Сегодня исполняется 55 лет поэту Тимуру Кибирову. Его знаменитые поэтические сборники "Когда был Ленин маленьким", "Памяти Державина" стали своего рода лейтмотивом мятежных 1990-х. О "табу" в современной литературе, ответственности автора перед читателем и вреде "Цветов зла" Бодлера и стихов Маяковского с Тимуром Кибировым разговаривала обозреватель "Известий".
известия: Ваши последние книги - "Греко-и римско-кафолические песенки и потешки" и "Три поэмы" - показались мне несколько разочарованными и даже чуть-чуть мизантропическими. С чем это связано?
тимур кибиров: Книги невеселые и даже в некотором смысле печальные, но не мизантропические. Видно, я так сейчас расцениваю действительность.
и: Все знают Кибирова ироничного, местами злого, но начиная со сборника "Amor, exil" возникает ощущение, что злость и ирония куда-то уходят. На смену приходит спокойная разочарованность.
кибиров: Я со всем, что вы сказали, готов согласиться, поскольку в этом нет ничего обидного. Все это описывается словом "взросление". К сожалению, запоздалое. Но разочарованности все же нет - скорее, тревога и разного рода опасения. Мне кажется, всякий нормальный взрослый человек ощущает примерно то же: непонятно, что ждет нашу страну и весь мир.
и: Что же непонятного? В мире экономический кризис. Россия держит путь в сторону стабильности. В США Обама победил.
кибиров: Я чересчур мало в этом разбираюсь, чтобы испытывать восторги или разочарования по поводу Обамы.
и: Он Нобелевскую премию получил.
кибиров: Это мне показалось странным и каким-то диким поступком Нобелевского комитета. Не знаю, что у них в головах. Я это счел еще одним проявлением помешательства, которое овладевает миром. У меня давно было такое ощущение, но теперь оно нарастает. Как будто взрослые люди, не говоря уже о старых и мудрых, куда-то исчезли и все происходит по воле тинейджеров. А иногда и просто шпаны.
и: Вы говорите о политике?
кибиров: Это ощущение не покидает меня, когда речь идет и о политике, и о культуре. Взрослые ушли. И меня это очень тревожит. Раз уж я пустился во все тяжкие и заявляю себя как пусть плохого, но христианина, мне не след говорить: я не знаю, что нас ждет. В откровении Иоанна Богослова описано, что ждет мир. Но понятно, что сроки нам неведомы и рассуждать об этом отчасти даже грешно. Поэтому, как велел не очень христианский писатель: надо возделывать свой сад.
и: Что такое ваш сад?
кибиров: Скажу без всякого кокетства: ничего иного, кроме как писать стишки, не научился. Значит, это мой сад. Впрочем, сейчас я пытаюсь писать какую-то псевдопрозу. Только что дописал маленький роман - размером чуть больше "Капитанской дочки". Он "про любовь" - подзаголовок будет "Хроника верной и счастливой любви". И с довольно нищенским, но сюжетом - фикшн с элементами сказочности.
и: В книге "Три поэмы" один текст автобиографический - про детство - тоже был в прозе. Можете описать этот переход от стихов к нестихам?
кибиров: Несмотря на все мои попытки сделать свою поэтику универсальной и приложимой ко всему - от политики до эротики, все, что приходит в голову взрослому человеку, в стихи втиснуть невозможно. Я давно мечтал о прозе, но когда пробовал что-то написать, получалось настолько смехотворно, что я оставлял попытки. Может быть, и сейчас имеет смысл говорить не о том, что я чему-то научился, а о том, что снизил критерий самооценки.
и: Но вы же уже выпустили один прозаический текст.
кибиров: Более того - он мне нравится.
и: Так какие у вас сомнения по поводу маленького романа?
кибиров: Если в начале моей литературной карьеры у меня была убежденность, что большинство нормальных интеллигентных людей, к которым я обращаюсь, думают, как я - особенно когда речь шла об, условно говоря, антисоветских и соцартистских вещах, - то сейчас у меня этой убежденности нет. То, что я написал, нарушает все негласные табу современной литературы.
и: Какие табу есть в современной литературе?
кибиров: Ни в коем случае нельзя быть сентиментальным.
и: А как же Захар Прилепин, который не стесняется писать про всякие "грудки", "попки" и "розовые щенячьи животики"?
кибиров: Я говорю не об этих пацанских делах, а о нормальной сентиментальности. Чувствительности. Как у Карамзина - "чувствительный и холодный". О готовности проливать слезы не только над "животиками", а над осенней березовой рощей, например. И у меня раздражающе старомодный язык, и некоторая нарочитая орнаментальность, красивость.
и: Вы сказали: "Прощай, ирония"?
кибиров: Отчасти "красивость" сглаживается, потому что автор делает вид, будто текст - стилизация. Немного неуклюжая - я все ж таки не Набоков. И это очень похоже на мои стихи, не говоря о том, что в тексте много стихов - почти все персонажи рано или поздно исполняют какую-то арию. В том числе собака - там она главный герой. А что касается табу, то главное из них - ни в коем случае не делать нравоучений. А эта книга - нравоучительная.
и: На что направлены ваши нравоучения?
кибиров: В первую очередь на себя. Это различение добра и зла - то, для чего мы в этот мир посланы. А уж культура только этим и должна заниматься.
и: А как насчет "Цветов зла" Бодлера, например?
кибиров: Про это у меня есть отдельное лирическое отступление. Я сказал все что думал... Плохо это! Вершинные достижения русской культуры не очень отвечают такой поэтике саморазрушения. Я не помню, чтобы так уж, скажем, пьянствовали Лев Толстой или Федор Михайлович.
и: Они страдали массой других девиаций.
кибиров: Как всякий живой человек. Процент безумцев в этой профессии такой же, как среди врачей. Тут самое главное надо различать. Великая ли книга "Цветы зла"? Совершенно очевидно, что великая. Так же как гениален поэт Маяковский и его стихи. Служат ли эти книги злу? Да, служат. Одобряю ли я эту деятельность? Нет, не одобряю.
и: В чем проявляется служение злу у Маяковского?
кибиров: В прославлении Дзержинского. Только прекраснодушный Моцарт мог подозревать, что гений и злодейство несовместны. Еще как совместны. И злодейство гения нужно называть злодейством.
и: И что делать с такими произведениями?
кибиров: Им нужно противостоять.
и: Но не запретить? Или все же стоит создать комиссию, которая почитает и скажет: он, конечно, гениальный, но пишет про растление малолетних. Это печатать нельзя.
кибиров: Вы меня на слабо не берите - я пуганый-перепуганный. Почему бы не запретить? Запрещаем же порнографию. Некоторые ограничения для пытливого отрочества я бы ввел более строгие, чем сейчас. Обо всем этом в новой книге будет. Я назову ее "О больших поэтах и маленькой доброте".
и: Литература о высоких нравственных принципах, боюсь, не будет пользоваться большим спросом.
кибиров: Это одно из самых больших и опасных заблуждений. Мы на самом деле очень любим, когда нам открывают глаза на то, что такое хорошо и что такое плохо. Более того, никаких ненравоучительных книг не бывает. Любой автор навязывает читателю свою систему ценностей. Флобер не менее нравоучителен, чем дедушка Крылов.
и: Способен ли сегодня воздействовать на читателя Бодлер?
кибиров: Что касается Бодлера, то сейчас привлекать "Цветами зла" уже не интересно. Они перестали быть оранжерейной диковиной - все наши поля этими сорняками заросли. Сейчас дело художника василечек какой-нибудь, не говоря о розе, взрастить на этом поле - тогда посмотрим.
и: Такую активную гражданскую позицию логично было бы подкрепить действием. Например, преподаванием детям в школе.
кибиров: Это справедливый упрек. По этому поводу я могу только сожалеть, поскольку учить детей, писать статьи надо уметь. Если бы мне удалось писать так, чтобы интеллигенция меня читала, то все бы изменилось. Я ведь до сих пор считаю, что от нее - самого просвещенного культурного сообщества - зависит очень многое. Если не все.
Наталья Кочеткова
Фото: kaktusfestival.prokhorovfund.ru
Постійна адреса матеріалу: http://bukvoid.com.ua/digest//2010/02/15/165535.html
|
