Завантажити

расплодилось, видишь ли, много "скаженых" собак!
— Посбыться б их?
— Конечно! За убитого бешеного пса еще и награду дают.
Разговор перешел на покупки.
Хитрый и льстивый Горголя, пересыпая свои слова разными приятными сообщениями, доложил гетману, что прослышавши отовсюду о том, что гетман соединит под своей булавой обе Украины, а потом станет и королем Украины, он достал в венецейской земле для гетманши самый лучший убор и она вот теперь не хочет брать его. Пустое перловое ожерелье, а ясновельможная гетманша не хочет взять его, чтобы щегольнуть перед послами иноземных дворов.
Но лицо ясновельможной гетманши вовсе не выражало' такого сурового отказа, какой приписывал ей Горголя, наоборот, — глаза ее так и не отрывались от жемчужных нитей, повисших на руке Горголи.

XVII
— Покажи ожерелье! — сказал гетман, перебивая речь торговца.
— Вот оно, ясновельможный пане! — поднял поспешно руку последний и заговорил быстро, поворачивая ожерелье перед гетманом со всех сторон. — Перлы урианские, лучших нет ни у кого! А рубины, пусть его ясная мосць посмотрит, сверкают, ей Богу, как капли крови. Ян Казимир хотел откупить его у меня; но я привез для своей королевы, пускай оно никому не достанется, кроме нее.
— Надень намысто, Фрося! — приказал гетман.
Горголя поспешно застегнул фермуар на шее гетманши, и она повернулась к гетману с сияющим лицом.
Она была действительно прелестна в этом ожерелье: глаза ее искрились радостью и надеждой, пухлые губки были полуоткрыты; рубиновый аграф вздрагивал на обольстительной ямочке ее белоснежной шейки.
Какой-то подавленный вздох всколыхнул грудь гетмана.
— Ты хочешь иметь его? — произнес он.
— Н-нет, — ответила гетманша, опуская глаза, — как хочет твоя милость, но на случай прибытия польских послов оно, конечно б, пригодилось... Гетман улыбнулся.
— Во сколько ты ценишь его? — обратился он к Горголе.
— Ян Казимир давал мне за него пятьсот червонцев; но для ясновельможного гетмана я готов отдать его за четыреста пятьдесят! Пусть меня Господь отдаст в лапы к Бруховецкому, если я не заплатил за него четыреста двадцать пять! Двадцать пять червонцев заработку! Какой это заработок для бедного крамаря?
Гетманша молчала, только взгляд ее следил за ожерельем, которое Горголя уже укладывал в перламутровый ящик.
Этот взгляд поймал гетман; с минуту он, казалось, раздумывал, а затем произнес, обращаясь к купцу:
— Дорого, но оставь его. Пусть же оно и взаправду пригодится тебе, Фрося, для приема иноземных послов, — передал он жене дорогой ящичек.
Гетманша вся вспыхнула от восторга; она хотела что-то сказать, но от радости ей словно захватило дыхание, какой-то неопределенный возглас вырвался у нее из груди, она рванулась было к гетману, но присутствие посторонних лиц удержало ее от того, чтобы броситься ему на шею.
В это время в комнату вошел молодой "джура" и объявил, что какой-то гонец прискакал во дворец от польского короля из Варшавы и хочет увидеть сейчас гетмана.
При первых словах казака Дорошенко весь изменился в лице.
Тревога, нетерпенье, страстная жажда доведаться истины отразились на нем.
"Гонец от польского короля!" Этого гонца он поджидал с часу на час, с минуты на минуту. В нем все — или надежда, или смерть!
С трудом сдерживая охватившую его сердце бурю, гетман направился поспешными шагами в приемный покой.
Там уже ждал его гонец. Пыль и грязь покрывали все его платье, — видно было, что он не терял времени на отдых. Какое-то недоброе предчувствие шевельнулось в душе Дорошенко.
— Прости, ясновельможный гетмане, — произнес гонец, отвешивая изящный поклон, — что я предстал пред тобою в подобном виде, но спешность гнала моего коня. Наияснейший круль Ян Казимир шлет тебе свой привет и это письмо.
Не отвечая ни слова, гетман поспешно взял бумагу, приложился губами к печати, сорвал пакет и развернул письмо.
Все буквы запрыгали у него перед глазами.
В письме король сообщил гетману, что Андрусовский договор уже заключен, и по этому договору Левобережная Украина осталась под властью царя московского, а потому король? приказывает ему, гетману Дорошенку, как своему союзнику, отозвать все свои войска с Московской границы и прекратить всякие попытки к военным действиям под страхом гнева обоих государей.
Известие о заключении Андрусовского мира поразило как; громом и Дорошенко, и всех казаков.
Вскоре в Чигирин пришли и достоверные сведения о всех пунктах, на которых состоялся договор. Это превзошло все ожидания казачества: договор решительно клонился к тому, чтобы уничтожить всякую самостоятельность Украины.
Вся правая сторона оставалась во власти польского короля. Запорожье подчинялось польской и московской власти, но главное Киев — святой Киев, за который так стояли всегда казаки, о котором говорили: "куда Киев — туда и все наши головы", —

читати