Завантажити

видели, а нам тем более не увидеть. Третий день уже пировали у пирятинского сотника Чайковского неслыханные гости запорожцы с своим кошевым Зборовским. Шуму, крику, потехам конца не было То на раскрашенных лошадях ездили по городу разные машкары (маски), кто жидом, кто цыганом, кто немцем; некоторые, даже не боясь греха, наряжались чертам, совершенным чертом, настоящим чертом, и с хвостом, и с рогами; то, выходя на базар, запорожцы садились в чаны с дегтем (смолою) и представляли, как души грешников кипят в аду, а после, выскочив все мокрые, бросались в пыль, в песок и валялись по земле, потешая народ.
- Да откуда набралось у вас этого народа? - спрашивал захожий прилучанин своего приятеля-пирятинца.
- Разве ты не знаешь, что сын нашего покойного протопопа жил на Сечи, женился на дочери лубенского полковника и стал богат? Тут целая история. На той неделе казнили жида Гершка: он им много делал зла, я расскажу тебе после. А как нашего сотника выбрали в Лубны полковником на место покойного Ивана, вот мы и сделали Чайковского своим сотником А тут подъехали гости, старые приятели Чайковского из Сечи, и заварили кашу. Веришь, братку, третий день жонки обедать не варят: все смотрят на чудеса; хорошо, что хоть у сотника на дворе всего вдоволь, ешь, пей и танцуй, коли вздумаешь Не хочешь ли перекусить? Пойдем.
- Кто отказывается от хлеба-соли.
- Славный завтрак! - говорил прилучанин своему приятелю, убирая за обе щеки жареную баранину.
- Наш сотник богат, и еще недавно купил себе землю в Домантове над Днепром, знаешь - то самое место, где он пристал к запорожцам
- Купил?
- Купил. Эх, жаль, что теперь не лето! Оно хоть и не холодно, вторые Параски (14 октября), да все уже осень; паны сидят в комнатах: знаешь, нежные - а то бы ты увидел столько панства, что если б каждый снился в ночь по разу, то руки устали бы от крестов.. Здесь и лубенский полковник, и сотники, и есаулы, и хорунжие, и всякое панство..
Тут распахнулись двери из панского дома; выскочил Никита, а за ним толпа запорожцев и музыкантов, и все с пеньем, с пляскою пустились к погребу Чайковского. В минуту были выкочены несколько десятков бочек и бочонков с наливками и медами и внесены в дом.

- Комедию замышляют запорожцы, - говорили одни.
- Посмотрим, что из этого выйдет, - говорили другие между народом, стоявшим толпою на широком дворе.
Запорожцы внесли бочки в комнаты, затворили двери; немного погодя послышался стук молотков, потом со звоном вылетели окна и вслед за ними посыпались в народ обручи, донники и клепки разбитых бочек, а вслед за клепками явилось в окне лицо Никиты и громко сказало народу:
- Люди добрые, хотите знать, от чего говорится "Пьяному море по колено"?
- Хотим! - отвечал народ. - Как не хотеть!
- Так посмотрите сюда, в окно.
Кто не глянет в окно - только всплеснет руками Запорожцы заколотили двери в светлице, выпустили из бочек настойку и ходят по колени в дорогих напитках и, наклонясь, пьют их, как лошади воду.
"Но всякому веселью бывает конец", - сказал, должно полагать, какой-нибудь большой философ: так и пирам Чайковского пришел конец. Поживя неделю, кошевой собрался ехать.
Было чистое, свежее осеннее утро, когда запорожцы, выпив по чарке на дорогу и по другой на конях, выехали за город. Алексей с женою и старшинами провожал их.
С полверсты от города, в степи, стоял курган; на кургане горел большой огонь и толпились люди.
- Кошевой батьку! - сказал Чайковский с комическою важностию, подъезжая к Зборовскому. - На кургане видны люди, кучею стоят, должно быть, татары или турки; позволь языка достать.
- С богом, братику! - отвечал кошевой
- Зимовник, батьку, - отвечал Чайковский, возвращаясь от кургана, - зимовник старого Касьяна, должно быть, тут и Сечь недалеко. Просит хозяин до хаты.
- Добре, ваши головы, - кричал кошевой, подъезжая к кургану.
- Ваши головы, ваши головы! - отвечал Касьян и казаки, принимая гостей.
Здесь устроена была на скорую руку походная кухня. Сели завтракать, начали пить здоровье и кошевого, и Чайковского, и старшин, и даже всех казаков поочередно; опять явилась музыка, пошли танцы - только перед вечером выехали в поход запорожцы. Ярко горели их шитые красные жупаны, сливаясь с горизонтом в лучах заходящего солнца Чайковский с женою грустно следил за ними... И вот уже красною полоскою мелькали они на далекой степи; вдруг что-то отделилось от них, росло, росло, близилось - и у кургана явился Никита.
- Что тебе надо, Никита? Здравствуй, Никита! - сказал Чайковский.
- Я думала, что и до смерти не увижу тебя, Никита! - радостно закричала жена Чайковского.
- Дело есть.
- Какое дело?
- Пойдите сюда, важное дело, тайное дело. Кроме вас, никому сказать нельзя.
- Ну, что? - спросил Чайковский, отойдя с женою в сторону от кургана шагов на сто.
- Ничего Я обманул кошевого, сказал, что забыл тут свою люльку (трубку), да и вернулся.
- Зачем?
- Вот видите.. Хорошо, что вы отошли от кургана, нас никто не услышит - там

читати