имение движимое и недвижимое отдаю в вечность и бесповоротность приемышу моему Герцику за его полезные моей особе службы, с тем чтобы он кормил до смерти Гадюку и наливал для него ежегодно бочку наливки из слив, купленных по вольным ценам в местечке Чернухах.
Року NN
Славного войска Запорожского полка лубенского полковник месяца и числа NN Иван_ NN..."_
Священник сложил бумагу и

читати