Завантажити

злой, истинный и лживый... По этим двум источникам суди всякое дело. Если семя и корень благие, тогда и ветви и плоды. Ныне, сын мой, будь судья и суди поступок тетерева. Если право осудишь, тогда по сему образу первый судья будешь всему миру. Суди же так. Напал тетерев на снедь. Видишь ли это? Как не видеть? Это и свинья видит. Но это есть одна только тень, пята и хвост. Тень себя не оправдывает, не осуждает. Она зависит от своей главы и сути. Гляди на источник ее - на сердце, источившее и родившее ее. От избытка сердца, то есть от бездны его, говорят уста, ходят ноги, смотрят глаза, творят руки. Гляди! Если сердце тетерева благое, откуда родилось это его дело, тогда и дело благое и благословенное. Но не видишь ли, что змеиная голова есть у сего дела? Это дело родилось от сердца неблагодарного, своей долей недовольного, алчущего и похищающего чужое.,. Это то есть Авраамово богословие - узреть во всяком деле гнездящегося духа: благ ли он или зол? Не судить по лицу, как лицемеры. Часто под злобным лицом и под худой маской Божественное сияние и блаженное таится сердце, в лице же светлом, ангельском - сатана. Сего ради, видя неволю и плен тетерева, жертвующего собой в чужую пользу, не ленись работать для собственной твоей пользы и промышлять нужное, да будешь свободен. Если же будешь для себя самого рабом, принужден будешь работать для других и, избегая легких трудов, попадешь в тяжкие и умноженные в сто раз. Видишь ли чью-нибудь сияющую одежду, или славный чин, или красный дом, но внутри исполненный неусыпаемого червя, вспомни сам себе слова Христовы: "Горе вам, лицемеры! Горе вам, смеющимся ныне", понимай: снаружи. Видишь ли нищего, престарелого или больного, но Божественной надежды полного, воспой себе песенку сию Соломонову: "Благая ярость лучше смеха, ибо в злобном лице ублажается сердце". Видишь ли расслабленного параличом? Избегай печального, ревностного и яростного сердца. Убежишь, если не будешь завистлив. Снесешь голову завистливому змею, если будешь за малое благодарен и уповать на живого Бога. Видишь ли не дорогую; не сластную, но здоровую пищу, воспой: "Благая ярость лучше смеха". Слышишь совет, словесным медом умащенный, но с утаенным внутри ядом: "благая ярость лучше смеха. Елей грешного да не помажет головы моей". Видишь ли убогий домик, но невинный и спокойный, и беспечный, воспой: "Благая ярость лучше смеха,.." Таким образом читай, сын мой, мирскую книгу и иметь будешь вместе утешение и спасение. Блажен разумеющий причину всякого дела! Сердце человеческое изменяет лицо его на доброе или на злое. О, милые мои гости! Наскучил я вам моим многоречием. Простите меня! Стол уже готов, прошу садиться безразборно. Прошу опять простить меня, что и трапеза моя нищая и созвал вас на убогий пир мой в день непраздничный. Гости все спели притчу оную, что "у друга вода слаще вражеского меду". - Как же в день непраздничный? - сказал Алаудин братАдоний
- Ах, доброму человеку всякий день - праздник, беззаконнику же - не Пасха... Если всему миру славой и источником есть сердце, не корень ли и празднику? Празднику мать есть не время, но чистое сердце. Оно господин и есть суббота, О чистое сердце, ты воистину не боишься ни грома, ни молнии. Ты есть Божье, а Бог есть тебе твой. Ты ему, а он тебе друг есть. Оно тебе, Боже мой, жертвой, а ты ему. Вы двое есть и есть одно. О чистое сердце! Ты новый век, вечная весна, благовидное небо, обетованная земля, рай умный, веселье, тишина, покой Божий, суббота и великий день Пасхи, Ты нас посетило с высоких обителей светлого востока, выйдя из солнца, как жених из дворца своего. Слава тебе, показавшему нам свет твой! Сей день господень: возрадуемся и возвеселимся, братья! - О возлюбленный брат мой! - воскликнул Алауда. - Медом каплют уста твои. Воистину ничто не благо, только чистое сердце, зерно, прорастившее небеса и землю, зеркало, вмещающее в себя и живописующее всю тварь вечными красками, твердь, утвердившая мудростыо своей чудные небеса, рука, держащая горстью круг земной и прах нашей плоти. Что есть дивней памяти, вечно весь мир образующей, семена всех тварей в недрах своих сохраняющей, вечно зрящей одним оком прошедшие и будущие дела, как настоящие? Скажите мне, гости мои, что есть память? Молчите? Я же вам скажу. Не я же, но благодать Божья во мне. Память есть недремлющее сердечное око, видящее всю тварь, незаходящее солнце, просвещающее вселенную. О память утренняя, как нетленные крылья! Тобой сердце взлетает в высоту, в глубину, в широту бесконечно, быстрей молнии в сто раз, "Возьму крылья мои рано с Давидом..." Что ли есть память? Есть беззабвение. Забвение эллинами называется лифа, беззабвение же - алифия; алифия же есть истина. Какая истина? Это истина господня: "Я путь, истина и жизнь". Христос Господь Бог наш, ему же слава вовеки, аминь! По сем Алауда благодарственной молитвой благословил трапезу и все воссели. При трапезе не было критика, осуждающего чужую жизнь и проницающего в тайные закоулки людских беззаконий. Беседа была о дружбе, о чистоте и

читати