Верочка Полозкова как герой нашего времени.
Верочка Полозкова. Непоэмание. М.: Livebooks, 2009.
Если оставить в стороне все разговоры «Полозкова — поэт или нет?» (разговоры в общем малоинтересные, что и подтверждает их повышенный эмоциональный градус), то перед нами окажется непосредственно сам автор — «продавец рифмованной шаурмы» со своим свежевыпеченным поэтическим сборником. «Непоэмание» сменило обложку, потяжелело на двадцать два стихотворения и три поэмы и осталось прежде всего книгой о любви.
Я и он, я и они, я и весь мир — вот та единственно возможная для автора дистанция, чтобы начать говорить. Любовь для Полозковой не вычитывание переживаний из книг, не чувства других людей, а свои (и только свои) ощущения, осмысление и утверждение собственного опыта. Её голос позволяет говорить об этом мощно, искренне, раскованно, а богатый поэтический арсенал не скупится ни на какие средства. Здесь и анжамбеманы, и составные рифмы («куда идти, да — пластида», «не поря ещё — распирающая»), и оригинальные метафоры. И всё это выдано тем самым продавцом с такой щедростью, что начинаешь задумываться о её природе. Что-то в духе: опустошение от избытка. Самоограничение для поэта — вещь отнюдь не бесполезная; к тому же эмоции (а Полозкова — очень экспрессивный автор) не нуждаются в приукрашивании, иначе они рискуют превратиться из голоса в крик.
«Непоэмание» — книга о постоянном конфликте, неустроенности, нескладности жизни. «И тут он приваливается к оградке, грудь ходуном. / Ему кажется, что весь мир стоит кверху дном». Так начинается одно из стихотворений, и так могли бы начинаться практически все. Если уж быть конфликту, то по полной программе: мир разваливается, небо рушится и всё в таком духе. Иногда это осознанное (или неосознанное) стремление к тотальной катастрофе позволяет Полозковой создать убедительную картину (почти инфернальную), иногда приводит к таким нелепым пассажам, как «думай сердцем — сдохнешь счастливым старцем, / будет что рассказать сыновьям за дартсом».
Слова «мы» в стихах Полозковой практически нет — её поэтическое «я» этого просто не допускает. Бродский (любимый поэт автора) считал это практически недопустимым, но само по себе непоэмание (примем этот неологизм) — это и есть конфликт между «я» и «они», «мы» — это проблема понимания . (Лирической героине Полозковой вообще не свойственно кому-либо сочувствовать). Сама по себе такая поза поэтического «я» — классическая; с одной стороны — продавец, с другой — благодарные или неблагодарные покупатели. Современная поэзия ищет пути, чтобы растворить автора в тексте или, как бы сказал добродушный Ролан Барт, убить его. Полозкова в этом смысле следует традиции: она и пишет «во весь голос», и делает это, используя классические размеры (хотя часто подрывает их чисто графически, например, в стихотворении «Мальчик — фондовый рынок…»). Некоторые её стихи похожи на рэп-речитатив («Осточерчение») — с обилием рифм и аллитераций; эта канонада слов и авторский императив отсылает к поэзии старого образца — не медитативной, а выговоренной.
Можно сказать, что «Непоэмание» — книга для сцены; такие стихи можно и нужно читать аудитории, они мелодекламативны. Автор, разгоняя свою мысль, укладывает её в строки и строфы и, самое главное, доводит до конца. Поэзия предельной высказанности; никакого утаивания или игр с читателем в духе концептуализма. Кто-то расценит это как подражание Бродскому, но подражание при наличии собственного голоса только форма, которую можно сменить. В стихотворении, посвящённому Борису Гребенщикову, есть такие строчки: «Чтобы нащупать другую форму, надо исчерпать текущую до конца».
В сборнике есть несколько ироничных (самоироничных) стихов, удачно разбавляющих общий эмоциональный фон книги. Есть и откровенно безвкусные «рифмованные шаурмы», как, например, «Гумилёв Updated». И много, много самого горького непоэмания, возникающего между людьми, продолжающими верить в любовь.
Артур Гранд
Постійна адреса матеріалу: http://bukvoid.com.ua/digest//2010/03/29/194852.html
|
