Завантажити

Старший работник искоса приглядывался.
- Вам чего-с? - спросил он вдруг, обращаясь к нему.
Вместо ответа Раскольников встал, вышел в сени, взялся за колокольчик и дернул. Тот же колокольчик, тот же жестяной звук! Он дернул второй, третий раз; он вслушивался и припоминал. Прежнее, мучительно-страшное, безобразное ощущение начинало все ярче и живее припоминаться ему, он вздрагивал с каждым ударом, и ему все приятнее и приятнее становилось.
- Да что те надо? Кто таков? - крикнул работник, выходя к нему. Раскольников вошел опять в дверь.
- Квартиру хочу нанять, - сказал он, - осматриваю.
- Фатеру по ночам не нанимают; а к тому же вы должны с дворником прийти.
- Пол-то вымыли; красить будут? - продолжал Раскольников. - Крови-то нет?
- Какой крови?
- А старуху-то вот убили с сестрой. Тут целая лужа была.
- Да что ты за человек? - крикнул в беспокойстве работник.
- Я?
- Да.
- А тебе хочется знать?.. Пойдем в контору, там скажу.
Работники с недоумением посмотрели на него.
- Нам выходить пора-с, замешкали. Идем, Алешка. Запирать надо, - сказал старший работник.
- Ну, пойдем! - отвечал Раскольников равнодушно и вышел вперед, медленно спускаясь с лестницы. - Эй, дворник! - крикнул он, выходя под ворота.
Несколько людей стояло при самом входе в дом с улицы, глазея на прохожих: оба дворника, баба, мещанин в халате и еще кто-то. Раскольников пошел прямо к ним.
- Чего вам? - отозвался один из дворников.
- В контору ходил?
- Сейчас был. Вам чего?
- Там сидят?
- Сидят.
- И помощник там?
- Был время. Чего вам?
Раскольников не отвечал и стал с ним рядом, задумавшись.
- Фатеру смотреть приходил, - сказал, подходя, старший работник.
- Какую фатеру?
- А где работаем. "Зачем, дескать кровь отмыли? Тут, говорит, убивство случилось, а я пришел нанимать". И в колокольчик стал звонить, мало не оборвал. А пойдем, говорит в контору, там все докажу. Навязался.
Дворник с недоумением и нахмурясь разглядывал Раскольникова.
- Да вы кто таков? - крикнул он погрознее.
- Я Родион Романович Раскольников, бывший студент, а живу в доме Шиля, здесь в переулке, отсюда недалеко, в квартире нумер четырнадцать. У дворника спроси... меня знает. - Раскольников проговорил все это как-то лениво и задумчиво, не оборачиваясь и пристально смотря на потемневшую улицу.
- Да зачем в фатеру-то приходили?
- Смотреть.
- Чего там смотреть?
- А вот взять да свести в контору? - ввязался вдруг мещанин и замолчал.
Раскольников через плечо скосил на него глаза, посмотрел внимательно и сказал так же тихо и лениво:
- Пойдем!
- Да и свести! - подхватил ободрившийся мещанин. - Зачем он об том доходил, у него что на уме, а?
- Пьян, не пьян, а бог их знает, - пробормотал работник.
- Да вам чего? - крикнул опять дворник, начинавший серьезно сердиться, - ты чего пристал?
- Струсил в контору-то? - с насмешкой проговорил ему Раскольников.
- Чего струсил? Ты чего пристал?
- Выжига! - крикнула баба.
- Да чего с ним толковать, - крикнул другой дворник, огромный мужик, в армяке на распашку и с ключами за поясом. - Пшол!.. И впрямь выжига... Пшол!
И, схватив за плечо Раскольникова, он бросил его на улицу. Тот кувыркнулся было, но не упал, выправился, молча посмотрел на всех зрителей и пошел далее.
- Чуден человек, - проговорил работник.
- Чуден нынче стал народ, - сказала баба.
- А все бы свести в контору, - прибавил мещанин.
- Нечего связываться, - решил большой дворник. - Как есть выжига! Сам на то лезет, известно, а свяжись, не развяжешься... Знаем!
"Так идти, что ли, или нет", думал Раскольников, остановясь посреди мостовой на перекрестке и осматриваясь кругом, как будто ожидая от кого-то последнего слова. Но ничто не отозвалось ниоткуда; все было глухо и мертво, как камни, по которым он ступал, для него мертво, для него одного... Вдруг, далеко, шагов за двести от него, в конце улицы, в сгущавшейся темноте, различил он толпу, говор, крики... Среди толпы стоял какой-то экипаж... Замелькал среди улицы огонек. "Что такое?" Раскольников поворотил вправо и пошел на толпу. Он точно цеплялся за все и холодно усмехнулся, подумав это, потому что уж наверно решил про контору и твердо знал, что сейчас все кончится.

VII

Посреди улицы стояла коляска, щегольская и барская, запряженная парой горячих серый лошадей; седоков не было, и сам кучер, слезши с козел, стоял подле; лошадей держали под уздцы. Кругом теснилось множество народу, впереди всех полицейские. У одного из них был в руках зажженный фонарик, которым он, нагибаясь, освещал что-то на мостовой, у самых колес. Все говорили, кричали, ахали; кучер казался в недоумении и изредка повторял:
- Экой грех! Господи, грех-то какой!
Раскольников протеснился, по возможности, и увидал наконец предмет всей этой суеты и любопытства. На земле лежал только что раздавленный лошадьми человек, без чувств по-видимому, очень худо одетый, но в

читати