Завантажити

досадой обратилась она к Вареньке, не так завертывавшей ей пледом ноги.
- Чтобы делать добро, вероятно, - сказал князь, смеясь глазами.
- Это не нам судить, - сказала госпожа Шталь, заметив оттенок выражения на лице князя. - Так вы пришлете мне эту книгу, любезный граф? Очень благодарю вас, - обратилась она к молодому шведу.
- А! - вскрикнул князь, увидав московского полковника, стоявшего около, и, поклонившись госпоже Шталь, отошел с дочерью и с присоединившимся к ним московским полковником.
- Это наша аристократия, князь! - с желанием быть насмешливым сказал московский полковник, который был в претензии на госпожу Шталь за то, что она не была с ним знакома.
- Все такая же, - отвечал князь.
- А вы еще до болезни знали ее, князь, то есть прежде, чем она слегла?
- Да. Она при мне слегла, - сказал князь.
- Говорят, она десять лет не встает.
- Не встает, потому что коротконожка. Она очень дурно сложена.
- Папа, не может быть! - горячо возразила Кити. - Варенька обожает ее. И потом она делает столько добра! У кого хочешь спроси! Ее и Aline Шталь все знают.
- Может быть, - сказал он, пожимая локтем ее руку. - Но лучше, когда делают так, что у кого ни спроси, никто не знает.
Кити замолчала не потому, чо ей нечего было говорить; но они и отцу не хотела открыть свои тайные мысли. Однако, странное дело, несмотря на то, что она так готовилась не подчиниться взгляду отца, не дать ему доступа в свою святыню, она почувствовала, что тот божественный образ госпожи Шталь, который она месяц целый носила в душе, безвозвратно исчез, как фигура, составившаяся из брошенного платья, исчезает, когда поймешь, как лежит это платье. Осталась одна коротконогая женщина, которая лежит потому, что дурно сложена, и мучает безответную Вареньку за то, что та не так подвертывает ей плед. И никакими усилиями воображения нельзя уже было возвратить прежнюю мадам Шталь.

XXXV

Князь передал свое веселое расположение духа и домашним своим, и знакомым, и даже немцу-хозяину, у которого стояли Щербицкие.
Вернувшись с Кити с вод и пригласив к себе к кофе и полковника, и Марью Евгеньевну, и Вареньку, князь велел вынести стол и кресла в садик, под каштан, и там накрыть завтрак. И хозяин и прислуга оживились под влиянием его веселости. Они знали его щедрость, и чрез полчаса больной гамбургский доктор, живший наверху, с завистью смотрел в окно на эту веселую русскую компанию здоровых людей, собравшуюся под каштаном. Под дрожащею кругами тенью листьев, у покрытого белою скатертью и уставленного кофейниками, хлебом, маслом, сыром, холодною дичью стола, сидела княгиня в наколке с лиловыми лентами, раздавая чашки и тартинки. На другом конце сидел князь, плотно кушая и громко и весело разговаривая. Князь разложил подле себя свои покупки, резные сундучки, бирюльки, разрезные ножики всех сортов, которых он накупил кучу на всех водах, и раздаривал их всем, в том числе Лисхен, служанке, и хозяину, с которым он шутил на своем комическом дурном немецком языке, уверяя его, что не воды вылечили Кити, но его отличные кушанья, в особенности суп с черносливом. Княгиня подсмеивалась над мужем за его русские привычки, но была так оживлена и весела, как не была во все время жизни на водах. Полковник, как всегда, улыбался шуткам князя; но насчет Европы, которую он внимательно изучал, как он думал, он держал сторону княгини. Добродушная Марья Евгеньевна покатывалась со смеху от всего, что говорил смешного князь, и Варенька, чего еще Кити никогда не видала, раскисала от слабого, но сообщающегося смеха, который возбуждали в ней шутки князя.
Все это веселило Кити, но она не могла не быть озабоченною. Она не могла разрешить задачи, которую ей невольно задал отец своим веселым взглядом на ее друзей и на ту жизнь, которую она так полюбила. К задаче этой присоединилась еще перемена ее отношений к Петровым, которая нынче так очевидно и неприятно высказалась. Всем было весело, но Кити не могла быть веселою, и это еще более мучало ее. Она испытывала чувство вроде того, какое испытывала в детстве, когда под наказанием была заперта в своей комнате и слушала веселый смех сестер.
- Ну, на что ты накупил эту бездну? - говорила княгиня, улыбаясь и подавая мужу чашку с кофеем.
- Пойдешь ходить, ну, подойдешь к лавочке, просят купить: "Эрлаухт, эксцеленц, дурхлаухт". Ну, уж как скажут; "Дурхлаухт", уж я и не могу: десяти талеров и нет.
- Это только от скуки, - сказала княгиня.
- Разумеется, от скуки. Такая скука, матушка, что не знаешь, куда деться.
- Как можно скучать, князь? Так много интересного теперь в Германии, - сказала Марья Евгеньевна.
- Да я все интересное знаю: суп с черносливом знаю, гороховую колбасу знаю. Все знаю.
- Нет, но как хотите, князь, интересны их учреждения, - сказал полковник.
- Да что же интересного? Все они довольны, как медные гроши: всех победили. Ну, а мне-то чем же довольным быть? Я никого не победил, а только сапоги снимай сам, да еще за дверь их сам выставляй.

читати