Завантажити

Умерли? — спросила дрогнувшим голосом Марианна.
— Не знаю, панку, не знаю... либо убиты, либо завезены.
— Да кто же? Когда? Какая сталась "прыгода"? — обратился и Андрей к деду.
— А вот, ясный лыцарю, — с остановками и передышками начал дед, — жили мы тут тихо, спокойно и лихого человека не видали... как вдруг это в первый раз... недели две, три тому назад.
— Недели три, говорите? — вспыхнула Марианна и превратилась вся в слух.
— Так, так будет... коли горе мне памяти не отбило, — продолжал старик. — Слышим мы ночью "гвалт" и стук, и конский топот... "перелякалысь"... мои меня не пускают к воротам... там грозят, слышу, разгромить все... Прислушиваюсь — не наша "мова", другая, не понимаю... "отворяй! — кричат, — олух!" А я не разумею... Так кто-то и по-нашему гаркнул: "одчыняй ворота"! Ну, как же его христианского слова не послухаться — я и "одчыныв".
— Боже мой, сердце у меня замирает — проговорила от волнения Марианна, — все это похоже... московское войско и один наш — это, конечно, предатель Тамара... Диду, — обратилась она к старику, подавая ему фляжку со старым венгерским, которую она с собой постоянно брала в дорогу, — выпейте хоть несколько глотков, в вас силы прибавится, а потом и съедите чего-нибудь... Ну, а когда это войско ввалилось, не слыхали ли вы из их разговоров про какую-либо сечу?
— "Гомонилы" они дуже и лаялись, и перевязывали раны, да я ихней-то "мовы" добре не знаю, понять не мог, а вот молодой и пышный шляхтич, дак тот по-нашему лихословил все одному связанному пану.
— А был ли связан еще молодой шляхтич? — перебила деда возбужденная донельзя Марианна.
— Было связанных два — один молодой, пышный, а другой старик, слуга видно...
— Они, они! Слышишь, Андрей, Господь опять нас привел на путь... а я еще роптала, а Господь "обачнише" нас, слепых, — повторяла, обращаясь ни к кому, вне себя от радости Марианна. — Да, да, диду, это они лаялись, разбойники, что досталось и им добре... Это они вырезали отряд казаков... Но куда же они дели связанного шляхтича?
— Повезли куда-то... подночевали и до света повезли... а молодой атаман так все грозил связанному, что теперь-то он поквитует за все старое, — и сам натешится над ним, и пошлет еще на расправу в Москву...
— Верно, верно, диду, как с книги читаешь, — и тогда-то исчезла вместе с этими "розбышакамы" и ваша дочка, и внучка?
— Нет, ох, нет, мой юначе, — покачал тоскливо головой дед, — тогда-то мои родненькие перележали в "льоху" и их никто не тронул, но дней пять тому назад опять в глухую полночь стала ломиться эта ватага... видимо везли назад пленных казаков... я был хвор и лежал тут, а дочка и внучка выскочили на "гвалт", ну, они сразу выломили ворота и ворвались с руганью, с прокленами... хотели все "спалыть"... да не знаю, отчего не подпалили и меня бы успокоили... Вот только все пограбили, даже с хат все вытаскали, меня только почему-то не нашли, а с той поры ни дочки, ни внучки не вижу... Убили, верно, либо на муку взяли... Уж, коли бы живы были, давно бы навестили дида...
— Господь, может, их, сирот, помилует, — вставил тронутый дедовым горем Андрей. — Трупов-то ни на дороге, ни кругом нет... у них, наверно...
Дед печально кивал головой и прикладывал высохшие до костей руки к запавшей груди.
— Диду, — спросила тревожно Марианна, — а не проронили ль они слова, куда "намирялысь" ехать? Мы бы проследили, да может быть и вашу дочку с внучкой, нашли.
— Ох, не дождать мне того счастья, — встрепенулся конвульсивно старик, — а говорили, как же, говорили свободно и два каких-то пана по-нашему... Что им нужно этих послов Дорошенковых припрятать горазд... да в Москву... а теперь пока засадить их в "льохы" Рашковские: и льохы, мол, надежные, и "окопыще" кругом доброе: не выскочат и не перелезут.
— А где же это, где? Можете ли указать нам путь, дорогой диду?
— Да как же не могу, могу. Местечко Коломах всем известно, а то с милю за ним, на горке.
— Так вы, диду, может, с нами поедете?
— Куды мне, "хырному"? Я вам расскажу "доладно" дорогу: от моего хутора поедете балкою, что на заход солнца, до самой дубровы, она на всем степу одна... "маячыть" — не ошибешься... а за дубровою по той стороне тянется "шляшок" на Рашковку... Вот вы и поедете этим "шляшком" в "ливоруч" до корчмы, а там снова влево рукою подать Рашковское городище... Корчмарь, коли что, тоже покажет, а то и на око видны "окопыща"...
— Спасибо, спасибо, диду, — волновалась Марианна, — не знаю, чем и "дякувать" вас... Мы здесь всяких припасов и воды оставим... а из Рашкова "зараз же" пришлю вам гонца и про ваших известие: коли поправитесь, то к нам перевезут вас, диду.
— Спасенная душа у тебя, пышный юначе, пошли тебе Господь... — захлебнулся даже от подступивших слез старик и, откашлявшись, продолжал: — Только ночью не советую выезжать, а то заплутаетесь: подождите света, отдохните...
Как ни жгло

читати