Завантажити

Больше есть.
- Я не спрашиваю больше; а есть ли копейка?
- Найдется.
- Ну, так войдем в курень; скоро станут вечерять.
Курень была одна огромная комната вроде большого рубленного сарая, без перегородок, без отделений, могущая вместить в себе более пяти- или шестисот человек; кругом под стенами куреня до самых дверей были поставлены чистые деревянные столы, вокруг их - скамьи; передний угол был уставлен иконами в богатых золотых и серебряных окладах, украшенных дорогими каменьями; перед иконами теплились лампады и висело большое серебряное церковное паникадило; несколько десятков восковых свеч ярко горели в нем и, отражаясь на блестящих окладах образов, освещали весь курень. Под образами, за столом, на первом месте сидел куренной атаман.
Когда Никита с Алексеем вошли в курень, казаки уже собрались к ужину и толпою стояли среди комнаты, громко разговаривая кто о чем попало. Всилу протолкались они к атаману между казаками, которые, неохотно подаваясь в стороны от щедрых толчков Никиты, продолжали разговаривать, даже не обращая внимания на то, кто их толкает.
- Здорово, батьку! - сказал Никита, кланяясь в пояс атаману; Алексей сделал то же.
- Здоровы, паны-молодцы. Чем бог обрадовал?
- Вот кошевой прислал в твой курень нового казака.
- Рад... Ты, братику, веруешь во Христа?
- Верую.
- А что тебе говорил кошевой?
- Поважать старших, бить католиков и бусурманов.
- Добре!
- Говорил стоять до смерти за общину и святую веру, ничего не иметь своего, кроме оружия; не жениться.
- Добре, добре! И ты согласен?
- Согласен, батьку.
- А еще что?
- А после сказали: ты еси попович, так и ступай в Поповичевский курень; там же и казаков теперь недостает.
- Правда, пет у меня теперь и четырех сотен полных: много осталось в Крыму, царство им небесное!.. А что был за курень с месяц назад, словно улей!.. Ну, перекрестись же перед образами и оставайся в нашем товаристве.
Между тем куренные кухари (повара) уставили столы деревянными корытами с горячею кашей и такими же чанами с вином и медом, на которых висели деревянные ковши с крючкообразными ручками - эти ковши назывались в Сечи "михайликами", - разносили хлеб и рыбу, норовя, чтоб она была обращена головою к атаману; принесли на чистой, длинной доске исполинского осетра, поставили его на стябло (возвышение) перед атаманом и, сложив на груди руки, низко поклонились, говоря: "Батьку, вечеря на столе!"
- Спасибо, молодцы, - сказал атаман, встал, расправил седые усы, выпрямился, вырос и громко начал: "Во имя отца и сына и святого духа".
- Аминь! - отгрянуло в курене, и все благоговейно замолкло.
Куренной внятно прочел короткую молитву, перекрестился и сел за стол. Это было знаком к ужину: в минуту казаки уселись за столы, где кто попал; пошли по рукам михайлики, поднялись речи, шум, смех.
- Да у вас на Сечи едят чисто, опрятно, а как вкусно, Хоть бы гетману! - говорил Алексей своему товарищу Никите. - Одно только чудо...
- Знаю, - отвечал Никита, - что мы едим из корыт? Правда?
- Правда.
- Слушаи-ка нашу поговорку: вы едите с блюда, да худо, а мы из корыта досыта...
- Дурни ж наши гетманцы: они перенимают у Запорожья только дурное, а на хорошее не смотрят.
- Люблю за правду; видно, что будет казак. Выпьем еще по михаилику.
К концу ужина кухари собрались в кучку среди куреня, атаман встал, за ним все казаки, прочитал молитву, поклонился образам, и все казаки тоже; потом казаки поклонились атаману, раскланялись между собою и отвесили по поклону кухарям, говоря: "Спасибо, братики, что накормили".
- Это для чего? - спросил Алексей Никиту.
- Такая поведенция, из политики. Они такие же казаки, лыцари, как и прочие: за что ж они нам служили? Вот мы их и поважаем
После ужина куренной подошел к деревянному ящику, стоявшему на особом столе, бросил в него копейку и вышел из куреня; казаки делали то же.
- Бросай свою копейку, - сказал Никита Алексею, - завтра на эти деньги кухари купят припасов и изготовят нам обед и ужин.
"Чудные обычаи!" - думал Алексей, выходя из куреня. А вокруг куреня уже гремели песни, звенели бандуры; кто рассказывал страшную легенду, кто про удалой набег, кто отхватывал трепака... И молодая луна, серебряным серпом выходя из-за высокой колокольни, наводила нежный, дрожащий свет на эти разнообразные группы.

VIII

Проснувшись рано утром, Алексей-попович заметил в курене необыкновенное движение - казаки наскоро одевались, брали оружие и торопливо выходили. Возле церкви был слышен глухой гром.
- Зовут на раду, - сказал Никита, - пойдем!
- Пойдем, - отвечал Алексей. - Зачем же нас зовут?
- Придем, так услышим. Может, поход куда или что другое, бог его знает!
Площадь перед церковью Покрова кипела народом; у столба, среди площади, стоял доубищ (литаврщик) и бил в литавры. В растворенных церковных дверях виднелись священники и диаконы в полном облачении. Но вот зазвонили колокола, засверкали перначи, бунчуки, зашумели войсковые знамена; преклоняясь до

читати