Електронна бібліотека/Проза

Після снігуОксана Куценко
Спочатку поет жив в життєпросторі світла...Микола Істин
Буде час, коли ти...Сергій Жадан
Буде злива початку світу, і підніметься Рось...Катерина Калитко
І не вистачить сонця, аби все освітитиСергій Жадан
отак прокинутися від вибуху...Павло Коробчук
посеред ночі під час важкого кашлю...Анатолій Дністровий
з міста, якого немає, не доходять новини...Галина Крук
Велика годинникова стрілкаСергій Жадан
Вечірня школаДмитро Лазуткін
Оповита сном (THE SLEEPER)Едгар По
Нас не вчили жити в такому, і ми вчимося, як можемо...Катерина Калитко
Чужими піснями отруєна даль не навіки...Ігор Павлюк
Візерунки на склі. То від подиху нашого...Мар´яна Савка
Святи Йордан водою не вогнем...Мар´яна Савка
Така імла - поміж дощем і снігом...Мар´яна Савка
Він переїхав в Бучу в середині березня 2021...Максим Кривцов
Приймаю цю осінь внутрішньовенно...Сергій Кривцов
Скільки б я не старався виїхав по-сірому...Максим Кривцов
Падає ліс падає людина падає осінь...Сергій Кривцов
Зайшов до друга додому...Сергій Кривцов
Коли запропонують витягти соломинку памʼятіСергій Кривцов
Змійка дороги вигинається...Сергій Кривцов
Як же мріється нині про ваші нудні біографії...Максим Кривцов
Втрати...Сергій Кривцов
В прифронтовому місті...Сергій Кривцов
Сідаєш в броню наче у човен...Максим Кривцов
Під розбитим мостом протікає Оскіл...Максим Кривцов
Хто б міг подумати...Максим Кривцов
Я поверну собі своє життя обіцяю...Максим Кривцов
Моя голова котиться від посадки до посадки...Максим Кривцов
Хочу розповісти вам історію про велетенського кота...Максим Кривцов
Та, що зігріє тебе серед ночіСергій Жадан
Завантажити

Часть 3. Украинское лето

Чого бажаю від життя?

Яким шляхом іду до раю?

Чи біль нестерпний обираю,

Чи нескінченне каяття....

Немає гіршоі мети-

Благати щастя біля крові

Я не шукаю шлях до волі...

Коли призначено піти.....

(Т. Семенова 2016)

 

45. Кировоградский ГАИшник (июль 2014)

Прямая как стрела дорога, снова ночь, над горизонтом луна, отражения и блики на лобовом стекле, снова «Пикник» в магнитоле, снова педаль в полу, свист воздуха в зеркалах, глухие шлепки подвески, немного спортивный рев прогоревшего глушителя, справа она, сзади друзья. Все как обычно, темно, только трасса не та – ровнее и шире, знаки разрешают «лететь» 140, а значит нам можно и «на все деньги». Черная Октавия все еще может идти свои паспортные 195 дорога в Одессу, обещает быть короткой.

В середине июля 2 батальон Национальной Гвардии был выведен из зоны АТО. При одном погибшем и 2х легкораненных, выполненных задачах, и на фоне освобождения Славянска с Краматорском, ротацию можно было считать весьма удачной. И дабы немного развеяться да отпраздновать возвращение «мексиканцев» в целости и сохранности, был организован выезд в Одессу, для попить, покупаться в море и вообще отдохнуть.

В начале войны вопрос психологической реабилитации, отдыха душой и телом, возвращения в цивильное общество, где принято разговаривать, а не рубить промеж глаз лишь только обретал свою актуальность. Вне войны черно-белый мир обретает множество оттенков, и многие вернувшись телом, были все еще душой там, кто-то пережил потерю друзей, кто-то видел то, что нормальному человеку видеть не приходится. Да и просто, банальное нарушение сна, сбой режима, вызванный ночными дежурствами, постоянным напряжением, банальным резким изменением жизненного уклада – все отражается на психике, и что с этим всем делать, как правильно возвращать людей к мирной жизни – в этом всем еще предстояло разбираться. А сейчас, мы просто везем друзей на отдых.

Это не армия и «сложная логистическая задача» по доставке 9 людей из Киева в Одессу решается весьма просто – мы едем двумя машинами, отдельно, каждый «экипаж» в свое удобное время, лишь согласовав место встречи утром.

Я люблю ездить ночью, я обожаю четкую границу света и тьмы, несущуюся вдаль в 70 метрах перед бампером. Ближний свет фар, режет ночь надвое – то светлое, с аккуратным изломом посредине, пятно впереди, это мое, моя зона комфорта и безопасности, Чувствуя машину, дорогу, загрузку и развесовку, слыша пение мотора и вой резины, ты не смотря на спидометр ощущаешь скорость и ведешь свой счет времени и километрам за кормой.

Входя в заряд летнего дождя, краем глаза ты замещаешь капли воды, сползающие по лобовому стеклу в потоках встречного ветра, ты видишь, как вот она, плоская и длинная слеза неба, медленно, не обращая внимания на скорость машины, ползет влево, оставляя еле заметный след. Капля скрывается за массивной левой стойкой, ее не видно несколько секунд, и вот она снова появляется в левом окне. И мозгом ты понимаешь, что, обогнув желобки и щель дверного проема, это совсем не та капля, она изменилась, вобрав в себя пыль с кузова, налившись новой водой, истратив себя в длинном пути к стойке зеркала, но это та же самая капля.

И вот проскользив по переплету левого зеркала, капля увлекаемая потоком воздуха, растягивается, еще секунды колеблется, затем повисает на длинной ножке, амплитуда колебаний величивается, капля переливается всеми цветами радуги, отражая в себе свет фар встречных машин, еще мгновение, ножка рвется и небесная слеза пропадает в хаосе из воды и пыли, где то сзади. Так и люди, часто появляются в жизни, скользнут по твоей душе, оставив след, взяв что-то у тебя, обменявшись с тобой красотой и грязью и словно капли, разорвав все связи – пропадут хаосе за кормой - во тьме и посреди бескрайнего мокрого асфальта трассы Киев-Одесса, где то в центре Украины.

Траса Київ- Одеса один з моїх найулюбленіших напрямів. Ще навіть до війни цей напрямок означав – друзі, море, кохання та безкінечний сміх, бо це ж Одеса. От і зараз ми низько летимо в напрямку перезавантаження. Позаду сидять троє друзів, ліворуч він. У нього на обличчі полегшення. Бо хоч він ніколи цього не показував, але я точно знала, що коли на його СМС довго не відповідали із зони його серце стискалось в маленькій камінь. А потім він радісно доповідав, що хлопці вийшли на зв’язок. І на пів дня ставало легше. А зараз ми летимо. Він керує, зараз всіх оберігає та за всіх відповідає. Йому це подобається, точно знаю. Та за всіма цими роздумами ми проїхали знак, точніше 3 знаки. І навіть не помітили як товариш ДАІшник махав палкою.

Скажу честно, можно было вжать педаль в пол еще сильнее, и никто бы меня в ночной тьме не догнал. Да и не факт, что пытался бы - черная машина с вот уж как год, не работающей подсветкой номерного знака, исчезла бы в летней ночи так же стремительно, как и появилась. Но не за то стоял Майдан, убегать от милиции, честно нарушив правила дорожного движения, как минимум несолидно. И вот, мигая аварийкой, задним ходом, около километра я возвращаюсь назад к посту и иду «сдаваться» удивленным, уже не ожидавшим моего возвращения гаишникам.

Ми залишились в машині. Поки Юрчик розмовляв з патрульними. Я слідкую, як завжди, в дзеркало за ним. Просто тому що я завжди так роблю. Нічого не кажучи, Юрко сів в ДАІшну машину і вони десь поїхали. Враховуючи, що ставлення до всіх правоохоронців у мене було м’ко кажучи насторожене, я вийшла з машини, встигнув тільки сказати хлопцям: - «Юрку кудись повезли». І тут спокійно позіхаючи и хрустячи кістками повилазили «мексиканці» з заднього сидіння. Тепла ніч і поодинокі машини на трасі були єдиними сусідами міліцейського посту. Минали хвилини, білий Пріус як потонув у нічній тьмі, так і не з’являвся.

Еще жив в памяти опыт общения с «продавцами полосатых палок» в Харьковской и Полтавской областях и становится даже интересно, каких цирков следует ожидать от их Кировоградских сородичей. Стандартная проверка документов, опрос кто-такие и куда путь держим. В общем то тривиальная проверка на адекватность, разговоры об АТО, волонтерах, ситуации на фронтах. Все мило и непринужденно переплетается с сутью моего нарушения, где в целом я и не отпираюсь то, признавая свою вину, как вдруг при взгляде на схему развязки, какой-то черт дергает меня, поинтересоваться - а есть ли действительно там тот знак «90», и правильно ли он установлен.

Нет, я не пытался уйти от ответственности, цепляясь за мнимое отсутствие дорожного знака, но благодушно-любопытное настроение потянуло меня в сомнения. И вот мы уже идем с гаишиком к белоснежному Приусу, с целью поехать развязку еще раз, дабы я убедился, что все на месте и правильно. Открываю правую дверь, плюхаюсь на пассажирское сидение, словно космический корабль, японский гибрид оживает и едва слышный электромотор с приглушенным троллейбусным звуком двигает автомобиль с места.

Я давно за рулем и определенный опыт сиживания в гаишных машинах имею. Не бог весть какое удовольствие получать штраф, но каждый раз невольно ты осматриваешь внутреннее убранство автомобиля, коврики и торпедо, радиостанцию и блокноты. По «уюту» внутри, ты судишь о человеке в форме, заполняющему очередной протокол, пытаешься угадать хорош он или плох, честен или взяточник, профессионал ли своего, в общем то иждивенческого, ничего не производящего и на безопасность движения почти не влияющего дела.

Меня штрафовали в старых Жигулях и сверкающих лаком Шкодах, представительских, невесть как оказавшихся в ГАИ Тойотах Камри и несуразных Газелях, но на всю жизнь запомнился новюсенький Мицубиши Лансер Х (достаточно дорогая машина), с радиостанцией прикрученной прямо к торпедо, криво, аляповато – обычными разноцветными саморезами. Причем быть может «факир был пьян» иль саморезы «не той системы», но судя по рваным дырам над кронштейном радио, устройство встало на свое место не с первого раза. Как человеку испытывающему слабость к любой четырехколесной технике, на изуродованную панель мне смотреть было просто больно, будто бы те чертовы винты вкрутили мне в руку…

…Приус сверкал чистотой и благоухал ароматом свежей «вонючки» на салонном зеркале, на одометре «натикало» за 50 тысяч километров и новой машину назвать было нельзя, но ощущения она вызывала как будто только-только, ушастый менеджер выгнал авто из салона и передал ключ зажигания новому владельцу.

Сказать честно, я просто не поверил глазам своим, такой ухоженной гаишной машины, я не видел никогда, и удивление мое было заметно невооруженным взглядом – чувствуя интерес, сержант, явно любящий сей агрегат, с гордостью говорил о расходе топлива, о управляемости, тишине в салоне, словно обьектом обсуждения был не японский кусок железа, а прекрасная женщина. Те десять минут, которые, раскручиваясь по клеверу развязки мы ехали к «месту преступления» в машине не было нарушителя и милиционера – наслаждаясь ездой по пустынной дороге, поглощенные диалогом о технике, ехали два автолюбителя, относящиеся к самодвижущимся экипажам трепетнее, чем просто к телегам с мотором.

Не те щоб я почала сильно хвилюватися, але таке, без пояснень зникнення в цей, скажімо «неспокійний» час не дає приводу для позитивних думок. Керосину в багаття додавали хлопці – які остаточно ще «не повернувшись з війни» з таким запальним «е ге гей, корсари» повитягали свої Форти (ще в післямайданівські часи, всі поробили собі дозволи на травматичну зброю і не розлучались з нею).

Мої ноги пішли до інших ДАІшників, і чи то мій вираз обличчя і чи то вираз трьох хлопців за моєю спиною, чи то наші розмови, які вони не могли не чути, але на моє запитання: «Де мій чоловік?» зі мною стали говорити пошепки і одразу почали пояснювати де це вони поїхали, що все добре і що через кілька хвилин машина повернеться. «Дивіться мені» - я сама дивуючись своїй впевненості, суворо сказала правоохоронцям і пішла вгамовувати, вже розподіляючих ролі при штурмі будівлі, хлопців. І тут я вперше відчула, як все змінилось.

Само собою знак был на месте, и понятное дело, что настал черед собирать камни и возвращаться на пост, писать протокол. Сержант предположил, что мы просто заболтались, и порекомендовал быть внимательнее за рулем, на что я зачем то, вкратце обьяснил цель нашей поездки, немного рассказал о моих «мексиканцах» и о зарождающейся проблеме пост травматического синдрома. На удивление, по входу в помещение поста, гаишник вернул мне документы, лишь предупредив, чтоб я не летал так низко – пацаны с войны, им жить еще и жить…

Я выходил в смешанных чувствах, мой шаблон развалился как карточный домик, исключения подтверждают правила, но все же. Встречая последние месяцы со стороны любого вида милиции лишь противление, попытки что-то отобрать или как-то помешать, я был удивлен тому, что этот страж порядка, даже не попросил денег на кофе, как часто случалось в Киеве.

И захлопывая водительскую дверь, я был твердо уверен: мы все делаем правильно и эта страна заслуживает будущее.

46. Сектор Д (июль – август 2014)

В конце июля 2014 так называемая антитеррористическая операция на востоке Украины переросла в самую настоящую войну - потоки техники, людей и вооружения, заходящих со стороны Российской Федерации, давно превратились из скромных ручейков идейных борцов за русский язык, в мощные реки несущие в своих мутных водах танки, тонны боеприпасов, забирающие обратным течением грузовики с телами боевиков – грузом 200.

И если в окрестностях Славянска противостояние еще носило опереточный характер с одиозными личностями, часто светящимися в телевизорах, интернете и газетах, с «главнокомандующим – реконструктором» Гиркиным и мойщиком машин, а теперь «талантливым» командиром Арсением Павловым со звучным позывным Моторолла, то у границы, вдалеке от телекамер – не было места идеям и лозунгам. Серьезный, часто короткий как звук выстрела, жестокий, вне рамок приличий и морали, разговор велся на повышенных оборотах танковых моторов, где аргументами были острые осколки, а свершившимся фактом – работа российской артиллерии со своей территории.

Там, на тонкой полосе, у границы – между РФ и сепаратистами, на каменистом грунте и терриконах, на коже и костях, без воды и топлива, разбирая по одной БМП на запчасти для более «живых» машин, иногда питаясь кузнечиками, а то и без еды вообще, писала новую украинскую историю мотопехота. Огнем, таранным ударом, буквально давя противника гусеницами, сжигая тогда еще не облаченные во все белое «гумконвои», новая, наспех собранная, махра – держала границу на замке, а ДНР с ЛНР за горло, держала сколько могла, а то и значительно дольше…

Белоцерковская 72 Отдельная Механизированная Бригада, после освобождения Мариуполя была переброшена под границу, где во взаимодействии с частями Николаевской 79, Одесской 28, Яворовской 24 бригад, и другими подразделениями должна была блокировать государственную границу, препятствуя снабжению сепаратистов со стороны РФ. Увы, громкое название «бригада» было лишь названием. На самом деле – серьезной проблемой, с которой довелось столкнуться ВСУ летом 2014 – было отсутствие квалифицированных командиров бригадного уровня, не позволявшее использовать всю мощь подразделения как единый ударный кулак. Это, вкупе с удручающим состоянием материальной части, заставляло воевать в составе максимум «батальонно-тактических групп» - такой себе сборной солянки из теоретически боеспособной техники и людей. Это приводило к раздроблению сил и средств, хаосу и беспорядку, а толковый командир, способный собрать и повести в бой хотя бы сотню человек – был скорее мифическим персонажем, вроде бога войны Марса. Звания и должности в данном случае не играли почти никакой роли.

А 11 июля вся эта неспособность и несостоятельность, халатность, помноженная на лень – опять обернулась трагедией. В 4.30 утра, полевой лагерь ВСУ подвергся обстрелу из РСЗО. Впоследствии всплыла информация, что была применена новая система «Торнадо», бьющая на расстояние около 90 км, и обстрел производился с территории РФ.

Но суть была не в этом, лагерь военных, фактически находящихся в зоне боевых действий – представлял из себя скорее палаточный городок юных туристов с выставкой военной техники рядом, чем полевой бивуак боевого подразделения.

Техника стояла – борт к борту, как в парке в ППД, палатки были не окопаны и располагались рядом с техникой. Взошедшее солнце осветило лунный пейзаж, оставшийся на месте атаки, огонь перекидывался с подбитых прямым попаданием машин на полностью целые, взрывался боекомплект, нанося новые повреждения и потери. И до сих пор доподлинно не известно точное число погибших в это утро. Официальная версия гласила о 19 бойцах, чуть позже всплывала цифра 29, 30 и 50 человек. Российские пропагандисты поспешили заявить о полном разгроме и уничтожении 24 бригады, хотя на самом деле под удар попала лить малая ее часть, пусть и вероятно одна из самых боеспособных.

Мой хороший друг Женя, значительно позже, уже мобилизовавшись, умудрившись повоевать со своей 30кой чуть ли не во всех «горячих точках» АТО, пережил обстрел РСЗО Град. Своя же артиллерия, что-то напутав, отработала по месту расположения корректировщика артогня. Вжавшись в землю, став плоским листом бумаги, а то и гвоздем, забитым в многострадальную почву, он остался жив и был хоть и слегка контужен, но даже не ранен, ибо был настолько низко, насколько это было возможно. Да, еще какое-то время тряслись руки и очень хотелось бросить «все это», пьяниц танкистов, косоглазых, не дружащих с картой артиллеристов и все это дерьмо, в котором любимое государство предоставило возможность изваляться. Но он был жив, и это было главное, это наша земля и кто не стесняется прижаться к ней, невзирая на грязь, максимально плотно, как к любимой женщине - тот имеет значительно больше шансов пережить обстрел.

В Зеленополье – стояли палатки, солдаты спали на кроватях, каких - либо стен, валов или окопов – не существовало в помине. Нормы элементарной безопасности были нарушены и расплата не заставила себя ждать.

Вопросов нет, точное место расположения лагеря, наведение и корректировка артогня, в принципе стрельба на такое большое расстояние, когда учитывается направление и скорость ветра на трех уровнях, все эти нюансы – намекают на тщательную подготовку обстрела, отметают версии о случайном точном попадании неквалифицированными ополченцами из «отжатого» оружия. Да, чего уж тут греха таить, маршруты прохождения колонн, места стоянок, пароли – все продавалось и покупалось, в данном случае – наша, украинская война имеет много схожего с первой Чеченской.

Но, сколько б вас не продали, как бы вас не предали, какие бы профессионалы не вращали маховики наведения орудий, где-то там, за горизонтом – когда вы спите в окопе, а не на поверхности земли – шансы пережить ночь в разы выше. Да, офицеры не дали соответствующих указаний, а солдаты не проявили инициативы, да – скорей всего не было лопат и желания копать. Но точно был экскаватор и танки, способные, развернувшись на месте, гусеницами «нарисовать» лежачие окопы…

Еще в мае, когда под Волновахой так же, по причине халатного несения службы, сепаратистами было внаглую расстреляно подразделение 51 бригады, где бойцы точно так же не озаботились никакими мерами безопасности и окопами, погибло 17 человек, было потеряно несколько единиц техники. Увы и ах, с тех пор необходимых выводов никто не сделал, и Зеленопольская трагедия, была лишь вопросом времени.

Конечно – же, не все и не везде было так плохо, армия училась на своих ошибках, но суровая статистика глупых потерь, смертей и увечий, которых можно было бы избежать продолжала вписывать очередные фамилии в реестр потерь, на кладбищах появлялись новые могилы, на похоронах произносились речи, павших называли героями, не зависимо от того, сразил их горячий вражеский осколок или лишний литр паленой водки.

Война вскрыла кучу проблем и пороков общества потребления, где мало кто хочет думать, надеясь на «дядю», где проще зарыть голову в песок, заявить: «А что я могу один», страх быть «не таким как все» загонял светлых и толковых людей на более низкие уровни. Но появились и другие, быть может фанатики, идеалисты, кто положил всего себя на алтарь перемен, кто понял, что старше – не значит умнее, что не всегда полковник способен командовать даже ротой, и вся годами выстроенная иерархия – лишь пшик и показуха.

В армии, настоящей боевой, той которая месит грязь и не носит пагоны, где толковый механик водитель с хорошей «группой поддержки» на гражданке – стоит дороже чем офицер, где гранатомет меняют на пачку сигарет и копают окоп ножом или ложкой, потому что стреляют, а жить ох как хочется, в армии пьющей и ворующей, совершающей военные преступления и героические подвиги, в армии которой плевать на дипломатию – рождалось новое поколение украинских мужчин, пусть не всегда кристально честных и верных своим женщинам, но достаточно эффективных чтобы бить врага.

Увы, процесс селекции стоил жизни многим хорошим парням…

 

47. Первый выходной в году (июль 2014)

На вьезде в Одессу блокпост. В серой утренней темноте громада БТРа выглядит внушительно, пускасй это и невооруженная, скорей всего почти не ездящая шестидесятка смешно выкрашенная в модный НАТОвский шаровый цвет.

На часах что-то за 4 утра и будить Мирослава, чтобы встречал, кормил и всячески развлекал нашу компанию, как минимум неприлично, тем более, что вторая партия «наших» будет днем и начинать лихой отдых без остальных пацанов – просто как-то не по- товарищески.

Тыкаю пальцем в случайное место на карте ЖПС, где по моему предположению, должно быть малолюдно и близко к морю, по идее там мы дождемся утра, выспимся в машине или рядом с ней, чтобы с новыми силами, уже в полном составе предаться удовольствиям, возлияниям и развлечениям, которые мы все, несомненно заслужили. Идея не вызывает возражений у сонного экипажа, и ведомый бодрым голосом «барышни из ЖПС», сквозь черную южную ночь, я еду сам не знаю куда по сонным улицам жемчужины у моря.

При всей своей красоте и антуражности, Одесса – обычный город, и вдали от центра торчат нагромождения спальных коробок советского стиля, обрисованные разношерстным граффити заборы, торчащие из асфальта рельсы и вездесущие ямы, не всегда заметные в темноте. Ухабы, глухими ударами подвески по сердцу напоминающие, что неважно Киев, Изюм или Одесса, а проблемы в целом по стране одинаковые и не стоит делиться по языковому или национальному признаку, разница лишь в устремлениях – вперед в сложное и тернистое будущее, или назад – к умершему но светлому прошлому, совок или несовок…

Повинуясь командам навигатора, мы выезжаем из города, через минуту «барышня» рекомендует свернуть вправо на проселок и оставляя шлейф пыли за кормой, черная машина продирается сквозь скопления частных домов и переплетения узких улиц. Неказистые постройки з желтого ракушняка смотрят мне в глаза темными окнами, чем дальше от основной дороги становясь все приличнее. В воздухе отчетливо пахнет солью, и где-то на подкорке, понимаешь - море рядом.

Море, такое бирюзовое, светлеющее к горизонту, бескрайнее и необьятное, с нежным песчаным пляжем. Чем же оно так манит? Ведь водами его не утолить жажду, а плескаться с тем же успехом можно и в озере. Почему я так мечтаю его увидеть?

Море манит свободой, иллюзорным отсутствием конца, невидимым берегом. Море - манит приключениями, из ниоткуда появляющимся солнцем и круглым горизонтом. Море манит теплым соленым воздухом, искрящимися в волнах дельфинами и летучими рыбами. Море скрывает тайну в своих глубинах, под семью печатями многотонной толщи воды законсервирована вся наша история, вода помнит все.

Фары высвечивают провал перед машиной, впереди обрыв и где-то впереди, на горизонте видны огни – мы приехали. Заглушив двигатель, ты слышишь этот звук, далеко и внизу, поет прибой, равномерно и монотонно, как метроном, а у самого горизонта узкая полоса света – там далеко над морем уже утро.

А здесь, разведав место для стоянки – на небольшом пригорке справа от песчаной дороги, я вновь проворачиваю ключ зажигания. Разорвав ночь рыком ревущего мотора, черная Октавия запрыгивает на бугор, достойный хорошего внедорожника, и уже спустя какие-то секунды лишь мерный треск остывающего глушителя, как смычком, цепляет струны тишины.

Артем «Зло» свернувшись калачиком, ногами кверху спит на заднем сиденье, Танюха – вытянув свои длинные ноги на торпедо – все, кто как, расположились досыпать до рассвета. Опершись о дышащий жаром передок машины, сидя на каремате, я смачно, наконец-то никуда не спеша, наслаждаясь каждой секундой ночной тишины и величия, мешая соленый воздух с никотином, закурил сигарету…

А с рассветом, точнее уж хорошо после девяти, мы все собрались в частном секторе на Молдаванке. И это была встреча друзей, как в старые добрые времена, где в разговорах теперь уж переплетались страйкбольные игры и реальные боевые действия, рекой лились новые военные истории и крепкие напитки, и пусть это все было не так давно, но память упорно прятала ужасы войны, вынося на верх что-то смешное или курьезное.

Вспоминались истории, как Мирославу не везло с душем, когда каждая его попытка помыться, обязательно сопровождалась артобстрелом, и что привело к тому, что горячий одесский парень, просто мылся в каске и бронежилете. На это Марио замечал, что мыться нужно первым сразу после обстрела. Смех и тосты периодически прерывались громогласным «Слава Украине», или «Смерть ворогам» в сторону соседнего участка, где обитали «колорады».

А потом был автобус. Гостеприимные одесситы в присущей им манере зафрахтовали маршрутку, чтоб киевские гости могли сколь угодно много пить и при этом иметь полную свободу премещений. Расхожие истории и анекдоты гласят о прижимистых «еврееях из Одессы». Нет, это было не так, и если где-то «не дома» и встречалось настоящее украинское гостеприимство, то это было именно здесь, в противоречивом и предприимчивом, красивом и полном тайн, великом «городе у Черного моря».

Это был первый выходной день в году, когда не надо куда-то бежать, работать, решать какие-то вопросы «государственной важности», когда можно побыть простым обывателем, не знающим и не желающим знать, что происходит вокруг и какая опасность нависает над страной. День – когда можно обо всем забыть, и отмотать несколько лет назад, в то время, когда мы все еще были взрослыми детьми, оружие было игрушечным, а основной темой разговоров – женщины и пиво.

Одесса гудела, пляжи были переполнены, обыватель «средней подкованности» знал, что в Крыму происходит «что-то не то», но инстинкт вел его к морю, и летом 2014 пляжи города были переполнены. Хитрые одесские евреи быстро смекнули что к чему и несмотря на заявления тех же пропагандистов от РФ, были очень рады тому, что город у моря остался территорией Украины и в нем царил порядок. Деньги, как известно, любят тишину.

Порты работали на «полную катушку», что было отчетливо видно по веренице торговых судов, ползающих по горизонту. Средь жаркого лета, в разгар курортного сезона, на Ланжероне ударными темпами достраивались отели – видимо, кто-то еще стремился «запрыгнуть в уходящий поезд» и тоже срубить денег, на не поехавших в Крым туристах.

При этом на заполненных пляжах, не прекращались дебаты относительно «фашистов с бандеровцами, умереть в России» и тому подобных тем. Часто это происходило под пиво и разморенные летним солнцем спорщики, норовили пустить в ход кулаки, лишь только заканчивались словесные аргументы. Однако, часто утихомириваемые своими, более осторожными или трезвыми товарищами, ограничивались словесными перепалками и угрозами. Само собой, как и в Киеве, да и в любом другом большом городе, происходила своя подковерная борьба, переделы сфер влияния, бандитско-милицейско-политические разборки. Но сегодня нас это не касается, мы подвыпившие гуляки, вкушаем прелести пассивного отдыха, как дети скачем в море и с удовольствием жаримся на прекрасном летнем солнце, покрывая неестественно белые тела морским загаром.

А вечером было продолжение развлекательной программы, компания разделилась «по интересам» и часть из нас осталась под сенью винограда вкушать шашлык и прекрасное домашнее вино, а особо ретивые господа отправились в «рейд» по злачным местам в поисках любви и ласки. Я не спрашивал, но не удивился, если б и в этом аспекте «развлекательной программы» у хитрых одесситов все было договорено заранее. Но так или иначе, наутро я с превеликим удивлением узнал, что участникам боевых действий одесские проститутки делают скидку – что можно еще говорить об этой стране, какие еще вопросы задавать, не это ли есть признание и участие, смешно но, наверное, только в Украине – проститутки могут быть большими патриотами, чем милиция.

48. Субьективность (июль 2014)

Волны облизывали берег земли обетованной, словно стремясь выйти на берег, но какая-то неведомая сила, как грешников в ад, постоянно утягивала соленую воду назад, перемешивая с песком и гравием, чтобы в тысячный раз повторить пытку берегом. Море видело многое, море видело все, море видело, как Моисей водил евреев по пустыне, море видело войну Судного дня и борьбу за выживание Государства Израиль, море прятало в своей пучине советские подводные лодки, море наблюдало их игру в «кошки – мышки» с лодками американскими. Являясь безмолвным свидетелем извечных человеческих распрей, море – единственное, не смотря на катаклизмы и войны – сохранило свой первозданный вид и все так же принимает в свои прохладные обьятия красный диск солнца каждый вечер, вот уже тысячи лет.

Главред Миша восседал в кресле, чувствуя себя если не Цезарем, то каким ни будь Нероном однозначно. Выдержки из того, что присылала ему на почту Элла Шпильман, он с выражением и нарочитым пафосом зачитывал своим друзья-конкурентам, а те, не веря в то что эти материалы, дело рук той самой постоянно опаздывающей на работу вертихвостки, кривились, хлопали глазами, сосредоточенно пыхтели сигарами, пили залпом коньяк и не таясь завидовали.

Зависть – часто губительное и скверное чувство, теперь грела Мише душу, ведь завидовали ему, человеку поймавшему удачу за хвост, сделавшему верный выбор, профессионалу в своем деле, черт возьми, разглядевшему в своем, по правде, далеком от идеала коллективе, человека, способного выдать «на гора» не то что годный - великолепный материал. Тексты были крепки, натуральны, изобиловали подробностями, удивительными историями живых людей, это было так далеко от официальных версий и так близко к земле, так живо и так по-настоящему. Это было великолепное варево из прекрасной жестокости войны, приправленное брутальным юмором, нагретое до нужной температуры накала страстей, при этом не кипящее бульварными сенсациями, честное и настоящее. И приготовила этот суп, его девочка, его открытие, его алмаз не граненный.

На столе лежал новый контракт, там значилась новая должность в штате, с новой зарплатой, Миша предвкушал как вот она, само собой опоздав к оговоренному времени войдет, он обнимет её как родную дочь, нальет коньяка и даже разрешит ей закурить в своем кабинете и даже не будет ругать за непунктуальность. Он задаст тысяча и один вопрос, и непременно скажет, что она молодец, обязательно похвалит, не забудет - она заслужила того…

Часы на стене, с пронзительным щелчком поставили обе стрелки к верху, отметив полдень. Дверная ручка провернулась и чья-то уверенная рука отворила дверь, главред вздрогнул, не смотря в сторону визитера, он почувствовал что-то и на мгновение ему почему-то стало страшно, как будто бы это не Элла впервые пришла вовремя, а как минимум на пороге стоял ее призрак. Справившись с секундным замешательством, Миша развернулся в кресле и тут же все понял.

Нет, это бала все та же Элла, та же сумка - через плечо и облегающие джинсы, подчеркивающие крепкую задницу, та же, ну или подобная, в её же стиле курточка, те же каштановые волосы и зеленые глаза. Но взгляд. Она смотрела прямо в душу, и казалось, считывала оттуда всю необходимую ей информацию. Нет, в ней не было больше той девчачей инфантильности, той какой-то гламурной несобранности, растерянности, если угодно. На Мишу смотрела настоящая взрослая женщина, уверенная в себе и прекрасная в этой своей твердости, он силился понять, что же изменилось, нет это была не прическа, не контактные линзы, не помада и даже не обувь, это однозначно был взгляд, она волшебно улыбнулась, поздоровалась и сев в кресло напротив главреда, не спрашивая закурила.

Однажды утром ты просыпаешься и понимаешь, что твой мир безнадёжно изменился. Ты смотришь на потолок своейквартиры, он такой же белый. Люстра, на которую тебе в целом плевать – тебя просто бесит. И украшать свой дом, что-то менять тебе больше не хочется. Собственно и дом то совсем не дом, пустая коробка внутри другой большой коробки. Но за окном песчаная буря, квартира больше похожа на пылесос, где песок везде, на полу, вентиляторе и даже на зубах. Тебе почему-то тяжело и грустно, ты пытаешься понять в чем дело, но ответа нет. Ты судорожно ищешь подсказку оглядываясь вокруг, но стены молчат. Ты кричишь в пространство и взываешь к всезнающей Вселенной, та отвечает лишь чужими голосами незнакомых соседей. В груди давит и печет и никакой Джек Дениэлс не помогает. Там живет пустота, там что-то было, но исчезло. Наверное, кто-то забрал кусочек тебя. А как же он забрал, а ты не заметила?

Что там советуют мудрые и просветлённые? Дышать. Дышу, вдох через нос, собираем воздух в животе и выталкиваем его через рот. Раз, два, три... Воздух идет куда-то мимо и пустоту не заполняет. Может это депрессия? Надо посмотреть что такое депрессия в гугле... Нет гугл говорит, что депрессия это что-то другое... А может просто любовь? Может конечно, но любовь то не первая в жизни, или первая?

А на кухне как-то все не удобно, переставить что ли все? Ой, а кактусы то под этим вездесущим песком бедные совсем зачахли, и что же это такое? Странное чувство, безысходности, неверия и пустоты. Не узнаются самые знакомые и родные вещи, ну что же это. Такое чувство что что-то. Да! Точно, что что-то умерло. Но никто не умер. Или я умираю? Про что так можна горевать, когда горя не было? Все точно так как вчера, ну кроме того, что нет уже вчера, а может? А может умерло вчера?

Нет, дорогая, так дело не пойдет, не ври себе и ничего не выдумывай, все ты знаешь и понимаешь – надо возвращаться немедленно….

Она первой начала разговор, четко уверенно и «по полочкам» разложив все слова, Миша не знал куда деваться, впервые утратив всю былую уверенность и апломб, растворяясь в этом пронзительном взгляде. Весь стройный план рухнул, и не возымел действия ни красивый контракт, ни приличная зарплата. Элла Шпильман твердо решила вернуться в Украину и продолжить работать, освещая события на востоке страны. Главред не верил своим ушам, казалось с ним сейчас общается профессиональный гипнотизер-переговорщик, а не милое, пусть и упрямое, создание 26 лет от роду, столь тверды и непоколебимы были её слова, столь верные она приводила аргументы.

Впервые за несколько лет совместной работы, которую он гордо называл сотрудничеством, Миша не мог и, что важнее, не хотел ничем перечить этой, так выросшей, и можно сказать заматеревшей женщине. Это было удивительно и страшно в одночасье, он ловил себя на мысли что, либо он стал старый и просто теряет хватку, не в силах понять её мотивов, либо здесь что-то большее чем работа, и уж тем более не отпустить её «в поля» будет сродни преступлению.

Элла что-то говорила, о том, что боевые действия только разворачиваются, что война разгорается, и взятие Славянска с Краматорском - это не филигранная операция ВСУ, а всего лишь счастливый случай, что еще прольется много крови, что-то о масштабных перебросках военной техники через государственную границу, о пропаганде, о вранье российских СМИ, о некомпетентности и отсутствии единой позиции среди СМИ украинских. Звучали слова об информационной составляющей гибридной войны, о борьбе за умы и даже что-то о местной ситуации, вероятных обострениях с арабами и проблемах в соседней Сирии.

Она настаивала на том что необходимо продолжить командировку, освещать события, спешить рассказать о них миру, Элла даже произнесла волшебное слово «эксклюзив», но старый еврей, коим любил себя считать Миша, давно уже пришел в себя и все понял. Два очень важных момента, которые не хотелось принимать, но это жизнь, где все течет и меняется, и это реальность, увы…

Элла выросла из коротких штанишек, этот гадкий утенок от журналистики стал лебедем, прекрасным и независимым, она открыла себя, нашла свою нишу, и момент, когда ее переманит какой ни будь журнал Life – уже совсем не за горами. Она сама еще не понимает этого своего потенциала, но наступит время, когда осознание придет, и никакими коврижками, никакой зарплатой, интересными контрактами и коньяком, Миша её не удержит, и даже не будет пытаться, эта талантливая девочка заслуживает признания и быть может даже славы.

Второй момент был значительно более важен и еще менее контролируем: она хочет туда, её не страшит тот факт, что там война, которая, по её словам, лишь начинается, вкус ли это крови, жажда денег ли известности, а скорее – что то иное, личное, не обьяснимое но, видимо очень сильное и для нее важное, манит Эллу туда, в эту дивную страну, и тут ничего не поделаешь – лети моя птица…

…ВПП аэропорта имени Бен Гуриона в Тель Авиве мерцая огнями проводила очередной борт в небо, консоли крыла приняли нагрузку тысяч килограммов массы воздушного судна, выпрямившись в потоке набегающего воздуха. Погасло табло «Не курить», милые стюардессы покатили между рядов сидений тележки с напитками, пилоты вывели сверкающую на солнце машину на потребный эшелон и положив ее на нужный курс, включив автопилот откинулись в креслах, наблюдая за показаниями приборов и контрольных ламп. Боинг набрал крейсерскую скорость и словно пуля, рассекая сухой воздух понесся на север, но быстрее птиц и самолетов, снарядов и ракет систем залпового огня, словно мысль из мозга в мозг, сквозь радиоэфир нулями и единицами, впереди ветров и солнца понеслась СМС - «лечу к тебе»…

49. Первые гумковои (июнь 2014)

То, что с территории Российской федерации заходит в товарных количествах военная техника, чтобы потом под видом «отжатой у ВСУ» принимать участие в боях, не был тайной еще в июне 2014. И немногочисленные пограничники, оказавшиеся меж двух огней, зажатые между границей с одной стороны и сепаратистами с другой, восприпятствовать этому были не в силах. И даже отбросив вопросы о лояльности, верности присяге и долгу, в этом нет ничего удивительного. Подразделение, предназначенное для крышевания оборота контрабанды, чисто физически не имеет средств чтобы остановить танк, а в тех местах, где сопротивление каким-то чудным образом таки было организовано – пограничники держались аж до исчерпания боекомплекта, что вряд ли набегало на сутки.

Так или иначе, но границу нужно было «закрывать» вряд ли у командования ВСУ были иные альтернативы, кроме как использовать для этого армию. Часть 72 Белоцерковской бригады выполняла задачу по блокированию границы в районе города Краснодон и таможенного перехода Изварино. Через 2 недели после взятия Мариуполя подразделение заняло позиции в 800 метрах от города, фактически контролируя дорогу М04 Знамянка – Краснодон – Изварино, международную трассу, один из ручейков, по которым в Украину заходила «гуманитарная помощь из военторга».

Обладая танками и артиллерией – значительно более серьезными аргументами, чем пограничники, ВСУ начали наносить огневое поражение входящей, как к себе домой технике. Вдали от телекамер и посторонних глаз все происходило значительно прозаичнее, чем в окрестностях Славянска, никто ни с кем не церемонился, не уговаривал и не махал флажками. То, что тогда еще не называлось «гуманитарными конвоями» и не пряталось за личиной белых грузовиков, без лишних разговоров сжигалось или под угрозой уничтожения, возвращалось вспять.

По факту, при всей криворукости армии и костномозгии командования, на тот момент это было хоть и дерзкое, но правильное и своевременное решение. Можно сколь угодно долго воевать с сепаратистами в Славянске, сколь угодно держать аэропорты Луганска, Донецка и Краматорска, но до тех пор, пока у врага есть физический доступ к бездонным складам боеприпасов в России, все эти попытки – лишь бестолковое топтание на месте, сопровождаемое людскими потерями.

Войска на границе – были удавкой на шее сепаратизма, одним своим присутствием, ставившие уже Гиркина и компанию в положение блокадников. Своеобразная «демонстрация флага», не говоря уже о боевой работе, обескровливала, медленно уничтожала противника. Ведь если снаряды не переедут границу, они не попадут в Донецк или Славянск, и там при остром их дефиците, отсутствии производства и постоянном расходе – вскоре настанет момент, когда стрелять уже нечем.

Не нужно быть Сунь Дзы, или Гудерианом, чтоб понимать, что перекрытая граница – это проблема, и её нужно оперативно решать. Чуть ли не на следующий день, когда 4 рота 2 батальона 72 бригады заняла позиции у Изварино, по бойцам начали работать снайперы. Это только в приключенческом кино для борьбы со снайпером приходит другой, не менее серьезный стрелок, и несколько экранных часов те подолгу выслеживают друг друга. На самом деле – самое лучшее контрснайперское средство – это танк, который был оперативно применен по назначению. Если верить радиоперехвату, некто с позывным «Моторолла», уж не известно тот ли самый, недосчитался двух своих метких стрелков - не стесненная городскими условиями, армия могла себе позволить палить куда угодно не считаясь с разрушениями. Вплоть до первого перемирия, которое на удивление, здесь на краю географии, соблюдалось значительно лучше, чем под тем же Славянском, Изварино было перекрыто.

Приключения у Саши «Розика» начались прямо перед выдвижением к Изварино. Мехвод 248 машины (2 батальон 4 рота 8 отделение) уехав в отпуск домой, ни в какую не желал возвращаться в зону АТО, предпочтя остаться в ППД, отказался возвращаться в зону боевых действий и все тут. Сложно говорить о мотивах, причинах или трусости бойца, но факт отказа выполнения приказа или выдвижения «туда где стреляют» всего лишь результат того, что в армию в мирное время набирали кого-попало и качество контрактников оставляло желать много лучшего, а уж если человек панически боится или просто не хочет воевать, ты его хоть стреляй – положительного результата не будет.

И вот менее чем за сутки с 241 машины, командир которой в принципе справился бы с управлением, Розика пересаживают на 248, и на «чужой» незнакомой БМП он едет под границу. Это потом он приведет машину в порядок, научит бегать её невообразимые 90 км/ч, когда пехота поприделывает сверху ручки из кожаных ремней, на манер трамвайных, чтобы не свалиться при безумном галопировании по степи. Это потом будет трагикомический эпизод с мойкой машины под дождем, когда, уже будучи в окружении, пехота будет собирать дождевую воду в каски, и это потом из чрева этой машины будут сочиться на асфальт струйки темной крови из тел погибших солдат…

Специфика новой украинской войны заключалась в странном и страшном разделении, на воюющих, как будто играющих в свою дьявольскую игру, вооруженных людей и считающих «все это» не своей войной, чуть ли не воспринимающих это как театр, гражданских. Львиная доля потерь среди мирного населения – это люди, посчитавшие, что «чужая война» пройдет за забором и не залетит случайным осколком в окно, не вкатится во двор, смяв полдома, не всегда трезвым танкистом, не важно какого цвета флаг развивается над его машиной.

Недалеко от Краснодона была птицеферма, однажды, чуть ли не на уровне командира бригады, пришло указание пропустить к ферме «машину с кормом», приказы не обсуждаются, и фура проследовала по своим делам, остановившись у здания. На тот момент уже ходили слухи о кочующих минометах, спрятанных, в такого плана грузовиках, те не стеснялись припарковаться среди плотной жилой застройки, расчехлить тент и открыть огонь в сторону ВСУ, провоцируя непременную «ответку». Почти всегда, отстрелявшись, грузовик уходил, а прилетающие в ответ снаряды лишь рушили жилые здания вокруг недавней «позиции», часто для освещения в прессе «зверских обстрелов жилых массивов укрокарателями» недалеко дежурили российские журналисты, представляя аудитории «горячие репортажи».

Благо нашелся командир, приказавший, навести на этот грузовик, две пушки – на всякий случай, и когда ночью – со стороны фермы, «вдруг» заговорил миномет, артиллеристы просто дернули за веревки, гаркнули, озаряя ночь желтым пламенем, орудия и спустя доли секунды взрыв боекомплекта, осветивший всю округу возвестил о том, что грузовик с сюрпризом, волк в овечьей шкуре – уничтожен. Обстрел, тот час же, прекратился.

И в ситуации этой сложно судить о предательстве либо продажности командования, скорее имела место обычная неразбериха, помноженная не некомпетентность, хотя конечно же слухи о «продаже» маршрутов прохождения колонн и мест ночевок подразделений, как и в Первую Чеченскую в России, неизменно ходили. Разбираться не было ни времени, ни желания – чем ближе к врагу, тем меньше интересны подковерные интриги и темные ела бизнесменов, тем важнее исправность оружия, наличие боекомплекта к нему и тем живее ты, чем глубже окопался.

С окопами была беда, грунт в тех краях был мягким лишь на 20 сантиметров плодородного слоя, копая глубже ты слышал характерный звон лопаты о камень и хорошо если бы это был просто гравий, а не гранитная плита, разрушить которую можно лишь мощным взрывом. В идеале ситуацию бы решило наличие бы окопных зарядов, но по какой-то невообразимой причине грузовики именно с этим имуществом, где-то совершили «поворот не туда» и вероятно стояли возле штаба в Волновахе.

А затем началось первое перемирие от 16 июня, и подразделение получило приказ отойти на 5.5 км глубже на территорию Украины. Но несмотря на в целом соблюдаемое прекращение огня, боеприпасы и техника чуть ли не потоком заходили в страну, это было видно, слышно в радиоперехватах и не оставляло сомнений, что враг делает всего лишь передышку, перед следующим раундом.

1 июля в 22.00 закончилось перемирие и по всей зане АТО началось масштабное наступление, которое вплоть до конца августа развивалось успешно, в ходе которого украинские войска отобрали у сепаратистов половину захваченных территорий.

В 22.30 на позиции 4 роты 2 батальона 72 ОМБр упали первые ракеты РЗСО Град, запущенные с территории России…

50. Телепорт (июль 2014)

Ласковое море, поглотив горячее солнце, спрятавшись за холмами все еще отражает лунный свет в небо, напоминая о своем присутствии заревом в зеркале заднего вида. Вновь ночь, вновь дорога, песне шин вторит Шклярский в магнитоле, развалившись, пользуясь гордым одиночеством на заднем сиденье спит Влад «Мекс», мы едем назад, на север.

В Киеве нас ждет суматоха понедельника, очередные вопросы и дела, работа, быт и наркотический дурман новостей, льющихся из интернета, постоянные попытки понять - что происходит и к чему готовиться. На самом деле, уже хорошо погодя, будучи в армии – я наконец то понял, что участвовать в событиях значительно проще, чем им сопереживать.

И лишь чем-то занимаясь, стараясь хоть как-то помочь обороне страны, поддерживая «своих» на войне, ты глушишь голос совести, которая настойчиво твердит: «Ты мужик, здоровый и умный, ты лучше многих, ты должен быть там». Тебе не 20 лет, ты понимаешь, что война - это грязь и даже не всегда кровь. Война не бывает черно-белой, как пишут в книгах – где есть хорошие ребята и плохие негодяи. Война – серая, она серая вся, где герой может быть вором, а трус – отличным специалистом. Война не выглядит распутной девкой с соблазнительными формами, скорее сгорбленной старухой с сильными, мужскими, жилистыми руками, своими крючковатыми пальцами она вынимает наружу и кладет на весы все то, что ты, как человек цивилизованный, в нормальном мире закапывал в себе как можно глубже. И что перевесит, ты не знаешь.

Километровые столбы улетают за корму, ты смотришь на пролетающие машины и в какой-то момент тебе кажется, что всем плевать, что обывателю, погрязшему в своих ежедневных заботах, в походах на рынок за картошкой и просмотрах ток-шоу, что дальнобойщику ведущему на юг свою разукрашенную тысячами светодиодных лампочек фуру, что плечевой проститутке у дороги – им плевать какой флаг будет развиваться над головой и кем придуманную историю, будут изучать в школе их дети. Эта мысль гнетет тебя в очередной, быть может сотый раз сверля мозг, быть может все зря и это была глупая идея – бороться за возможность строить будущее, бороться за существование страны, которая собственно ничего кроме паспорта тебе то и не дала.

Но это моя Родина, я почему-то считал этот флаг своим с первого класса в школе, с самого момента его появления в качестве государственного, наверное, я патриот, наверное, это смешно – русскоговорящий патриот Украины, вот уже более 20 лет называющий гривы – рублями и плохо знающий историю своей страны. Но это моя Родина и плевать на историю и то что было, новая история творится прямо сейчас, в том числе и моими руками.

Ты вспоминаешь усталые, но счастливые лица «мексиканцев», оставшихся кутить и веселиться в Одессе, ты смотришь на салонное зеркало, где висит потасканная и растрепанная ленточка с Майдана, ты догоняешь микроавтобус, сквозь задние окна которого ты видишь коробки и характерные вещи, а когда тот бус уходит с трассы – направо, в сторону войны, ты точно знаешь, этот бус волонтерский и значит на этой дороге еще кому-то не плевать.

Оглядываясь назад и вспоминая все что было, ты понимаешь, что это только начало и еще много сложностей впереди, что завтра будет работа, для себя, для семьи, для фронта. И ты вытянешь это все, и даже больше, просто потому что ты – не обыватель.

Киев тонул в лете. Облаченные в зеленое платье холмы дышали тысячами деревьев, наполняя воздух кислородом. Пользуясь упавшей интенсивностью дорожного движения, прокуренные свинцом и дизельной сажей, легкие древнего города, вымывают грязь ушедшего дня. Вдали от шумных заведений центра и ощетинившихся дворовыми компаниями спальных районов, в одиноко припаркованной вдоль пустого в последние утренние часы проспекта Глушкова, синей машине, за запотевшими окнами, от внешнего мира прятались двое, он и она, два близких человека из чужих миров.

Она куталась в его руках, забывая обо всем на свете, и казалось, что мимо, радуясь пустой дороге пролетают не одинокие машины, спешащие по своим неотложным делам, а годы жизни, так дороги были эти уходящие секунды, этого пламенного, тихого, заполняющего лишь стуком сердца молчания. Да, право, самые дорогие люди – это не те, с которыми, есть о чем поговорить, а те, с которыми, есть о чем помолчать.

Белый Форд Транзит с красной полосой, выйдя из виража на Жулянском мосту, пыхнув в ночь черным облачком дыма, с низким дизельным рокотом, подобно локомотиву набирал скорость по Кольцевой, играючи обставляя сонные маршрутки и вырвавшиеся на свободу широкой улицы длинноносые одесские фуры. Переставляясь из ряда в ряд, не обращая внимания, на включающиеся светофоры, гавкая сиреной на редких утренних пешеходов, озаряя окрестности синим пламенем проблескового маяка, хлопая подвеской на ранах пережившего зиму асфальта, он взлетел на мост Одесской площади, не сбавляя скорости, с левым креном, ввинтился в клевер развязки, вышел на Глушкова в сторону центра. Дизельный рокот запнулся на доли секунды, водитель подкинул четвертую передачу, и словно гордый скакун, белый бус прыгнул вперед. В освещенных задних окнах виднелись орудующие капельницей люди.

Это тяжело отпускать… Тяжело отпускать, когда знаешь, что не отпустить нельзя. Это тяжело отпускать, когда знаешь куда, когда понимаешь, что там совсем не то, что по телевизору, что «это тебе не Ливан»… Я вспомнила тот момент, когда он не пускал меня на войну и мне стало жутко стыдно. Стыдно за то, что я посмела тогда просить у него благословления и не получив его посмела обидеться. Нельзя так просто взять и сказать: «Милый, отпусти меня на войну».

И он не просил разрешения, он просто поставил меня перед фактом. Так спокойно, с улыбкой, слегка иронично и без пафоса, просто сказал. А я смотрела на него, наливающимися слезами глазами и запрещала себе плакать, нет, нельзя, он принял решение, и увы, это решение правильное. Наверное самое сложное в отношениях взрослых людей – это принимать решения родного человека, даже когда это решение для тебя подобно смерти. И собрав всю себя в руки посмотрела ему в глаза - он все прочитал в них, обняла его и просто сказала – «Я буду тебя ждать».

Самое сложное, что когда либо говорила и самое честное из всех моих обещаний, за всю мою девичью жизнь. Я его знала мало и одновременно вечно и точно понимала, что никакие слезы, рыдания, увещевания и мольбы не могут остановить его – мужчину, в этом его выборе, и даже не смотря на то, что он очень полезен здесь, на мирной земле, ты сердцем и душой понимаешь, что его место там. Ты понимаешь, что этот его непростой выбор сложен для него самого, но поставив тебя перед фактом, не спрашивая разрешения, он бережет в первую очередь тебя от неблагодарной и заведомо проигрышной роли «не любящей» - в случае если отпустишь, и «эгоистичной, думающей лишь о себе» - если удержишь. Ну и на самом деле, ведь это же мужчина, твой мужчина – сильный и смелый, предприимчивый и уверенный, способный принять решение и нести ответственность за него. Именно поэтому он твой.

И именно поэтому ты любишь. Элла понимала, что эта чертова война забирает у нее такого дорогого человека, но не забывала, что благодаря этой чертовой войне – этот человек появился в ее жизни. Жизнь полна парадоксов, и юмор ее тонок. И не смотря на всю разницу: ментальную, уровня жизни, языковую но в Украине также как и в Израиле женщины отправляют своих мужчин и сыновей на войну, и так же точно ждут, волнуются, переживают. И для того, чтобы завтра в двери их дома не постучали прикладом автомата какие-то незнакомые люди, нужно обороняться, увы.

Добровольческие батальоны, в которые, не тяготясь годичной мобилизацией, мог вступить любой желающий, были чуть ли не единственным инструментом для адекватной борьбы с сепаратистами в начале лета. К середине июля с возросшим накалом боевых действий, добробатами затыкали дыры в теле оживающей армии. Еще 9 мая 2014 был сформирован батальон патрульной милиции особого назначения «Миротворец», Максим стал там пулеметчиком.

За Днепром светлело небо, ночь отступала на запад, держась за древний город тысячами рук причудливых теней. Над Киевом висел последний час тишины понедельника. Где-то под Изварино, БМП под номером 248 рвала траками землю, летела по полю, запуская куда-то в бок слепящие очереди из 30мм пушки, разбираясь с очередным гумконвоем. Восточнее, за ленточкой границы, передавали доброе утро «укропам» российские артиллеристы, выпуская очередной пакет Града.

Черная Октавия влетела в спящий город, на холостых, накатом, лишь шипя шинами, постепенно замедляясь – тихо прокатилась мигающие желтым светофоры, избегая ям, перестроилась вправо, пронеслась мимо одиноко припаркованной синей Киа с запотевшими окнами, ушла направо на Заболотного, в сторону набережной. Проснувшийся на заднем сиденье «Мекс», прикорнувший «на пару секунд» и обнаружив себя уже в Киеве по итогу – потягиваясь резюмировал: «Ни фига себе телепорт!» Мы были дома, впереди была новая рабочая неделя.

 

 

 

 

51. Цегла (июнь – июль 2014)

- Алле, привет, говорят ты там волонтеришь?

- Привет, ну есть маленько, а что?

- Та я тут, в войске, надо доделать одну работу…

Так начался, наверное, самый напряженный год в моей, да и не только моей, жизни…

Женя «Цегла» мог (и имел моральное право) легко «откосить». Для более чем разумного и адекватного мужчины 32 лет, женатого, отца двух дочерей, имеющего приличную работу и микроавтобус в кредите и родственника при высоких погонах – на чаше весов лежало не только желание «мощно пострелять». Увы и ах, как впоследствии оказалось, войну «потянули» не кадровые военные, не дети-контрактники, не престарелые алкоголики, толпами набранные военкоматами. Сдержали агрессию и локализовали пламя сепаратизма, 30 летние мужчины, оставившие дома семьи и бизнес, учившиеся на лету и самостоятельно, стремящиеся быть эффективными, выжить и победить. Не ради наград или денег, просто они слишком много поставили на карту и им было что терять.

21 июня он прибыл на полигон 1 танковой бригады в Гончаровске. В связи с тем, что формально призыв закончился днем ранее, все документы были оформлены задним числом и военные часы начали свой такой долгий и трудный, местами невероятный отсчет.

Пространство всегда посылает нам нужных людей, и еще в военкомате Женя раззнакомился с несколькими такими же как он ребятами: возраст, мотивация – были схожи, и все они что-то оставили за спиной и им было что терять. Армейской лотерее, бессмысленной и беспощадной, плевать кем ты был в гражданской жизни, плевать на твои навыки и дипломы, ей плевать даже на твою военную специальность в «прошлой» армии. И так пограничник, менеджер по туризму, толковый водитель автобуса со знанием английского языка, а также опытный страйкболист - Цегла благополучно «загремел» с остальной братией в связисты.

Побеждает не оружие, но боевой дух и лишь когда на позиции закрепляется обычный пехотинец её можно считать «своей». Выбор был сделан, и всеми правдами, и неправдами, пока еще могучая кучка единомышленников, а в будущем «Панда банда», таки упросила переквалифицировать их в обычные стрелки. Быть полезным – я не знаю, звучал ли этот девиз в их головах в те дни, но думаю чувства были сходными, а кто, как не хоть что-то понимающие в тактике ведения боя, основах выживания и полевой медицины люди должны быть впереди? Трясущие лишними килограммами, и еле держащимися в прокуренных деснах зубами, не желающие ничего 40 летние «старички», явившиеся в военкомат, лишь по причине того, что больше пойти просто некуда, не знают как это делать и главное – не понимают зачем.

Однако, смена специальности, по сути своей не изменила характера подготовки, которую все еще «советская» армия, просто не понимала как проводить. Да – она могла научить красить бордюры и мести листья, не более. Увы – виртуозное владение метлой, в современном бою вряд ли пригодится.

Хочешь сделать хорошо – сделай сам, кто-то «бегал в страйкбол», кто-то – турист, кто-то понимает в ориентировании, собрав вокруг себя когорту, банально не сильно пьющих, более-менее здоровых и желающих не только пережить войну, но и добыть победу, людей, ребята начали подготовку своими силами. Слава богам, видя такое рвение, «настоящие» военные не мешали процессу. Мир тесен и серьезную помощь в подготовке оказал давний знакомый Цеглы, а теперь инструктор – тоже страйкболист, а в миру охранник Гира.

Так или иначе обучение длилось три недели, а «группа поддержки» постоянно довозила в Гончаровск – в учебку, недостающие элементы снаряжения, скидывалась деньгами на покупку бронежилета, помогала закрыть рабочие вопросы и по возможности помочь семье.

13 июля два видавших виды автобуса ЛАЗ, пыхтя синим дымом, взяли курс на Бердянск, где на данный момент располагались силы 30 ОМБр. Это была та еще поездочка. 36 часов два переполненных людьми и вещами автобуса почти без остановок «пилили» вниз по карте. Они фактически пересекли всю Украину с севера на юг и временами казалось, что поездка эта не закончится никогда.

Быть может это был хитрый ход - везти людей куда либо - черепашим темпом и окольными путями, в процессе путешествия все было випито и сьедено, все пьяницы успели протрезветь, кто мог выспался, кто боялся – устал бояться. Колориту добавляла большая бочка с бензином в салоне, добавляющая в и без того противный, нагретый солнцем и горячим дыханием мотора воздух, специфических ароматов.

15 июля вздох открывающихся дверей явил миру ровно перемешанную, взболтанную и утрамбованную человеческую массу – людей, которым в скором времени предстояло вершить новую историю старого государства.

Первоначальный план замышлял, что «начинка» первого автобуса перегрузившись с колесных железных гробов на гусеничные, сразу поедет «на войну», а вторые – куда-то в тыл, возможно, для охраны штабов или каких-то других важных обьектов. Но слепое разделение на умных и красивых – не наш вариант, мало кому хочется, влезать в сомнительную историю под названием «война» без хорошего товарища рядом, все иллюзии по поводу «мощной и несокрушимой армии» улетучились еще в учебке и надо было что-то решать.

Произошел небольшой бунт – активная и более-менее адекватная часть «путешественников», следуя истине «человек – сам куец своего счастья» возжелала воевать в компании с себе подобными нормальными и чуть ли не силой, несмотря на противление сопровождающего, провела обмен военными билетами и людьми, к ним прилагавшимися.

Всех пьяниц и неадекватов, насильно пригнанных в армию, постарались оставить за бортом «бравого восточного похода», чему те в целом, не очень то и противились. Можно смело сказать, что все лучшее, что могла изрыгнуть из себя Гончаровская учебка, бодро погрузилось на чадящие и плюющиеся соляркой из эжекторов БМП и лязгая не всегда натянутыми гусеницами, мерно покачиваясь двинулось в зону АТО.

Что такое проехать от Бердянска до Солнцево, что возле границы? Украина, на самом деле, очень маленькая страна, что многократно было доказано этим летом. И 200 километров, сущий пустяк по современным меркам. Такое расстояние Женя мог преодолеть, просто полдня катая на своем автобусе, каких-то очередных зарубежных туристов по Киеву или наступив на педаль, за пару часов долететь по трассе до своей «фазенды» в живописном селе, где чистота свежего воздуха опьяняет и хочется закурить или лечь возле выхлопной трубы автомобиля.

Колонна бронемашин преодолевала этот маршрут почти двое суток. Поломки, остановки, постоянная, скрипящая на зубах и оседающая в носу, не смотря на шарфы и повязки, пыль. Выматывающая жара и качка - БМП словно корабль рассекала острым форштевнем желтое море подсолнухов а перед глазами мехвода ритмично ходил вверх-вниз горизонт. Это было необычно и дико, голубое бескрайнее небо и пыльная, ощетинившаяся стволами, наспех приведенная в ходовое состояние и движущаяся лишь на матерном слове своих водителей техника. Рев дизелей и невнятные голоса по радио, скрежет траков, пока еще без стрельбы…

…Это потом, Цегла будет шутить, что на колесном БТРе можно кататься верхом даже не «держась за поручни», а обычная «восьмерка» едет будто чиркая дном по асфальту и это видите ли непривычно. Это потом вся «группа поддержки» будет ругать его за очередное фото «без каски». Еще впереди бессонные ночи и километры нервов, радости встреч и горечь расставаний. И новое общество - родителей, родственников, друзей, матерей и жен – людей, которые ждут.

17 июля начался восточный поход, и всвязи с отсутствием нормальной связи, режущие пространство, набившие оскомину, каждый день одинаковые СМС «Как ты там» и такие долгожданные ответы «лучше чем вчера»…

52. Блицкриг (июль 2014)

1 июля 2014 после завершения перемирия, ВСУ в координации с различного рода добровольческими формированиями начали полномасштабное наступление. 4-5 июля, при угрозе окружения и осады Гиркин вывел свое войско из Славянска, Краматорска и соседних населенных пунктов. Факт «нежного», почти без разрушений, взятия Славянско-Краматорской агломерации добавил боевого духа в войска, уверенности в штабы и поселил в людях гражданских надежду, что все это безобразие на востоке страны в скором времени закончится. Каждый день в интернете и СМИ звучали названия очередных населенных пунктов, якобы освобожденных украинской армией.

Суть была в том, что многие села, считаясь формально под контролем ДНР (ЛНР) фактически были ничейными, демонстрируя соответствующий флаг на сельсовете ислючительно потому что так надо. Так называемое ополчение, а точнее его командиры не стремились держаться за каждое такое селение, справедливо полагая, что почувствовавшая «вкус крови», понесшая потери в боях, украинская армия, в состоянии позволить себе стереть с карты какой-нибудь ПГТ, будь это тактически целесообразно. Применив самое эффективное оружие той войны – танки, сепаратисты полностью развязали руки противнику, подняв ставки на достаточно высокий уровень.

Предпочитая диверсионную борьбу на дорогах, отступая в более-менее крупные города, разрушение которых не понравится мировому сообществу, тогда еще формирующаяся «армия Новороссии» сжималась как пружина и уплотнялась как губка вокруг Донецка, Луганска, Горловки. Первую половину месяца, вооруженные силы встречали неадекватное своей возросшей за последнее время мощи сопротивление и несла потери, в основном у границы, от работы российской артиллерии.

Особняком стояли, в основном пропущенная вниманием СМИ – атака блокпоста у Новоселовки 4 июля, когда погибло 7 и было ранено 6 человек, ну и конечно же черный день 11 июля, когда под артобстрелами Украина недосчиталась 42 человек. Количество раненных было значительно более высоким, а учитывая серьезные проблемы с эвакуацией и транспортировкой последних в больницы, часто решаемые силами одних лишь волонтеров – очень вероятно, что многих просто не довезли, и число потерь выше.

Генералы готовятся к прошлой войне – так сказал Черчилль, и даже в случае АТО он был прав, хотя к этой войне не готовился вообще никто и никак. Поначалу воевать пытались, пользуя афганский опыт. Однако, в отличие от людей в бородах и пулеметах, с которыми в 80хх приходилось иметь дело ОКСВ, современный противник лихо пользовал артиллерию и танки, бой чаще был общевойсковым нежели просто стрелковым, а наличие большого количества средств ПВО и малого количества самолетов и полное отсутствие опыта применения авиации, делало ее малоэффективной.

Характер боевых действий был бы приятен армии СССР 70х годов – равнинная местность, Европейский ТВД в сущности – все те условия, для которых была разработана техника и тактика, так же безнадежно застрявшие в 70хх, но активно используемые обоими сторонами. Но армия была не та, и количество её было в десятки раз меньшим, плотная застройка приводила к лишним разрушениям и жертвам мирного населения, что не добавляло лояльности «местных» и так настроенных, благодаря работе российской пропаганды, весьма неоднозначно.

Проблем добавляло отсутствие современных средств связи и банальных карт местности. Популярный и общедоступный «генштаб 82года» не отображал новых размеров городков и сел, часто просто сросшихся между собой в процессе пусть и тяжелого, но неотвратимого развития. Попытки воевать по «пачке беломора» или огрызку автомобильного атласа, приводили к частым «поворотам не туда», когда в пыли часть колонны могла просто пропустить нужный поворот и приехать прямо к сепаратистам в гости, с непредвиденными результатами.

21 июля был занят город Дзержинск.

Отпускать тяжело, еще тяжелее прощаться. Эти секунды, когда ты держишь его за руку, и сжимаешь ее, так сильно, кажется до хруста пальцев, и не можешь отпустить, а сердце бешено бьется, кричит своим стуком: «Постой, не уходи, побудь рядом, еще минутку», ты полжизни будешь готова отдать за то, чтобы эта минута длилась вечно. И крепкие, сбивающие дыхание обьятия, так, как будто вы пытаетесь проникнуть друг в друга, сжаться до размеров одного тела, и ты мечтаешь, чтобы он тебя вдохнул, спрятал в карман, сложил в рюкзак, разрезал на части и рассовал по подсумкам, но взял с собой.

И эти глаза, в которых ты тонешь, не видя ни цвета, ни зрачков, заглядывая прямо в душу, в это потустороннее пространство, где неистово терзаясь, пульсируя в сосудах, словно отстукивая тебе азбукой Морзе сигнал «СОС», беззвучно плачет та юная девчушка, которой ты привыкла себя чувствовать в его крепких руках. Обреченно всхлипывает, бессильно страшась одиночества, и слезы падают в черную бездну, так кап, кап, кап…

И ты не понимаешь, как так может быть, ведь у вас было так мало времени, и всегда на бегу, часто под покровом ночи, часто далеко друг от друга, все больше в телефонных разговорах и электронной переписке вы проживали эту вашу короткую совместную жизнь. Да и была ли она совместной, да и была ли это жизнь? Быть может это только сон и сейчас ты проснешься в своей постели в Нетании и будет обычный день, ты как всегда опоздаешь на работу, а придя в офис ты окончательно поймешь, что в Украине не было никакой революции и войны?

Ты ловишь себя на мысли, что говоришь «в Украине», и значит все это было. Тебя так говорить научил именно Он, это было и это есть, это сейчас и это с тобой, и это ужасно. Это как прыжок с парашютом, первый раз не страшно, а вот второй… Ты в очередной раз удивляешься его стойкости и выдержке и вспоминаешь тот взгляд, тогда, на лавочке в Мариинском парке, и тебе все становится понятно, только теперь все наоборот, и ты клянешь себя за это чувство и его, за то, что он такой в твоей жизни тогда появился, и ты благодаришь его за этот огонь в груди, пускай так больно жжет теперь все это.

И ты расплачешься у него на плече, он крепко прижмет тебя к себе, и скажет как всегда: «Та все нормально будет», а тебя хватит истерика… Нет, ты должна быть сильной, ты не можешь его подвести, ты же знаешь его другим, живым и нежным, любящим и ранимым, а вдруг он не выдержит и перед другими ребятами будет стыдно, он самый лучший, самый сильный и он не заплачет, потому что не заплачешь ты. Ты сожмешь до боли пальцы ног, чтоб никто не видел, как тебе тяжело и как страшно, нет, ты не заплачешь…

Ты не заплачешь, потому что ты сильная, ему под стать, он твой - ты его, ты поддержишь его, ты благословишь его, ты будешь гордиться им, защитником своей родины – чужой для тебя страны, ты сделаешь вид что уверена в том, что с ним все будет хорошо. Ты будешь ждать.

Нет, ты заплачешь, увы никакие аргументы не остановят соленый как мертвое море поток твоей настоящей души, молодой и, как флаг США на Луне, одинокой среди многолетней пыли, и под темными очками потечет тушь, а тебе будет плевать, захочется напиться, и ты будешь проклинать все на свете, но он этого не увидит, потому что ты не придешь к отъезду, потому что вы так договорились, потому что так будет проще…

Солнце плоскими лучами, словно сотней ножей резало занавески гостиничного номера, рисуя причудливые узоры в висящей в воздухе пыли, за окном начинался новый день, древний город на семи холмах оживал, постепенно заглушая пение невесть откуда взявшихся в центре птиц, гулом редких машин по брусчатке. Белый Форд транзит с красной полосой, вальяжно рокотя дизелем, не спеша катил вверх по пустой улице Грушевского. Сирена молчала, ночное дежурство было закончено.

Элла уткнулась в мокрую подушку, сон так и не пришел, а простыня все еще хранила Его запах.

Батальон Миротворец выдвинулся в зону АТО 11 июля 2014 года.

 

53. Два миллиона (июль 2014)

Украина – маленькая страна, восток страны характерен к тому же достаточно плотной застройкой, где предприятия и выросшие вокруг них рабочие поселки, превратившиеся впоследствии в города, срослись как сиамские близнецы в огромные агломерации. Стремясь избежать кровопролитных штурмов городов, в целом непосильных украинской армии образца 2014 года, командование сделало ставку на окружение сепаратистов и отрезание их путей снабжения, идея была весьма неплоха, что подтвердилось относительно бескровным освобождением Славянска и Краматорска

Однако войска, стремившиеся «закрыть» границу, для предотвращения подвоза БК и пополнений со стороны России, в своем прорыве вынужденно оказались зажаты между городской застройкой Донецка с одной стороны и территорией сопредельного государства. При отсутствии свободы маневра, ситуация осложнялась постоянными обстрелами как со стороны сепаратистов, так и «несуществующей» артиллерии РФ. И если с сепаратистами можно было еще «пободаться», то обстреливать территории за границей – означало бы фактически войну, чего вероятно, соседи и добивались, подыскивая повод к «справедливому» вторжению. Причем, сепаратисты, не брезговали пользоваться территорией РФ, как плацдармом для своих операций.

На уничтожение входящих колонн Розик ездил без пехоты, сокращенным экипажем, только мехвод и наводчик. Боевая работа выглядела как набеги – приехали, отработали, оперативно слиняли, почти без остановок, используя бронетехнику как маневренную орудийную платформу. На самом деле попасть в маневрирующий, движущийся танк не так уж и просто, а для БМП с ее тонкой броней, остановка вообще сродни самоубийству.

Да, рискованно, да дерзко, да опасно – но чертовски эффективно, и безусловно красиво, что может больше радовать сердце танкиста, чем рукотворные пожарища с разлетающимися куда-то вверх и в ночь кусками вражеской техники. Война имеет свою эстетику.

Днем, когда местность вокруг просматривалась на десятки километров и по входящим колоннам могла работать артиллерия, мобильная группа отстаивалась в посадке, экипажи отдыхали, латая по необходимости свои бронированные чудища, готовясь к новой напряженной ночной охоте…

…В танк прилетает ПТУР, из другой посадки, со стороны РФ, с ее территории. Взрыв, в воздух летят обломки динамической защиты, комья земли, бронированную машину укрывает облако пыли и дыма, видно только торчащий ствол. Благо людей рядом не-было и никто не пострадал. Экипаж танка кроет трехэтажным матом все и всех вокруг, ветер сдувает пыль и видно, что танк дымит, где-то внутри начался пожар. На какие-то секунды в воздухе повисает тишина и тут оживает радиосканер.

Суть в том, что шифрованной радиосвязи не было и все слушали всех, периодически общаясь, передавая приветы и проклятия сепарам, выслушивая ответные ругательства для укропов. Сейчас в эфире шли радиопереговоры, видимо между оператором противотанкового комплекса и каким-то его командованием. Суть разговоров сводилась к тому что шел доклад об уничтожении украинского танка, а обратно поздравления с заработанными двумя миллионами гривен за уничтожение. Сложно судить о том, реальной ли была вероятность получения такой суммы на руки, но памятуя о своей, скажем так небольшой зарплате, даже обычно просто обезбашенные, а теперь еще и дико злые танкисты на пару минут приуныли, быть может кто-то даже пожалел малодушно, что устроился служить, не в ту армию, но вида никто не подал. Первым от шока отошел командир танка Палыч, и не смотря по сторонам, побежал к БМП, там были огнетушители…

Секунды спустя, следом побежали остальные двое, и вот, спустя несколько минут, к все еще висящей в воздухе пыли и дыму, добавился белый оттенок огнегасящего состава, вырывавшийся через открытые люки. Чем дышали, да и дышали ли вообще, чумазые «мишководы» внутри своего раненного зверя – непонятно, но факт остается фактом – дыма становилось все меньше, а радиоперехват несуразно бормотал что-то о «дебилах – укропах, копошашихся вокруг консервной банки».

Все напряженно смотрели на невидимую схватку с огнем внутри машины, реально понимая, что там в автомате заряжания – снаряды и взрыв боекомплекта может произойти в любой момент. Драматизма ситуации добавлял сканер – ведь если враг все еще видит танк, то второй ПТУР может последовать незамедлительно, кто знает – быть может, «на том конце провода» сейчас какие-то люди судорожно прилаживают к станку новый выстрел.

А в мозгу, отказывающемся бояться, сидела одна мысль: «ну как же мы без танка, то, танк это ж сила, без танка мы никто»… Тем временем дым прекратился, видимо огонь был потушен, и медленно, видимо наводчик вращал башню вручную, хобот танковой пушки начал движение в сторону, откуда прилетел подарок.

В сканере запели немного иначе, голос потеряв былую уверенность и апломб, доложил о том что танк вращает башней, на что «командование» дало понять, дескать – не видать вам ребята, своих двух миллионов, если танк «живой». Голос пообещал разобраться с недоразумением, стало очевидным, сейчас прилетит второй ПТУР.

Время измерялось в стуках сердца, казалось вот-вот, пространство пронзит смертоносный снаряд, управляемый чьей-то неведомой рукой и все. Розик не раз чувствовал, что время резиновое и когда ты стреляешь, то оно сжимается и кажется, что твои патроны всегда заканчиваются быстрее чем у противника, под обстрелом же, наоборот минуты тянутся вечно, а минометные мины, не падают – планируют тебе на голову. Казалось прошла вечность, перед тем, как изрыгнув облако черного дыма, раненная шестьдесятчетверка взвыла «фирменной» пилорамой дизеля, и бряцнули, закрываясь, башенные люки.

Голос в сканере перешел на фальцет, судя по всему «там у них» что-то не складывалось, так как вторая ракета все еще не прилетела, а невидимый противник клял на чем свет стоит ненавистных «укропов», обещая сейчас же разобраться с этим строптивым утюгом, которому место на свалке, причем нормальные слова тонули в потоке повторяющегося, некрасивого, достаточно примитивного мата.

Земля полетела вверх, лязг траков, казалось заглушил вой двигателя, и ломая деревья, небрежно пережевывая июльскую зелень, все еще живую, пережившую столько месяцев войны, танк не поехал, прыгнул вперед. Это было как в кино, когда раненный зверь, испытывая адскую боль, граничащую с агонией, яростно, фонтанируя кровью из рваной раны сражается за жизнь, или быть может место под солнцем, или за достойную смерть. Хотя что по мнению зверя, достойная смерть, и есть ли у зверя мнение?

Нет, танк не сбежал, и не спрятался, мехвод рванул машину вперед не разбирая дороги, просто чтобы усложнить прицеливание противнику, все же, как ни крути, подвижный танк, он уже не цель, а противник, который может дать сдачи.

Словно японский спорткар на соревнованиях по дрифту, 42 тонны брони и стали, выдирая и разбрасывая в стороны комья земли, в дыму и пыли, развернулись и выкатились из посадки на открытое пространство, став носом в сторону противника.

На секунду показалось, что Палыч настолько зол, на негодяев, поцарапавших его «мишку», что тот, плюя на границы и порядки, сейчас поедет их давить гусеницами, а то и просто бить им морды, а там нелегкая еще понесет его брать Ростов. Голоса в сканере, как-то моментально замолкли.

Раздался выстрел, башня отрыгнула белым дымом, продувая канал ствола. Затем, еще три, один за другим, с одинаковыми интервалами и еле заметными доворотами башни, как будто не одинокий танк, а целая батарея «радует» беглым огнем далекого супостата. Аккуратно пятясь назад, словно медведь в берлогу, танк отошел в посадку. Там вдалеке, на территории России, дымели остатки порубанных осколками деревьев, черный дым выдавал горение чего-то рукотворного.

Сканер молчал.

54. Патріот із Мурманська (липень 2014)

Липень був гарячим. Середина літа смажила вулиці Києва, голови людей і душі тих, хто чекає. Інтернет і телевізор розривались переможними реляціями в стилі Левітана: «Сьогодні силами такого-то батальону, чи такої-то бригади було звільнено такий-то населений пункт». І сердце раділо. Зовсім забувалося, що наша армія зовсім не є тим, що має означати цей термін. І диссонанс між картинкою на екрані монітора і тим, що ти чуєш в телефоні ставав все більшим.

Як виявилося, війна не тільки зброя і боєприпаси, навіть більше – зброя, то єдине, чого у військах є вдосталь. І якщо ті ж самі бронежилети з шоломами були в центрі уваги, питання забезпечення засобами індивідуального захисту було у всіх на вустах і закинути у військо десяток-другий «броніків» то було мало не правилом хорошої політтехнології для будь-якого депутата, то за банальні цвяхи, відра, мотузки і безліч разного дріб´язку, мало хто думав.

Питання забезпечення цим, насправді, не менш потрібним мотлохом, цілком лягало на самих бійців, їх родичів, і групи підтримки. Здавалося б – все це коштує копійки, а коли «всього цього» треба багато, то малювались круглі суми. І мало того, що побутове приладдя потрібно було купувати – іноді питання доставки якогось тазика, генератора чи бензопили в потрібний підрозділ, перетворювалось на цілу логістичну операцію, що іноді перетворювалась в мало не загальновійськову, навіть з задіянням важкої техніки. Так, це дико і смішно – їздити на танку в магазин, але що робити, коли нічого крім танка немає? Тому питання автотранспорту стояло ребром.

Свого часу Юрко прожужжав мені вуха, про одного із своїх замовників, громадянина Росії, «типового москаля, з москальським говором». Він був родом із Мурманська, серйозний бізнесмен, не бандит, який, як чоловік казав: «мав заводи-пароходи і … підтримував Майдан».

Це було дещо дивно, і навіть підозріло. Ну що тут вдієш, в той час ще складно було зрозуміти мотиви людей багатих, тих, що за моєю думкою вже схопили бога за бороду і мають все, а то може і більше. В голові ще погано вкладалась сума хабаря, стандартного, річного, за його словами, що мав платити той дядько, лише для того, щоб його велика міжнародна компанія, мала можливість працювати в Україні. Офіційно платити податки, давати робочі місця і продукцію, один мільйон доларів в чиюсь кишеню, просто за право працювати.

Чоловік казав, що дядько має можливість і бажання допомогти, але це такий «туз в рукаві», яким можна скористатися лише раз і ми тримали його до якогось особливого випадку. Коли з Одеси повернулись наші гвардійці, почалась підготовка до наступної ротації. І якось сплило питання нестачі автотранспорту – Юра набрав потрібний номер.

Кожен оперує своїми сумами і нам тоді було ще складно, отак взяти і попросити грошей. І то є зрозуміло, що воно потрібно і воно на оборону, і десь всередині, було зрозуміло що для людини, яка здатна заплатити мільйон доларів хабаря, якихось пару тисяч доларів на реанімацію якогось задрипаного УАЗіка – то є дріб´язок, але ми соромились.

Потрібно, мабуть пережити обстріл, покласти найдорожче – своє життя, на терези, щоб відкинувши сором, просто запитати допомоги. Відмова не була б поразкою, і ніхто б не образився, ні. Але сам факт, відчуття що ти ходиш з простягнутою рукою, був якимось бридким. Чоловік домовився за зустріч, і втрьох з Маріо ми поїхали на аудієнцію.

Так це було дивно. Великий дерев´яний будинок на Осокорках, впорядковане подвір´я, білий мерседес, смачне лате в різній альтанці, про прокладку антенного кабелю в яку, я наслухалась від Юри багатьох нових і не дуже цензурних слів. Хазяїн, Віталій, який тим своїм реально «московським» акцентом так поважно казав – «Татьяна», і військові розповіді Маріо, що спокійно і без пафосу розповідав про кинуті в полі трупи сепаратистів, які довелось ховати самотужки, бо ті дуже тхнули, про відірвані ноги десантників і ДНР водоканал, про перший обстріл і роботу розвідки.

А ще було видно погляд. Погляд людини, яка не знає що робити. Було видно, як в цьому простому, насправді, дядькові – борються двоє, один розумний і поважний бізнесмен, що заробляє гроші, ремонтує своїм коштом танки, і знає тим грошам ціну. Він розуміє життя і своє місце у ньому – є люди – воїни, а є люди – спонсори, і їх неможливо міняти місцями. Але погляд – видає все, і було видно, як періодично цей хазяїн життя десь зникає, і верх одержує молодий і гарячий, справжній чоловік, що готовий і хоче, зі зброєю в руках боронити країну – що стала батьківщиною його дітей, готовий і хоче. В той момент мені здалось, що в ньому набагато більше патріотизму і розуміння подій ніж в багатьох диванних експертів з патріотичними аватарками. Він прожив цікаве і довге життя. Життя радянське і життя європейської людини. Він добре розуміє, що таке свобода і відповідальність.

- Конкретно – какая помощь вам нужна, - так, ми троє негідники, але ми чекали цього питання, і Маріо не став довго возити соплями по прикладу: «нам нужен любой автотранспорт». В очах Віталія знов з´явилась впевненість, він одразу взяв телефон, набрав номер: «Иваныч, как там наш Урал поживает?»

В процесі розмови стало зрозуміло, що Урал «відчуває» себе погано, але одразу невидимому Івановичу було дано карт-бланш на використання якихось-там резервних фондів для реанімації авто, і наголошено що це «дуже дуже треба зробити, якомога швидше».

Подивившись на Олега, який був здивований оперативністю вирішення питань, і намагався пояснити, що вантажівка то мабуть – забагато, наш благодійник, що помітно повеселішав, додав що Урал можна на щось поміняти і цим питанням вони також займуться. І було видно, що в якийсь момент внутрішня боротьба між воїном і спонсором припинилася, все банально і просто кожен має відчувати, що він потрібний, на своєму місці, іноді треба нагадувати людям за це.

Забігаючи вперед, скажу, що в потім на блокпост біля Дебальцево приїхало два УАЗіка, а потім, в досить критичний момент, коли на голову сипались ракети Град, вже не було часу соромитися просити, був і КаМаЗ із будівельним лісом, з безстрашним водієм десантником. І в момент коли падало все, і був повний бардак – бліндажі були перекриті. Одна із «таблєток» потім була знищена обстрілом, мінометна міна підпалила її коли та підвозила снаряди до танка, ніхто не постраждав, і ми бачили фото її решток – таке собі решето, друга пережила ротацію і лишилась на балансі в батальйоні. Нажаль, правом дзвінка, довелось скористатись ще раз, і привід був серйозний, але то сумна історія і про це потім, в серпні.

А тоді в липні, тихого, теплого вечора, ми пили смачну каву, курили, спілкувались, ніяковість пропала і Віталій розповідав, дивні, складно зрозумілі речі, про великий бізнес, якому теж не чхати на те що буде, про складні економічні процеси і піклування роботодавців за кваліфіковані кадри. Він розповів про колосальні, за нашим розумінням, суми грошей що жертвують на відновлення боєздатності армії відомі бренди і організації. Таємно, без пафосу, адресно – лише перевіреним підрозділам, чи окремим людям в них. Коштовне і дефіцитне обладнання, будівельні матеріали, техніка, все те що не по кишені, навіть потужній «групі підтримки».

І лише тоді стали зрозумілими, прості насправді речі – неважливо скільки у тебе заводів, грошей і автомобілів. Навіть, беручі до уваги, що ці – «сильні світу цього», в будь який момент можуть сісти на літак і полишити країну, все одно їм є що втрачати тут, і є сенс за це поборотися, та і звичайний патріотизм, чи любов до країни, де живе твоя сім’я – не пустий звук.

Це було дивно і дуже повчально. Насправді, ми всі крутимся в своєму колі спілкування і рідко виходимо за його межі, нам, молодим людям середнього класу, іноді здається що «люди в мерседесах» - холодні, скупі і їм на все начхати, хоча це не завжди так, так само, можливо і люди в мерседесах, вважають нас тупими ледарями, що нездатні заробити свій перший мільйон в двадцять п’ять років. Правда, як завжди десь посередині, і є те одне, що насправді єднає всіх нормальних людей в країні – бажання однакових «правил гри» для всіх, верховенства закону і невідворотність покарання за його порушення, ну і таке просте, але важливе слово Батьківщина.

Це не ідеальний світ і не утопія, так просто має бути, і ми всі маємо до того прагнути, і війна ця – це не війна України і Росії, чи там якоїсь придуманої ДНР, це війна «совка» і «не совка». Війна світосприйняття, війна минулого з майбутнім. Війна що триває вже дуже давно, лише перейшовши в свою чергову активну фазу, це складно зрозуміти, але то є так, а ще Віталій розповідав, як служивши строкову службу ще за часів СРСР, примудрився загриміти на гауптвахту за… спробу підірвати пам’ятника Леніну.

55. Лязг (июль 2014)

Лязг тонких гусениц выделялся на фоне рева мотора, звуков стрельбы и непрекращающейся канонады. Хищно вытянутая тонкая пушка, со змеиной головкой дульного тормоза, пристально смотрела куда-то вбок и вдаль, туда где на краю желтого моря – разгоралось пламя и вздымались к небесам столбы клубящегося черного дыма. Сдирая все еще живой травяной покров с многострадальной земли, скашивая острым носом головы подсолнухов, обжигая уставшую почву жаром раскаленных гильз, оставляя черный след в пылающем воздухе, по неубранному полю неслась боевая машина пехоты.

Периодически изрыгая порцию огня, оголовок пушки, как бы оценивая результаты очередного плевка, затихал, ветер снимал с длинного ствола новую порцию дыма и шлейф этот терялся, смешиваясь с пылью, за кормой, среди брошенных на растерзание войне подсолнухов.

Маневрируя, и давая бортовые залпы, то на ходу, то с коротких остановок, то резко взвывая своими шестью, закованными в чугунные гильзы, сердцами, то почти затихая, как быстроходный корвет в бурном море, грациозная в своей брутальности машина, вела бой с невидимым в дыму противником. Со стороны России зашла очередная техника.

Враг обнаглел окончательно, не стесняясь, и не страшась, пересекая границу при свете дня. Работа российской артиллерии - так называемые учения в Ростовской области, серьезно потрепали части 72 ОМБр, державшей оборону на этом участке государственной границы. Прижатые к земле, не в силах нормально окопаться в каменистом грунте, войска несли потери, в людях и технике, положение становилось критическим, сказывались сложности с подвозом боеприпасов, запчастей, топлива и банально – питьевой воды. Иногда питаясь кузнечиками и собирая дождевую воду в каски, эффективно контролировать границу становилось все сложнее.

Выстроившись, как на параде, растянувшись по дороге, шла смешанная колонна из различной техники. Цель была идеальной и чуть ли не в последний раз в тех краях заговорила украинская артиллерия. Боги войны не жалели снарядов, пускай те и были последними. Чистое, безоблачное небо разразилось громом и смертоносный металл обрушился на головы, уж было расслабившегося противника, сея смерть, хаос и разрушения. Довершить начатое артиллерией, предстояло выдвинувшейся «на зачистку» мобильной группе. Только техника, без пехоты, только огонь бортового оружия и маневр…

…Стелющийся по полю дым закрывал солнце, а падающие вдоль дороги снаряды высекали искры из асфальта, периодически барабаня по остовам догорающей техники, оставяя на них глубокие царапины, уродуя тела павших, разрывая их на куски, хороня под грудами потревоженной земли контуженных, счастливчиков же просто как спички разбрасывая в стороны, бросая их оземь изломанных и мертвых.

Строй колонны рассыпался моментально и вжав педаль до холодного металла, водители направляли свои машины куда глаза глядят, в панике сталкиваясь, переворачиваясь, стремясь по дороге или через поле покинуть этот ад на земле как можно скорее. Часто одинокое транспортное средство, не отьехав и пятисот метров от пылающих собратьев, вдруг превращалось в огненный шар, а затем, спустя доли секунды, следовал очередной раскат грома – откуда-то изделека, из моря подсолнухов, так и не замеченный, постоянно меняющий позицию, работал танк Т64 ВСУ.

В неизменно падающей на землю после выстрела тишине, слышались отрывистые очереди, и трассы разрывов полосовали землю, иногда достигая своих целей, делая огромные дыры в еще подвижных грузовиках, отрывая колеса, словно консервным ножем взрезая корпуса БТРов, буквально разрывая на части, не успевая взорваться и просто проходя насквозь людей, случайно оказавшихся на их пути.

Сокращенным экипажем – только мехвод и наводчик, чтобы избежать лишних потерь, совсем без пехоты, так сказать – налегке, выходила 248 машина в очередной свой пиратский рейд «на рашкованскую колонну».

Огонь и маневр, квинтесенция бронетанковых войск и здесь под Изварино, на узкой полоске между границей и сепаратистами, в неубранных диких полях, именно молниеносные, часто рискованные, но дерзкие действия – позволяли наносить максимально возможный ущерб врагу сравнительно малыми силами.

Мехвод любил свою машину и она отвечала ему взаимностью, 248я была самой быстрой БМП в бригаде, а то и во всех вооруженных силах. Когда шел дождь, он доставал щетку и любя, словно дорогую иномарку, тщательно мыл ее под дождем, когда рушилось все и вся, бак именно его машины всегда был полон, пусть в ущерб остальной менее боеспособной технике, он один не закрасил бортовой номер и в итоге, судя по радиоперехвату, за уничтожение именно 248й машины – сепаратисты сулили добрых 10000 долларов. На этой машине никогда пехота не ездила спереди на «ребристом», Саша «Розик» никого туда не пускал, справедливо мотивируя это тем, что своими задницами пехотинцы закрывали приток воздуха к радиатору и не позволяли ехать быстро. Скорость – жизнь.

Кататься на броне по пересеченной местности – это то еще удовольствие, а летать, не разбирая дороги на скоростях больше 40 км/ч – просто страшно, БМП на ходу знатно клюет носом и можно банально улететь «за борт». За башней, на крыше десантного отсека, из кожанных ремней, пехотинцы понаделывали себе петель, как в троллейбусе, чтобы во время очередного галлопирования по степи, можно было надежно за те петли держаться.

Горизонт курился, на вражескую колонну падали последние снаряды, противник был разбит и рассеян, возле разорванных в клочья, по частям горящих грузовиков, с характерными вспышками горели зеленые ящики со снарядами, периодически взрываясь и запуская в небо новые порции дьявольских салютов всевозможных калибров, срабатывая полосуя асфальт стабилизаторами вдаль уходили ракеты от Града. Стоял треск горящих и от того выстреливавших во все стороны патронов, периодически сотрясалась земля, то ли от залпов российской артиллерии, что без устали палила по опорным пунктам 72йки, то ли на воздух взлетал очередной ящик с тяжелыми, артиллерийским снарядами. Казалось – покореженный металл парил в воздухе, и новые взрывы не давали опуститься на землю ошметкам разбитой техники. На самом деле, как опавшие листья, тяжелым дождем на землю сыпались с небес детали трансмиссий и кабин, а их место там, наверху, занимали доски и железки, поднятые вверх очередным взрывом и, казалось, чехарде этой не будет конца и краю.

Стараясь не подходить близко, дабы не нарваться на засаду или одинокого гранатометчика, постоянно меняя позиции, и всячески маневрируя, 248я методично утюжила поле подсолнухов, щедро насыпая в сторону уже разгромленной колонны, очередные порции 30мм осколочно фугасных подарков. Без жалости.

В какой-то момент, в поле зрения мехвода попал белый Мерседес Спринтер, на полном ходу подымающий пыль и уходящий по проселочной дороге в сторону границы, его высокая крыша была хорошо видна разгорающимися подсолнухами, и БМП пошла наперерез, не прекращая не очень прицельный огонь по остаткам колонны.

Словно пантера, грациозно и стремительно, на полном ходу, чуть ли не выпуская пламя из засмоленного эжектора, боевая машина настигала добычу. Черная земля фонтанами летела из-под траков, чувствуя вкус крови и сажи на губах, маленький человек за штурвалом большой машины, вжимал педаль газа, увлеченный преследованием.

Для лучшего обзора, Саша, закоротив концевик люка, (чтобы можно было вести огонь при открытом люке), даже в бою, когда прямо перед носом летают трассера, часто ездил «по походному» (люк открыт и голова мехвода торчит из корпуса БМП). У него не было нормальных очков, глаза слезились, стремясь хоть как-то укрыться от пыли и летящих в лицо острых листьев, он почти скрылся в люке, но глаз со Спринтера не сводил. Гусеничная машина, на поле чувствовала себя хозяйкой жизни и вскоре, бешено скачущий на ухабах, микроавтобус был совсем рядом, в считаных метрах.

Сомнения отпали сами собой, из разбитых стекол микроавтобуса виднелись стволы автоматов и стеклянные от ужаса глаза их обладателей. Голова механика водителя скрылась в люке, бронированная машина сделала доворот и навалилась на Спринтер. Удар. Лязг гусениц по металлу, скрежет отрываемого от рамы кузова по броне, чей-то крик.

Стальные траки сдирали белую краску с тонкого металла, обнажая грунт, продирая его до блеска и как бумагу, не щадя, разрывая то, что еще секунду назад было бортом автобуса. Острые кромки загибались внутрь, обволакивая оружие и снаряжение его пассажиров, впиваясь в их тела, а сила инерции, увлекала все еще живых людей вперед, разрывая на части, ломая кости, загибая такие прочные и нерушимые элементы кузова, протыкая и связывая в запутанный клубок живую плоть и моментально нагревшуюся от деформации сталь.

Удар пришелся точно в середину микроавтобуса, под углом, и лишь водителю посчастливилось в последнюю секунду, перед тем как его мир накрыло огромным нижним бронелистом БМП, увидеть прекрасное летнее небо. Словно от удара исполинской кувалды передняя часть Мерседеса подпрыгнула в небо, лопнули фары и лобовое стекло, а затем сверху упала стальная громадина и ломая грудной клеткой руль, размазываемый по идущему волнами кузову, человек не успел вспомнить все значимые моменты своей жизни.

Остальным пассажирам повезло меньше, и последний живой в получившемся месиве из ткани, плоти, железа и пыли, наслаждался лишь зрелищем обрезиненного катка, проносящегося перед угасающим взором и тонких гусениц, деловито подминающих, его же оторванные ноги.

14 тонн живого веса БМП-2, разрезали острым бронированным носом микроавтобус на пополам, как горячий нож – масло, смяв и разметав по дороге остатки. Наводчик, предусмотрительно развернувший башню назад – констатировал уничтожение цели…

56. Ночные бобики (июль – август 2014)

После первой ротации, как первый, так и второй резервные батальоны Национальной гвардии изрядно поредели. Кто-то навоевался, кто-то наворовался, кого-то удержала семья или другие причины. Изначально не особо полноводный поток добровольцев знатно ослаб, непонятная заваруха на востоке переростала в полномасштабную войну, и заткнувшие своими телами дыры на фронте, добровольцы – уступали место оживающей армии.

Всех оставшихся обьеденили в один батальон, получивший название в честь погибшего на горе Карачун генерала Кульчицкого. В начале августа 2014 подразделение засобиралось обратно на восток.

В отличие от армии, вцелом щедро оснащенной, пусть и дышащим на ладан, но ремонтопригодным автотранспортом, в распоряжении Национальной гвардии были в основном лишь легкие моноприводные грузовики и автобусы. На маршрутке особо не навоюешь, да и по полям не накатаешься. Вопрос автомобилизации решался своими силами. Так появились сначала «Би би кинг» - подарок подарок Фастовского лесничества (там точнее было два раздолбанных УАЗа из которых в итоге слепили один нормальный), а затем личный УАЗ Леши-танкиста, который будучи полубронированным впоследствии спас жизнь своему хозяину.

Своими силами, в гараже, с любовью и нежностью, вскладчину, куча ржавого железа, гордо носившая имя УАЗ 469 какого-то бородатого года выпуска, была восстановлена, поварена и отремонтирована. Да, получился не Хаммер, и по пути в Дебальцево на скорости 120 км/ч окрылся капот, вхлам разнеся лобовое стекло и наделав шухеру, но кто бы что не говорил, у любой машины есть душа и она чувствует к себе отношение, отвечая адекватно. И капризничая поначалу, полумертвый внедорожник, после многих дней, прожитых под его капотом, после авральной замены коробки передач в ночь перед выездом, с попутной реанимацией так некстати забарахлившей электрики, своим ходом добрался до пункта назначения, отработал верой и правдой всю ротацию и возвратился назад.

«Би би кинг», или как его еще называли Хмаробобик (от позывного хозяина) пережил и долгую дорогу, и ужасный, неизвестно чем разбавленный, военный бензин, и сланцевую пыль, и артобстрелы, и даже ошибочные боестолкновения с дружественными войсками. После того как Хмара был ранен и эвакуирован в госпиталь, машина продолжила службу и была в целости и сохранности возвращена домой.

Советская техника, ломающаяся и ненадежная в мирной жизни, часто проявляла чудеса стойкости в условиях «дикой» войны, где БТРы, трое суток (из-за поломок в пути) ехавшие из Киева в Краматорск, могли накручивать те же 700 километров за световой день, сопровождая колонны, причем периодически «выгребая по полной» и возвращаясь на базу потеряв 3-4 колеса. Большим плюсом было конечно же то, что так сложно доставаемые, с кучей бумаг и актов запчасти – в АТО извлекались из «кармана страны» почти моментально и в руках толкового мехвода, даже старый совдеповский хлам становился надежной техникой. Войну выигрывает не оружие, но люди.

Со второй машиной история была несколько драматичнее. Уже когда часть батальона была на ротации, УАЗ выехал из Чернигова, и с грузом некоторых вещей и инструментов, волонтерской помощи, должен был отправиться в АТО в составе второй колонны. Согласно закону подлости, доехав до полигона Старе под Киевом, он сломался и его экипаж, вместе с передачками на фронт уехал «пешеходами».

Ясное дело машину нужно ставить в строй, и вот я забираю из гаража Андрея и Толю, «Троля» и его соседа – опытного водителя (ему предстояло пилотировать раненного бобика в Киев), мы едем забирать УАЗ на лечение. Андрей «Тролль» - один из отцов основателей страйкбольной команды «Злодеи», древний товарищ, отличный автомеханик и просто потешный мужик, в его гараже был оживлен «Би Би Кинг», «бронечерепаху» - как я почему-то окрестил нового пациента, следовало притарабанить сюда же.

В самом начале произошла накладка. Мы все вместе напутали с местом дислокации машины и поехали в Новые Петровцы, чем крепко озадачили охрану полигона, знать не знавших никакого УАЗа для Нацгвардии. Созвонившись в очередной раз с нужными людьми, местонахождение машины таки было установлено, и в связи с тем, что «для бешенной собаки 20 километров не круг», мы тот час же двинулись на «правильный» полигон Старе. Это где-то 80 километров от Киева.

Я бывал на этом полигоне еще в мирное время, когда тот был заброшен и слабо охранялся и случилось как в анекдоте про «я знаю короткую дорогу». Несмотря на то, что к полигону, фактически к воротам части, была прямая, хорошего качества асфальтированная дорога – меня понесло проселками. Как-то позабыв, что едем мы все же не на УАЗе, или моей «вездепролазной» Волынке, а на достаточно низкой и все еще лакированной Шкоде, я поперся чуть ли не по прямой, прямо как на трофи, наблюдая свое перемещение на генштабовской карте в ОзиЭксплорере.

Сначала был асфальт и все было неплохо, но затем дорога начала сужаться, превратилась в гравийку и чем дальше, тем большего размера случались камни. Больно стуча по днищу машины, они как бы намекали, что дорога выбрана не совсем по рангу автомобилю, но упрямство города берет, и вот уже по песку, местами весьма рыхлому, по лесной дороге мы продолжаем движение.

Это тот момент, когда ты понимаешь, что делаешь глупость. Ну нельзя на дорожном автомобиле носиться по песчаным лесным дорогам так же лихо, как ты это делаешь на подготовленном внедорожнике с блокировками, дорожным просветом в 35 сантиметров и лебедкой. Просто нельзя, Шкода Октавия придумана для того чтоб низко лететь по ровной асфальтовой стреле, виписывать виражи и радовать седоков кондиционером, но никак не бороздить барханы где-то в лесу, вдалеке от цивилизации. Ты понимаешь это, ты чувствуешь, как плывешь днищем по песку, ты чувствуешь и пытаешься доворотом руля, нежно поглаживая педаль газа, не дать колесам сорваться в букс, ты молишься на древний но надежный мотор, чтобы тот тянул твой тарантас на второй передаче, потому что движение-жизнь.

Вопросов нет, во многих своих приключениях виноваты мы сами, и назад дороги нет, банально потому, что в некоторые, уже преодоленные места, я второй раз не сунусь. Продираясь сквозь песок лесной дороги, я молил лишь об одном, чтобы дорога не оказалась перекопанной в непосредственной близости к цели…

…Пусть сухое, но тяжелое для обычного автомобиля бездорожье мы преодолевали добрый час, с упорством барана, я пер вперед, и вот от сердца отлегло, рыкнув мотором на последней яме, машина вырывается из цепких обятий леса на мощенную брусчаткой дорогу. Эта дорога мне знакома, она ведет на сам полигон, и тут уже проще. Местные лесорубы, удивленные, невесть откуда появившейся цивильной машиной, ехавшей со стороны закрытого полигона, подсказали направление на КПП части, а затем, еще не совсем поняв, что находимся на самом полигоне, уже удивлялись мы сами, когда подьехали к КПП – не с той стороны, изнутри, так сказать «охраняемой» территории.

Но прочь эмоции, засучить рукава, в отличие от детишек-срочников, занимавшихся здесь черт знает чем, мы приехали по делу. Дальше было уже дело техники, разобравшись на месте – что в машине банально заклинило во включенном состоянии 4ю передачу и в общем-то она «на ходу», было принято решение гнать ее в Киев в гараж. Кое как тронувшись на пониженном ряду, обратно мы уже поехали как белые люди по асфальту, низкооборотистый мотор неплохо тянул тяжелую машину с самых низов и по трассе мы ехали весьма резво. Повезло, Киев встретил отсутствием заторов и лишь пару раз – извиняясь перед пешеходами, за невозможность их пропустить тормознув на зебре, все так же дымя сцеплением на светофорах, кой как, через пень колоду, с горем пополам мы приползли в гараж.

Все было стандартно, несколько ночей после работы, тонны сигарет и кока-колы, бутерброды с машинным маслом, провода в зубах, война с мелкой, не желающей вылезать пружинкой и так далее – по мелочи. Грубо говоря, получив собранную из трех поломанных КПП – одну рабочую, кой где залатанную холодной сваркой, спустя несколько суток, автомобиль был передан родителям Лехи-танкиста, и вскоре убыл на войну.

Машина была примечательна тем, что была частично бронирована каким-то железом, от того очень тяжела, неохотно разгонялась и почти не тормозила, имела очень загадочный техпаспорт и какие-то «левые» номера. Все эти недостатки не помешали автомобилю добраться, пусть и не без приключений, но своим ходом до Дебальцева, а тяжелая железная пластина в двери, таки однажды поймала пару осколков, предназначавшихся хозяину автомобиля. И значит несколько бессонных ночей, проведенных в борьбе с престарелым железом, того несомненно стоили.

 

57. Зависимость (июль 2014)

Утро наполняло столицу Украины светом и автотранспортом. Длинные тени усыхали, постепенно исчезая под напором раннего, стремительно взбиравшегося на небо солнца, а купола церквей блестели золотом, искрясь и переливаясь, радостно встречая новый день. Исполинская статуя Родины матери, первой встретила солнце и, нежась в его лучах, взирала на вверенный ей город с уверенным спокойствием, наступал новый день, жаркого во всех смыслах июля 2014.

По прохладному утреннему асфальту утреннего центра, неуверенной походкой, слегка шаркая, брела одинокая женщина. Напряженно сжав руки в локтях, уперев кулаки в карманы ветровки, слегка пошатываясь она медленно брела за своей тенью. Легкий утренний ветер трепал выбивающуюся из под капюшона челку, взор усталых глаз был пуст.

Это дурное ощущение, когда пьешь, но не напиваешься, а вместо облегчения или хотя бы простого забытья ты получаешь ровно ничего, хмель не берет, я испытывала впервые. меня тешило, то что от моего устало агрессивного взгляда терялся весь запал барных ловеласов, так и норовивших угостить меня очередной рюмочкой. Чего стоят сладкие клубные мальчики, вылившие тонну лака на голову и флакон духов за пазуху. Что они знают о настоящей тоске, когда хочется выть, но воздуха в груди с трудом хватает на дыхание, когда хочется сломать все вокруг, но разум запрещает глупо и неэффективно тратить силы. Чем может удивить меня тело в рубашке от Луи Виттон, которое говорит, что оно аполитично и это «не его война»?

Элла поймала себя на мысли, что теперь, по какой-то непонятной причине, эта война стала «ее», она остро прочувствовала эту ее зависимость, эту нехватку информации, этот контраст между суровой реальностью там и как буд-то нарисованным спокойствием здесь. И пытаясь утопить эту тоску в алкоголе, она потерпела фиаско, бессонная ночь, проведенная в путешествии по ночным барам, лишь еще более утвердила её противоречивые впечатления об этой стране. Есть две разных Украины – одной плевать на все, лишь бы задница была в тепле, другая же, разбиваясь в лепешку, надрываясь и отдавая последнее, борется за победу, в странной, противоречивой, навязанной извне, глупой и безгранично жестокой борьбе прошлого с будущим.

Усталая, с раскалывающейся от сигаретного дыма и бестолково выпитого коньяка, головой, израильская журналистка брела в отель. Максим, в составе батальона Миротворец, уехал в АТО, а стало быть и ей в Киеве задерживаться нечего.

С середины июля батальон милиции специального назначения Миротворец работал «по профилю» и занимался поддержанием правопорядка в городе Дзержинск. Фактически это была милицейская работа, такая же как где-либо в другом месте, только вокруг была война. Неразорвавшиеся боеприпасы, растяжки, обилие оружия на руках и связанные с этим проблемы, такие как пьяные перестрелки, плюс попытки диверсионной работы сепаратистов не давали особо прохлаждаться.

Прикрывая армейские блокпосты с тыла, работая «по адресам», проводя зачистки, банально патрулируя улицы – шансов словить пулю у людей было предостаточно. Полупустой город дарил множество соблазнов, как мародерам, так и обычному криминалу, коего в городе и без войны было предостаточно. Учитывая же тот факт, что пойди разберись, кто из местных друг, а кто враг, кто улыбаясь днем, ночью же пальнет из припрятанного гранатомета, работа была достаточно сложной.

Армии в этом деле несказанно проще – круши, калечь, не думай. Армия, даже в своем полуобморочном состоянии это бульдозер, годный для сноса дома, милиция же, это отбойный молоток, пригодный для демонтажа покосившихся перегородок. И даже не смотря на некоторую напряженность внутри подразделения, характерную добровольческим батальонам МВД того периода, где в одном строю уживались как «майдановцы», так и их визави – дело в целом, шло весьма успешно. Порядок возвращался в город, а хоть и кровопролитное, но на то время стремительное и успешное наступление украинской армии, вселяло уверенность в успех мероприятия.

Собирать чемоданы, которых нет – сущее удовольствие. Еще трещала голова, и подкашивались ноги, а на уставшем черепе пришлось тональным кремом рисовать лицо, но билет на утренний экспресс уже был закачан в смартфон, заказано такси до железнодорожного вокзала, и чтобы не заснуть Элла вышла к парадному входу отеля, где под неторопливую сигаретку, на свежем, отдохнувшем за ночь от суеты и выхлопных газов воздухе, думала о предстоящей поездке.

Ожидаемо, измученный ночными возлияниями мозг не мог собрать воедино желания и возможности, отчаянно сопротивляться любой попытке выстроить какой либо, мало мальски разумный алгоритм действий. От гвардейца Вовы Элла знала, что второй батальон НГУ сейчас на отдыхе, а «фронт» подвинулся значительно дальше на юговосток, делая славный блокпост 3-А тыловым, и стало быть ей не интересным. И чего-то большего, чем побродить по освобожденному от сепаратистов Славянску, ей придумать пока не удавалось. Подьехавшая машина такси, напомнила о всемогущем и всезнающем извозчике Федоровиче из Изюма, и плюхаясь в обьятия заднего дивана машины, Элла, словно Скарлет О’Хара из «Унесенных ветром», решила думать обо всем завтра.

Заурчал мотор и серебристый Шевроле Лачетти на удивление плавно поплыл по все еще пустым, залитым лучами утреннего солнца, постепенно нагревающимся и заполняемым людьми и машинами улицам. Два динамика на полке, за спиной, тихо пели «я їду додому» и под мурлыканье Вакарчука, мякое сиденье отобрало последюю волю к сопротивлению, уставший мозг отключил тело, а на каком-то ухабе вниз грохнулись веки – вокруг стало темно…

Вокруг было темно и тихо, лишь где-то далеко стоял какой-то гул, сквозь этот гул были слышны чьи-то голоса, но слов было не разобрать, в кромешной тьме виднелся огонек, то ли лампочка под потолком, то ли звезда на небе. Воздух был недвижим, а тело подозрительно легким, почти не весомым и почему-то не чувствовались ноги.

С руками дело было не лучше, они вроде бы, как и были, я шевелила пальцами, но поднять даже одну не могла, как будто они были привязаны, в темноте было не разобрать что к чему, попытка поднять голову не увенчалась успехом, лишь то ли лампочка, то ли звезда, зашатавшись, расплылась, растеклась перед глазами, гул усилился, неразборчивые голоса стали ближе.

Мне почему-то не было страшно, разум был пуст, как буд-то кто-то вынул оттуда все мысли. Я лежала и смотрела на источник света, без эмоций, очень хотелось пить, казалось губы были каменными, и с какой-то тупой обреченностью я с этим смирилась.

Вдруг лампочка резко превратилась в яркое зарево, которое спустя секунды обрело форму прямоугольника. Это была дверь, её открыли и белый холодный свет ворвался в помещение. В дверном проеме стоял человек. Я видела только силуэт, но он казался мне знакомым, это был военный, на белом фоне четко обрисовывались контуры каски и плеч бронежилета. Человек подошел и взял меня за руку, его ладонь была такой знакомой, такой родной, но дьявольски холодной.

Вдруг гул утих и за ярким светом двери отчетливо послышались шаги, человек в каске прошептал «Прости» и тут же, обратившись птицей в два взмаха крыльев выпорхнул из помещения. Меня охватил ужас, это был голос Максима. Мир затрясся, крыша исчезла, и словно карточный домик рассыпались стены помещения….

- Девушка, девушка, просыпайтесь, приехали, таксист теребил Эллу за плечо. С ошалевшими глазами, та вертела головой, не понимая в чем дело, и силясь понять, кто этот дядька, и что это только что было. Секунды спустя, когда мозг заработал на полную мощность, ясность пришла - она была в машине, на киевском железнодорожном вокзале.

Белый Форд Транзит с красной полосой, истово визжа сиреной, выпуская клубы черного дыма, прыгая из ряда в ряд, в плотнеющем городском потоке, отчаянно сигналя зазевавшимся, не уступающим дорогу скорой помощи машинам, летел по Железнодорожному шоссе. Притормозив и обьехав по тротуару скопление машин на светофоре, свернул на Гринченко и прогромыхав, не жалея подвески, через переезд, пройдя перекресток с Кировоградской на красный, вышел на встречную полосу, огибая утреннюю тянучку при левом повороте на Протасов Яр.

По железной дороге навстречу ему пронесся скоростной экспресс Интерсити, он уносил Эллу на восток.

58. МН 17 (17 июля 2014)

Колеса мерно продавливали дорогу, многолитровый дизель деловито урчал, свистя турбиной наддува, тяжелый грузовик глотал километры, и почти не напрягаясь тянул за собой тяжелый трал для перевозки сельхозтехники. Водитель в майке, курил вонючую папиросу, диссонируя с изящным - европейским дизайном тяжеловоза, середина лета жгла солнцем асфальт, впереди по дороге на фоне голубого неба, как грибы, стояли черные дымы пожарищ.

Несуразная, огромная, грязно зеленая железяка на трале, лязгающая гусеницами на ухабах, выделялась на фоне окружающего благолепия, но давно уже не вызывала любопытства у окружающих, военная техника летом 2014 перестала быть диковинкой в этих краях.

ACFT: Schiphol Tower Malaysian MH-17 radio check box 1 on 121.75

TWR: Malaysian MH-17 Schiphol Tower readability 2

Большой белый самолет с красно-синей полосой стоял у терминала. От грузового люка уже отвалил, сверкающий желтизной погрузчик, экипаж перепроверял радиосвязь, стюардессы знакомили пассажиров со стандартными правилами поведения на борту. Все двери были закрыты, пассажиры устраивались поудобнее, кто-то уже спал, засветились значки «Не курить» и «Пристегнуть ремни». Пилоты в кабине проводили стандартную предполетную подготовку, сверяясь с перечнем необходимых действий, сосредоточенно щелкая тумблерами.

Впереди был бросок через полмира, длительностью в несколько часов, мамаши предвкушали «веселье» с непоседливыми карапузами, папаши предвкушали коньяк.

С юга, на Снежное, надвигалась облачность. С высоты Саур-Могилы был хорошо различим этот бело-серый блин, медленно, почти не меняя формы ползущий с моря, закрывающий горизонт дымкой, скрывающий лазурь блестящего в утреннем солнце Таганрогского залива. Сюрреалистическая картина прекрасной природы и войны среди этого всего, так хорошо заметная с верхотуры кургана со столбами дыма горящей техники и грома артиллерии, навевала тоску. Воздух становился все более тяжелым и влажным.

ACFT: Schiphol Tower Malaysian MH-17 stand В 1, request start-up

TWR: Malaysian MH-17 start-up approved

Со свистом запустилась вспомогательная силовая установка, легкая дрожь пробежала по фюзеляжу. Ожил, раскручиваясь, выходя на режим, левый двигатель, в иллюминатор была видна чехарда лопаток, постепенно превратившаяся в полупрозрачный круг. В симфонию свиста моторов добавился еще один инструмент - запустился второй двигатель.

Помахав элеронами и рулем направления, в очередной раз перепроверив показания всех приборов, допроверив все системы, дождавшись, когда двигатели выйдут на стабильные обороты, второй пилот выключил ВСУ и легкий завывающий звук, еле слышный на фоне мерного гудения турбин, ознаменовал собою начало руления.

Носовая стойка выдохула, удлиннившись, качнувшись назад, самолет начал руление, медленно, словно мышцами, поигрывая могучими гидроцилиндрами подвески. Большие колеса основных стоек шасси, не спеша перекатывались через стыки бетонки, в нетерпении ожидая сумасшедшей круговерти разбега.

TWR: Malaysian MH-17, report when ready for departure

ACFT: Ready for departure Malaysian MH-17

TWR: Malaysian MH-17, behind Boeing 727 on short final line up behind

ACFT: Behind Boeing 727 on final, lining up Malaysian MH-17

TWR: Correct Malaysian MH-17

В 12.30 (по Киеву) 17 апреля 2014 года Боинг 777 авиакомпании Малазийские авиалинии встал на старт в торце ВПП аэропорта Схипхол в Амстердаме.

Колесо тягача нашло единственную на улице лужу и провалилось туда, кабина присела, качнулась, выровнялась, дизель умолк. Из открытого окна водительской двери на землю упал дымящийся окурок, и тут же он был раздавлен чьей-то ногой в военном ботинке.

Без каких-либо проблем, так сказать с полтычка, как будто минуту назад заглушенный, взревел танковый дизель, несуразная железная коробка ожила и со скрежетом металла о металл, дымя черным выхлопом, машина сошла с трала.

С закрытым маскировочной сетью верхом, уже своим ходом, разрывая гусеницами и без того, не лучшего качества асфальт, зеленая каракатица пошла прочь из города. На юге сгущались тучи.

TWR: Malaysian MH-17, are you ready for departure?

ACFT: Ready Malaysian MH-17

TWR: Malaysian MH-17 line up and take-off immediately runway 09

ACFT: Taking off runway 09 Malaysian MH-17

 

Два турбовентиляторных двигателя запели дуэтом свою свистящую песню, выдавая «на гора» взлетную тягу. Удерживаемый тормозами воздушный гигант, как бы подается вперед, приседая на подвеске, стремясь обломить строптивые стойки, удерживающие крылатую машину от прыжка в небо. Но через мгновение тормозные колодки расслабляют свою хватку и колеса, вращаясь все быстрее, уже отмеряют последние метры перед отрывом от земли. Висящее в обычном виде крыло, распрямилось, словно стремясь уйти в полет самостоятельно, пройдена точка принятия решения, от бетона отрывается носовая стойка, несколько секунд спустя – уже вращаясь в холостую, от бетона отрываются и все 12 пневматиков стоек основных. Чудесное творение ума и рук человеческих – самолет, в воздухе.

Выехав за пределы города, зеленая боевая машина уходит на проселок – в бескрайние заросли пшеницы и тяжелый металлический грохот, стали о асфальт, сменяется обычным, уже привычным лязгом гусениц. И пыль, шлейф пыли тянется за машиной, он виден издалека, пыль оседая на масксети и подкрылках делает новую в этих местах технику своей, как будто она здесь была всегда.

TWR: Malaysian MH-17 airborne 23. After passing 18 000 feet, contact Schiphol Control 126.6

ACFT: Passing 18 000 feet, contact Schiphol Control 126.6 Malaysian MH-17

Совершая циркуляцию в районе аэропорта, крылатая машина набирает высоту 18000 футов и ложится на курс 126.6, диспетчеры переключают свое внимание на следующий самолет в этой рутинной воздушной карусели, взлет-посадка в районе аэропорта. Мерно поют двигатели, даже те пассажиры, которые боятся летать успокаиваются, а за иллюминаторами расширяются горизонты и за кормой воздушного судна, видно прекрасное, утыканное мачтами ветрогенераторов, Северное Море.

Лязг гусениц затих. Свернув с проселочной дороги, боевая машина встала в поле, поворочавшись как медведь в берлоге, она замерла. Люди в форме без шевронов, и каких-либо различительных знаков, сорвали масксеть, обнажив 4 длинные ракеты. Ожила башня установки, довернувшись на северо-запад. Тучи, идущие с юга, были все ближе и ближе, горизонт гремел и, в общем то, что было источником грома – гроза или артиллерия.

ACFT: Departure Malaysian MH-17 leaving flight level 180 for flight level 210

APP: Malaysian MH-17 Contact Shiphol Control 126.6

ACFT: 126.6 Malaysian MH-17

Сделав финальный доворот, набрав высоту, самолет лег на курс. Предстоял длительный перелет, автопилот вел машину по маршруту, позволяя пилотам поочередно расслабиться, выпить кофе и поболтать о делах насущных с симпатичными стюардессами. В салоне погасли обозначения «пристегнуть ремни», неугомонные детишки пошли путешествовать по рукам и головам пассажиров, папаши испили коньяку, кто-то спал, кто-то мечтал о сигарете, кто-то абстрагировавшись от мира, утонув в наушниках, смотрел очередной кинобред в мониторе.

TWR: Malaysian MH-17 airborne 23. After passing 18 000 feet, contact Schiphol PrepatureControl 126.6

ACFT: Passing 18 000 feet, contact Schiphol Prepature Control 126.6 Malaysian MH-17

Возле Снежного не было боевых действий, гремела граница, гремело Дебальцево, одинокий ЗРК Бук стоял, наполовину скрытый в неубранной пшенице. Все системы комплекса работали штатно, командир рассчета про себя негодовал, что так «одной огневой установкой» не воюется, что нужен комплекс, но никому не говорил. Оператор следил за экраном радара, механик водитель молча глядел в горизонт, он понимал, что это никапли не Ростовская область и совсем не учения, без толковой охраны, в этом поле, ему было совсем неуютно. Надвигающиеся тучи сжимали воздух и то ли от давления, то ли от заоблачного количества выкуренных сигарет, то ли от отсутствия нормального сна у него адски болела голова.

В 15:53 по местному времени лайнер вошел в зону ответственности Днепропетровского РПИ (Район Полетной Информации). Украинский диспетчер принял самолет на сопровождение. Машина шла на автопилоте, второй пилот от скуки изучал местность внизу. Погода была великолепной, лишь только впереди и ниже, с юга ползла какая-то серая гадость, стремясь закрыть такий прекрасный вид на море. Круглый горизонт светился, где-то там внизу было лето.

ATSU: Malaysian MH-17 climb to flight level 350

ACFT: Unable to comply, stay on flight level 330 Malaysian MH-17

ATSU: Stay on flight level 330 Malaysian MH-17 Q

Командир с оператором засуетились, стало ясно, что началось. Мехвод запрыгнул в люк, закрыл его, нажал на стартер. Грязно-зеленая громадина пригнула черным выхлопом все еще живую пшеницу, ветер усилился и теперь, это поле больше походило на море, со золотым прибоем, плескавшееся о борта установки. А потом все загорелось…

Дым укутал машину, с направляющей сошла ракета, оставляя белый инверсионный след, стремительно и неотвратимо, вращаясь в полете, по небольшой дуге, с огромной перегрузкой, начиненная осколками сигара ушла куда-то в небо. Машина качнулась, от пуска загорелось поле и нужно было уходить, ведущие звезды возобновили перемотку гусениц и ЗРК Бук пришел в движение.

Около 16.21 по местному времени бело серая сигара, взлетела в небо, голубое и бескрайнее, стремительно вырабатывая топливо и нагреваясь от трения о воздух. Там она нашла большой белый самолет с синекрасной полосой и приблизившись на встречных курсах, разорвалась сотнями осколков в нескольких метрах от его кабины. Прошитый острыми, калиброванными фрагментами БЧ ракеты самолет, разгерметизировавшись, лопнул в воздухе как воздушный шарик. Экипаж и пассажиры, кто не был убит осколками, погибли от перепада давления, или были разорван на части, деформирующимися элементами фюзеляжа.

С неба сыпались части самолета, личные вещи пассажиров и их тела. Ополчение заявляло об уничтожении АН26 ВВС Украины, местные грузили в интернет – видео падающих обломков, а грязно зеленая машина с тремя ракетами на крыше держала путь обратно в Снежное. Небо закрыло облаками, пошел дождь…

59. Боевая машина пехоты (июль 2014)

БМП-2 Боевая машина пехоты, легкобронированная, теоретически плавающая остроносая коробка на тонких гусеницах, отличная на самом деле машина, как для 1980 года, все так же почти без изменений вступившая в вооруженное противостояние на востоке Украины в году 2014. БМП – транспортное средство для пехотного отделения, она же дом, она же база, она же транспортер боеприпасов и вещей, она же медэвак, она же средство огневой поддержки, она же – братская могила.

Техника, разработанная для ведения «правильной» войны, с линией фронта, обеспечением, ремотными подразделениями, с солдатами, ходящими в бой «налегке», с одним лишь автоматом и четырьмя магазинами в поясном подсумке, оказалась крайне неудобной в войне реальной.

В войне кочевой, маневренной, где линии фронта нет как таковой, где все свое, боец тягает с собой, а любой предмет – оставленный в поле, считается безвозвратно утерянным, вне зависимости от того, что это – нож или танк, оказалось, что ездить внутри БМП – нельзя, даже не из соображений безопасности. Вещи 9, или даже большего количества людей – банально не помещались внутри, не очень-то и просторного десантного отделения. Некоторые рюкзаки и предметы, те же генераторы, или бочки для воды, чуть ли не на постоянное место жительства, пописывались на крыше десантного отделения. Превращая боевую машину в своего рода вооруженную «барбухайку» в индийском стиле, где на броне, среди кучи всевозможных вещей первой необходимости, катались вооруженные, одетые кто во что попало, замызганные постоянно летящей из эжектора, несгоревшей соляркой, люди.

Маневренная война лета 2014 была характерна частыми перемещениями отдельных подразделений, которые ведя наступление, редко где задерживались более чем на 2 дня. Где сложно понять, что все же лучше, постоянно, от боя к бою, бороздить поля, выгребая из-за шиворота пшеницу и кукурузу, или неделями сидеть на опорнике, под непрекращающимся артобстрелом, так и не имея возможности ответить.

Увы и ах, оба два вида деятельности нужны, важны и никому не дано выбирать, какую судьбу уготовала ему армейская лотерея. Уже в Петровском, по дороге на Саур Могилу, перед штурмом Дмитровки, БМП Жени Цеглы, отказалась заводиться напрочь и ни сжатый воздух из баллонов, ни буксир уже не могли разбудить ее мотор. С учетом того, что стартер умер еще несколько недель назад, а добыть столь специфическую деталь все никак не удавалось, на толстых металлических тросах, бездыханный бронеантиквариат потянули обратно в Солнцево, на ремонт.

Буксировка. Это когда на страшно коротком шнурке, очень быстро, когда прямо перед капотом твоей машины уже маячит бампер «тягача», а ты держа ногу на педали тормоза, не моргающими глазами смотришь на машину впереди, стараясь чувствовать трос, чтоб не порвать его и не наехать колесом, буксировка это как парный танец, какая-нибуть румба, только партнеры весом в тонну…

…При буксировке гусеничной техники, все точно также, только «танцоры» тонн по 15 каждый, да шнурок не шнурок, а трос толщиной в два пальца, который при рывке натягивается как струна, поет замысловатые песни, ты видишь как из видавшего виды стального изделия, которое минимум вдвое тебя старше вылазят нити, и голова рисует всякие страшные картины, что будет если оно лопнет.

А еще у тебя нет тормозов, их у тебя и до того не было, машина ведь не первой свежести, только ручник, но расстояние до кормы впереди идущей машины таково, что воспользоваться им надо еще успеть. А спрятаться от греха подальше «по боевому» в чрево своего железного зверя, означает лишиться вообще какого либо обзора и уже гарантированно догнать тянущего тебя благодетеля при очередной остановке.

И вся эта машинерия трясется и скрипит, ты вдыхаешь черный дым и пыль, на голову тебе сыпется грязь, поднимаемая гусеницами впереди идущего, все качается, и БМП как корабль в бурном море то задирает нос до небес, то проваливается в пучину пыльной дороги. Скрещенные троса играют, словно такелаж на паруснике, периодический скрежет не добавляет романтики, но пока он есть тот звук – мы едем. Рядом граница, постоянно что-то бахкает и волочиться мишенью на привязи за каким – то дымящим тарантасом, удовольствие не из приятных.

За каких-то 50 с небольшим километров, конвульсивной дерганины, а именно так можно было назвать это мероприятие – благополучно, то есть без последствий, было порвано 4 троса. Количество же рваных нервов измерению не поддается, но в итоге, в лучших армейских традициях не успев преодолеть весь путь засветло – ночевать пришлось в поле. БРМ разведбата, которая исполняла роль буксира, укатила назад воевать. Утром к ним выдвинулась БРЭМ (бронированная ремонтно эвакуационная машина), но пока та ехала, «коллективный разум» постановил разобрать и прочистить топливную систему. В итоге под душем из соляры, которая просто вытекала из эжектора, своим ходом машина прибыла к тылам бригады, в Солнцево.

У людей появилась возможность немного отдохнуть, пусть и без удобств, на земле, под аккомпанемент работы непонятно чьей артиллерии, но все же пару часов сна, в те дни можно было считать за немалое везение. Учитывая, что ремонтникам было традиционно плевать на все и всех, ремонт рисковал затянуться. Лишь после того, как возникла необходимость тралами ехать на Степановку, а без охраны – страшно, в расположении 72 бригады удалось добыть необходимые запчасти. Периодически складывалось впечатление, что про неживую машину и ее экипаж просто забыли.

Несмотря на все злоключения, престарелую машину никто даже не подумывал бросить и в итоге, та после ремонта, служила верой и правдой, дошла аж до Перемоги, выжила там под обстрелами из РСЗО Смерч.

Курган Саур-Могила высотой 278 метров над уровнем моря является господствующей высотой в районе Снежного (Донецкая область), находится в 5 километрах от государственной границы Украины, и летом 2014 эта контроль над высотой, играл очень важную роль в самой возможности блокирования границы контроля дорог, по которым снабжались войска в секторе Д.

С вершины кургана можно увидеть цементный завод в Амвросивке, терриконы Шахт в Снежном и Торезе, а в хорошую погоду – даже Азовское море, находящееся в почти 90 километрах к югу. За контроль над этой возвышенностью во Вторую Мировую войну разыгралось эпическое сражение, с тысячами убитых и раненных. В память о нем, на вершине – был создан мемориальный комплекс и установлен монумент высотой 36 метров.

Без нескольких дней, ровно 71 год, стратегическая возвышенность не знала войны, в новой войне бои за контроль над точкой начались еще в июне, в июле высота была взята. В той каше из батальонно тактических групп и других подразделений, что варилась у границы, сложно сказать кому именно принадлежит честь финального взятия важного Кургана. Однако точно известно, что первые потери ВСУ понесли там, как всегда, по разгильдяйству.

Изначально разведка в районе Саур-Могилы не велась и по предварительным данным сепаратистов на ней не было и 4 рота Николаевской 79 ОАЭМБр должна была «просто занять» высоту, взять ее под охранение и разместить на ней артиллерию. Выдвинувшись из рядом расположенного села Петровское вместе с разведчиками из 3 полка спецназа, десантники таки нашли на высоте засаду, приняли бой и в итоге штурм не удался, появился первый погибший. Завязался бой и «по простому» высота не далась.

К счастью, урок был усвоен, и после определенных разведывательных действий, при помощи артиллерии, стрелявшей прямой наводкой, танков, в основном силами 30й и 95й бригад, к концу июля высота была формально занята. Причем пикантности ситуации добавило то, что штурм был анонсирован штабом АТО по телевидению. Бои в окрестностях, контратаки и артиллерийские обстрелы там не прекращались вовсе.

На Саур Могиле отличились танкисты 30 ОМБр. Командир танка Т64 – Роман Маринов, контрактник, один из той редкой породы, «довоенных военных», кто хорошо знал свое дело и умел воевать. Перед атакой, танк обьезжал курган по кругу и обнаружил зенитную установку ЗУ23-2. Без шума и пыли, отработав с крупнокалибеного пулемета, танк уничтожил установку, которая работая с высотки осколочно фугасными снарядами способна была легко выкашивать пехоту и бить любую технику, в том числе легкобронированную, а при должной квалификации расчета – ослеплять и обездвиживать, делая беспомощным и бесполезным даже танк. Сгоревший остов этой ЗУшки, так и остался там наверху, фигурируя на многих фотографиях.

В боях принимали участие даже добровольцы из Правого Сектора, пусть и прибывающие часто безоружными, но чего-чего, а оружия на войне предостаточно, и нередко случалось так, что мотивированные «правосеки» воевали лучше обычных мобилизованных. А «веселая» история о том, как легко можно обменять блок сигарет на гранатомет, вовсе не выдумана – у добровольцев в достатке были сигареты, у армии – РПГ22.

Так или иначе, но «горячая» фаза боев на «Саурке» длилась около 3х дней, затем же подразделения 30 ОМБр двинулись в сторону Степановки. Тогда еще вполне целого, хорошо укрепленного и окопанного, полного сепаратистов, небольшого села, по итогу летних боев подчистую уничтоженного артиллерией.

60. Другой город (июль 2014)

Прошло всего две недели, и вроде бы все как обычно, все точно так же, тот же маршрут, тот же город, те же люди в маршрутке, те же разговоры, но что-то изменилось. Нет, война не покинула эти края, все так же транспорт жмется вправо, пропуская колонны военной техники, или летящую на всех парах, с орущей сиреной, скорую помощь. Те же блокпосты, и на них стоят, все так же вооруженные люди, проверяя автомобили. Но все же что-то изменилось.

Шум. Нет, этого не сьедающего душу отсутствия звука жизни, наоборот, движение стало плотнее, поток машин в сторону Славянска значительно увеличился. Трасса гудит, словно кто-то заселил её пчелами, шуршат шины, рычат моторы, гремят военные грузовики. Шум жизни насыщает картину, здесь не слышны разрывы снарядов, лишь изредка что-то невнятно бабахает, весь шум – ровный, плавный, природный и естественный. Такой как должен быть.

Военные навели понтонную переправу через Казенный Торец, левее непонятно зачем взорванного сепаратистами моста, и вот зеленая Газель, скрипя деревянным настилом, переезжает реку в метре над водой. Волны расходятся от понтонов, и в первый раз, это даже немножечко страшно. Израненную дорогу наспех латают, то тут, то там видны саперы, ведущие ликвидацию несметного количества неразорвавшихся боеприпасов.

На вьезде в Славянск – следы войны, посеченная пулями и осколками, выкрашенная в цвета национального флага стела «Славянск», и полуразрушенный, когда-то красивый, особняк под красной черепицей. Элла знала, что хозяин этого дома, не поддерживал сепаратистов, они просто пришли к нему в дом и приказали убираться, лишив человека жилища, пожитков, драгоценностей, машины – всего нажитого. Его дом – был удобным наблюдательным пунктом, увы война, забирая все ей необходимое, не спрашивает твоего разрешения.

Рядом с особняком была разрушенная СТО, о чем свидетельствовала разбитая табличка, валяющаяся рядом. Асфальт был весь изранен и казалось, это место все еще хранит в себе ту негативную, злую энергию войны и пролившейся здесь крови.

Автобус вьехал в город и с удивлением для себя, Элла заметила, что катастрофических разрушений нет, а на улицах – появились люди. Они убирали мусор во дворах, мыли окна, латали пробитые случайными осколками двери, в окнах горел свет – в городе появилось электричество. Открылись магазины, мирная жизнь возвращалась в Славянск.

Совсем рядом был город Краматорск, почти в 2 раза больший, и в гостинице, с одноименным названием, журналистка запланировала остановку. Упавшая во время войны гривна делала небольшую по израильским меркам зарплату – баснословно большой в Украине и поэтому финансовый вопрос беспокоил Эллу меньше всего. Под удивленно настороженные взгляды вооруженной охраны гостиницы, она продемонстрировала содержимое своего баула, где помимо вещей и всяких электронных гаджетов, обилию которых позавидовал бы сам Джеймс Бонд, лежал бронежилет и каска, показав все свои журналистские документы, девушка проследовала в достаточно приличный номер на пятом этаже. Проспав без снов и задних ног, почти что 18 часов, с утренним солнцем, налегке она отправилась исследовать незнакомый город.

Краматорск, город с 140 тысячным населением, трамваем и троллейбусом, произвел на Эллу приятное впечатление и несмотря на какое-то кардинальное, пока еще не ощущаемое отличие от Киева, ей здесь понравилось. При ближайшем рассмотрении, оказалось, что цивилизация, в привычном ее виде, ограничивается несколькими кварталами, превращаясь в обычные спальные районы и промзону за пределами центра, но чего можно желать от города, фактически живущего за счет одного двух крупных предприятий.

Смешно и жестоко, но война, в принципе, пожалев город, достаточно скромно пострадавший в противостоянии, дала ему новый шанс в развитии. В наводненной военными Крамахе, по-новому закрутилась торговля и сфера услуг, пока еще дикие, иногда гоняющие в пьяном виде и дебоширящие на улицах бойцы, имели деньги на «хлеб и зрелища», и непреодолимое желание их потратить. Аэродром Краматорска, так и не отданный врагу, удержанный в окружении, иногда даже без воды, силами десантников и спецназа, постепенно трансформировался в полноценную военную базу сил АТО, куда методично переселялись штабы и тыловые службы. С аэродрома работали вертолеты, периодически перемалывающие горячий июльский воздух, облетывая город. И даже периодически слышная по ночам стрельба, почему-то не вызывала у Эллы опаски, её вечера, благодаря телефонной связи, проходили совсем в другом городе, в обществе одного серьезного джентльмена, что цилиндру предпочитал кевларовую каску, вместо фрака носил бронежилет, а за трость ему служил видавший виды РПК.

Она понимала, что Максим ей безбожно врет, рассказывая о том, что в Дзержинске все безопасно и, дескать, служба – сахар, она нарочито не замечала отдаленных раскатов артиллерийского грома в старательно прикрываемой рукой трубке телефона, пыталась сделать вид, что весела и спокойна, хоть часто после часового разговора, еще долго, не смотря на поздний час, не могла сомкнуть глаз, сидя у окна и наблюдая, за веселящимися ночными компаниями.

Он понимал, что нет никакой силы, что способна оградить её от поездки сюда, он боялся лишь только одной мысли о том, что она приедет, ибо одно дело – беречь покой десятков и сотен чужих людей, либо одной – той самой. Он уповал на то, что она – неважно испугается или просто ей хватит ума не делать этого, он уповал на то, что она не приедет.

А по утрам город оживал, наполняясь ранними, видимо расписанием своим, привязанными к работе НКМЗ троллейбусами, снующими туда-сюда в своих неотложных делах людьми и ярким солнцем, как будто и не было войны. Как будто еще месяц назад вот здесь, в паре километров не жгли технику, и не гибли люди, как будто уже достали тела всех «несогласных» и просто неугодных из соляного озера, как будто закончилось разминирование, и как будто не разворачивается полномасштабная война, что затянется на годы – совсем рядом, в без малого 100 километрах.

Элле понравилось бродить по большому парку, недалеко от центра и почему-то, и это чувство ей было ново, она с умилением, засматривалась на молодых мам с детишками. И глядя на них, в какой-то момент, ей становились понятны и приемлемы, так часто здесь царящие, так сквозящие в разговорах и очередях возле касс супермаркетов разговоры о том, что плевать какой флаг, язык и вера, лишь бы не стреляли. Но на эти мысли подсознание тут же, возможно из глубин генетической памяти, доставало жесткий и даже жестокий ответ. А что бы было с Израилем, тогда давно в 1947 году, когда против молодого государства ополчился весь арабский мир и не было как сейчас, ни интернета, ни международной поддержки, ни давления мирового сообщества?

Существовала ли бы сейчас, процветающая страна, где многим «не плевать», носила ли бы, по праву, гордое имя Земли обетованной, имела ли бы столь сильную армию, и уважение во всем мире, был бы ли таким «специфическим» обменный курс шекеля к гривне? Был ли бы шекель как таковой? Что бы было с еврейским народом, языком и культурой, реши тогда израильтяне таким образом? Лишь бы не стреляли…

- Да, это тяжело, и врагу лишь можно пожелать – жить в эпоху перемен, увы и ах, Элла мысленно обратилась к украинскому народу, собирая вещи.

- Вы все встряли, и степень невыносимости вашего бытия здесь, зависит исключительно от вас самих. Тем более, что ваш народ так долго к этому стремился, осталось не так уж и много…

 

61. Тонкая линия (июль – август 2014)

Где-то вверху, совсем не заметный, на фоне голубизны июльского небя, противно жужжа, похожим на бензопилу, моторчиком кружил российский беспилотник. По нему никто не стрелял, ибо попасть по маломерной цели, висящей на высоте в километр – очень сложно, а учитывая все возростающие проблемы с подвозом боеприпасов, их следовало беречь.

- Эх, «Тунгуску» бы сюда, думал «Розик», с тоской всматриваясь в небо, он видел 4 штуки таких, охранявших полевой штаб бригады, одной бы было достаточно, чтобы в момент, снять – этот чертов глаз российской артиллерии с неба. Но штабы были далеко, где-то в полях, между Солнцево и Волновахой, а здесь, подходили к концу 45 минут, обычно разделяющих появление БПЛА и прилет первого снаряда.

К концу июля – началу августа, обстановка в секторе «Д» сложилась критическая. Дорога жизни, накатанная колоннами снабжения в полях вдоль границы, давно перестала быть сюрпризом для противника и тот, уже не ограничивался обстрелами, нагло минируя ее. Не имея достаточных сил для полного контроля этого пути, неся ощутимые потери от постоянных обстрелов с территории России, не сумев до конца перекрыть границу, подразделения 72 бригады вместе с приданными частями оказались фактически в окружении.

Нет, это не был провал, и бьющие с терриконов по входящим из РФ бензовозам и танкам войска, испортили немало крови пророссийским силам. Но наступление банально выдохлось по причине все же нехватки сил и средств. Каменистый грунт, где нормально копать можно лишь на глубину 30 сантиметров, упираясь дальше в гранитную плиту, серьезно усложнял строительство блиндажей, что снижало стойкость войск, перешедших от атаки к обороне.

В отсутствие окопных зарядов, взрывая камень ручными гранатами, удалось окопаться и очередной артобстрел, люди переживали, в сотый раз пересматривая какие-то глупые мультфильмы на ноутбуке. Все еще было топливо для техники и генератора, все еще были боеприпасы, проблему снабжения водой решал периодически поливающий израненную землю дождь, в пищу шла любая местная живность, включая даже кузнечиков. Долго ли продержится в боеспособном состоянии армия в таких условиях? Потом, уже на мирной земле – насчитали, около 45 дней…

Лязг траков, рвал утро. Как быстроходный эсминец, покачиваясь, на твердых волнах земной тверди, перемалывая узкими гусеницами, смесь травы и пепла, поднимая фонтаны брызг из редких луж, 248я возвращалась с очередной колонны. За побитой осколками, исцарапанной пулями кормой машины, оставался легкий синий дымок, в бревне-самоспасателе застрял трассер и оно тлело.

Шальные пули позвякивали о броню, рассыпаясь искрами в предрассветных сумерках, рикошетя от нее, не нанося вреда, исчезая в бескрайней темноте, горизонт периодически озарялся вспышками артиллерийских залпов, надрывный рык мотора заглушал какофонию звуков вокруг, делая это сюрреалистическое светопредставление за триплексами – таким нереально далеким...

…А потом 248й не стало. Мир резко перевенулся и наступила темнота, лишь звон в ушах и дым. Свист пролетающего ПТУРа, резкий доворот в сторону посадки, стремительный галоп, не разбирая дороги, вот она рядом, еще 50 метров... Мехвод спиной почувствовал удар куда – то в спину и пламя.

В борт, на уровне гусеницы вошел ПТУР. Пенопластовый поплавок принял на себя ракету, кумулятивная струя выжгла его, разорвав гусеницу, вмяла боковину корпуса, разорвав сталь как бумагу. Машину, как игрушку раскрутило на месте, развернув на три четверти оборота, в десантном отсеке начался пожар, оторвало каток и ленивец, спустя секунду, как будто подавившись, заглох двигатель. Саша даже не успел испугаться как в задние двери пришла вторая ракета. В мозгу промелькнула лишь одна мысль: «ну вот теперь точно – все».

Раздался взрыв, ракета сработала «как положено», подорвав машину изнутри, вместе с боекомплектом. Как летающая тарелка, оторвалась и улетела, размахивая тонкой пушкой башня, вверх и в стороны, беспорядочно кувыркаясь устремились трассера, двери десантного отсека распахнулись, изрыгая пламя. Корпус машины треснул по швам, и буквально выплюнул своего механика водителя.

Розик очнулся в 30 метрах от догорающей машины, недалеко лежала, зарывшись в землю догорающая башня. Ребристый был открыт, рядом валялся разорванный двигатель, штаны дымились, представляя из себя скорее шорты с обугленными краями, кроссовок на ногах не было, рукавов – тоже. В носу противно пахло смаленой курицей.

БМП №248 погибая, оценила любовь и хорошее к себе отношение, отблагодарив и выбросив взрывной волной своего хозяина и благодетеля. На Саше не было бронежилета, так мешавшего пролазить в не рассчитанный на это, тесный люк, это спасло ему жизнь. Сквозь свист в ушах и ошалелый стук сердца он слышал треск догорающей машины и мысленно благодарил её за такой подарок. Несмотря на взрыв и последовавший после этого полет, она был цел и даже не ранен.

В начале августа, стало очевидным, что без должного снабжения, запертые в узкой кишке между РФ и сепаратистами подразделения 72 бригады не в состоянии более выполнять поставленные им задачи по блокированию госграницы и для сохранения личного состава и перегруппировки было принято решение о их выводе из окружения.

Неспособные выбить украинцев с занимаемых позиций, одними лишь ударами артиллерии, россияне – стремились сломить их моральный дух, всеми возможными средствами стремясь посеять панику в войсках, отрезанных от своих. Пропаганда распространяла информацию, что прорыв невозможен и предлагала сложить оружие. В то время для РФ было важно одержать, прежде всего психологическую победу над украинской армией. Они хотели обеспечить капитуляцию, чтобы продемонстрировать небоеспособность, с таким трудом реанимируемой от многолетнего летаргического сна украинской армии. Россия придавала большое значение деморализации армии и общества.

И не смотря на титанические усилия по организации коридора для выхода, которым преимущественно занимались силы 30 и 95 бригад, не без проблем, взявших под контроль с. Степановка. Командир 1-го батальона 72-ой бригады и подразделение 51-й бригады, группа пограничников, проявили малодушие, не поверили в возможность успешного прорыва. Около 400 украинских военных уничтожили оружие и перешли на территорию РФ, были интернированы, а затем переданы в Украину.

Командир 2 батальона 72 бригады, майор Михаил Драпатый, не побоявшись ответственности, собрав под своим командованием все разрозненные подразделения, готовился к прорыву. Все что можно было отремонтировать – было отремонтировано, из трех неисправных машин собиралась одна, перегружался боекомплект, переливалось топливо. Все что нельзя было забрать с собой – уничтожалось. К прорывающимся по территории Украины, присоединились и некоторые бойцы 1го батальона, а также 51 бригады.

В тяжелейших условиях, впритирку с госграницей, под непрекращающимися обстрелами проходила эта пусть и «отступательная» но очень важная операция. Противник не ожидал такой наглости и среагировал с опозданием, что сыграло на руку Драпатому. Потери при выходе огромного (более 1000 человек) количества людей, были минимальны – 2 человека.

Несмотря на поднявшуюся в СМИ шумиху, на фальшивые вбросы о предательстве Драпатого, он принял решение на свой страх и риск и вышел. За проявленное мужество и профессионализм Михаил Драпатый получил от министра обороны Валерия Гелетея звание подполковника досрочно и был направлен для прохождения обучения в Национальную академию обороны.

Операция по выводу из окружения войск в секторе «Д» имела в том числе очень важное значение, в моральном плане. Страна и мир увидели, что украинский военный способен не только воровать и пьянствовать, но и эффективно сражаться, и что более важно – умеет принимать решения и брать на себя ответственность.

Александр «Розик» Розумнюк настреляв после уничтожения своей БМП еще 6 сепаратистов – единственный из своей роты, примкнул к группировке Драпатого, и благополучно вышел из окружения.. Как уже потом, на встрече в Киеве, он говорил мне: «я не мог иначе, как бы я смотрел в глаза своим детям»…

62. Степановка (июль 2014)

Удача улыбается подготовленным и 1 батальон 30 бригады брал Степановку «неправильно» – то ли счастливая случайность, то ли профессионализм командования вывели подразделение аккурат в то место где противник не успел окопаться. Сработал ли эффект неожиданности, но бросив, ставшие бесполезными, весьма грамотно выстроенные укрепления, противник бежал. При всем идиотизме ситуации, без разведки и вообще понимания, что и к чему, топорно, не умея, фактически, вести зачистку населенного пункта, мотопехота, спешившись, пошла вперед.

Боя как такового и не было, в короткой перестрелке один сепаратист был убит. Противник уходил в спешке, бросив оружие и боеприпасы, оставив даже горячий кофе в одной из хат. Сложно сказать, кому принадлежала вся та техника, что удалось найти, но богатый урожай из телефонов и ноутбуков слабо коррелировался с небогатыми хатами и редкими пенсионерами в них.

В семье не без урода и были попытки мародерства, которые по возможности пресекались, где добрым словом, а где и обычной зуботычиной. Пехота – царица полей и основа армии, в ней далеко не все святые. Один «боец» насобирал целый рюкзак «добычи» и даже, видимо очень ему необходимый, огромный пляжный зонтик, при попытке запихнуть все это добро в БМП, злодей был «схвачен и отзвидячен».

При поддержке танков, часть села была зачищена и к вечеру, пехота заняла укрепления, заботливо накопанные сепаратистами. И вот тогда все и началось: обрабатывая окопы из минометов, противник не забывал насыпать стрелковым оружием, фактически это был первый настоящий бой для тогда еще неопытных мобилизованных.

Старший стрелок, младший сержант Леонид Остальцев, родился в Узбекистане, затем семья его переехала в Волгоград, с 1991 года, родители осели в Киеве. Закончив суворовское училище, он не стал военным, работая в пиццерии, серьезно преуспев в этом деле. Но лишь только началась война на востоке Украины, а точнее после того как ВСУ понесли первые крупные разовые потери, когда был сбит ИЛ76 с десантниками, он сделал свой выбор и отправился в военкомат. Военная лотерея выдала Остальцеву билет в 30 ОМБр. Под Степановкой Леонид пережил первый обстрел.

Свист минометной мины - достаточно противное явление, набравшись опыта ты начинаешь понимать куда она летит, ее калибр, примерно соображаешь, когда она упадет и веришь в то, что «свою» мину ты никогда не услышишь. Но поначалу – кажется, что вся та свистящая дрянь в этом, так некстати темнеющем небе – предназначается именно тебе. Было страшно.

Степановка находилось в 7-8 километрах от государственной границы и российская артиллерия отлично доставала до села. В радиоперехвате было слышно: «Укры заходят, нужна срочная поддержка из России. – Мы выходим, ждите столько-то минут», плюс с территории сопредельного государства стабильно «прилетало». Учитывая постоянную корректировку, артиллерийский обстрел был весьма губительным.

Все как всегда держится на людях, на их профессионализме, личных качествах и обычной смекалке. Стоящую технику, экипаж которой пережидал артобстрел в подвалах, или еще хуже прямо под ней – стабильно уничтожали, долбя до тех пор, пока не будет прямого попадания. Удар, над танком появляется дымок, внутри он горит, грозя в любой момент взорваться. Затем в его стальном чреве начинается беспорядочный треск, это от температуры начинают детонировать патроны к пулемету, выстреливая прямо в лентах, беспорядочно рикошетя внутри боевой машины, круша в хлам всю начинку, усиливая пожар. А затем содрогается земля, с адским грохотом, заглушающим канонаду, взрывается боекомплект и тяжелая башня, просто улетает вверх, как будто она не отлита из бронестали, а наспех слеплена из папье маше. А через секунду она падает рядом с тобой, а ты смотришь на это все, оглушенный и потерянный и не веришь своим глазам, а еще ничего не слышишь.

Умные танкисты, дабы избежать подобной участи, просто медленно курсировали на первой передаче – туда-сюда, всячески маневрируя, не позволяя противнику пристреляться. Спору нет, опасность словить свой снаряд или мину высока, и для таких вальяжных покатушек, надо иметь поистине стальные яйца. Но противник тоже не дурак и в первую очередь выбирает легкие мишени.

Бои за Степановку шли в течение недели, параллельно 30ка вошла в Мариновку, где просто разогнала своим грозным видом немногочисленных сепаратистов. Проблема была в том, что взять населенный пункт – это одно, а вот удержать его под своим контролем, это уже совсем другое. И в итоге сложилась такая ситуация, что без поддержки других подразделений, для удержания дорог – ключевого фактора маневренной войны, за спиной пришлось оставлять 3й батальон.

В отличие от первого, где комбат Сергей Собко умудрился собрать более-менее адекватных людей, как минимум желавших чему-то учиться, тройка была – сборной солянкой из кого-попало, непонятно кем мобилизованных старичков и выпивох. Боеспособность была на порядок ниже, людям просто дали оружие и отправили воевать. С учетом значительно менее адекватного командования, лишь чудом удалось избежать серьезных потерь.

В Степановке 3й бат сильно потрепало, что оголило тылы, оставив БТГр в оперативном окружении. Ситуацию усугубило массовое дезертирство и в итоге, остатки батальона, примкнули к первому. Впоследствии, же после демобилизации, в интервью, для сайта censor.net Остальцев вспоминал:

- Люди из разбитого третьего бата разбежались кто куда, некоторые побежали за нами. Когда один из них начал спускаться с горы к нам в низинку, сначала было неясно, кто такой: бежит весь покоцанный. Мой товарищ Юра взял автомат и начал им кричать: "Пой гимн Украины!". А я присмотрелся и понимаю, что это наш, ну видно же по лицу, что наш, и говорю ему: "Юра, успокойся!" Но Юра требовал гимн. И когда он начал петь "Ще не вмерла Ураїни", мы его встретили, обняли.

У нас всегда такая проверка была, если неясно кто такой, пой гимн Украины. К себе мы забрали человек 20. А они напуганы до ужаса, и у всех один вопрос: "Куди бігти, хлопці?". Я говорю, отставить "куди бігти", занимать позиции. А они: "Як, ми ж оркестр!"

В итоге, «музыкантов» расставили по позициям на высотке и в отсутствие штатного командира, его место занял Леонид. В итоге чуть погодя «нарисовался» и заместитель комбата 3 батальона, но к своим людям он не примкнул – увы «довоенные военные» далеко не всегда были образцами мужества.

30 бригада, о которой опять же впоследствии говорили, дескать, что ее проиграли в карты, быть может по причине достаточно высокой боеспособности, все лето, да и последующую зиму – была затычкой во всех дырах, выполняя роль резервной группы, пожарной команды или стальной стены, за которой можно укрыться.

В Районе населенных пунктов Мариновка – Степановка, 30 бригада участвовала в создании коридора для выхода из окружения сил 79 и 72 бригад. Контролируя вверенный участок приграничья, расставленные посты наносили огневое поражение сепаратистам, выдвигавшимся для организации засад на окруженцев. По коридору выходило больше 150 машин, причем, как правило, это была колесная техника и лишь несколько БТР. При нехватке боеприпасов и тотальном измождении людей, они представляли из себя – весьма легкую цель.

Колонны выходили на протяжении 3х суток, в первые сутки, противник предпринимал отчаянные попытки перехвата, высылая мобильные группы, которые в свою очередь попадали под прицельный и весьма действенный огонь танков 30ки. С позиции маленького человека, это выглядело как полный бардак и фарс, когда мимо импровизированного блок поста, с ревом и визгом, светясь от рикошетов пуль прорывается одинокий инкассаторский микроавтобус, а откуда-то издалека появляется танк – и с характерным двойным хлопком, стирает с лица земли это зеленое недоразумение. Видимо уже на следующий день, противник подтянул артиллерию и минометы, ибо дерзкие вылазки прекратились, а коридор начали методично перепахивать фонтанчики взрывов.

Выполнив задачу по выводу из окружения группировки Драпатого, 1 бат 30 ОМБр получила приказ выдвигаться на Миусинск. А село Степановка под непрекращающимся артогнем в итоге превратилось в кладбище сгоревшей техники.

63. Рассветы (август 2014)

Ночь укрыла израненные танковыми гусеницами поля, смазав линию горизонта, залив черным обе половинки мира – небо и землю, перемешав небесную высь и земную твердь, и лишь отдаленные засветы артиллерийских залпов на мгновения выхватывали из тьмы очертания высот и терриконов. В неспокойной темноте, слышался рокот дизеля и отдаленный лязг гусениц.

Медленно покачиваясь в такт колебаний корпуса БМП на своем традиционном месте – на башне, как средневековый рыцарь, облаченный в тяжелые доспехи, восседал еще вчерашний менеджер по туризму. Латы не сверкали чистотой, да конь был какой-то престарелый и дерганный, на шлеме не было ни рогов, ни родового герба, но меч был вычищен и пристрелян, а конь – наконец-то на ходу, и этого было достаточно.

Простояв долгое время в ремонте, устав от банального сидения в полях и бестолкового безделья в отсутствие адекватной информации о событиях вокруг, выдвижение к своим, было воспринято, не с радостью – какой нормальный человек будет радоваться перспективе ехать туда, где стреляют, но с облегчением, среди своих, оно как-то спокойнее.

Медленно, лениво, как питон извиваясь, лязгая гусеницами, завывая многолитровыми дизелями, гремя тяжелыми прицепами, колонна из двух МАЗов, БРЕМ-Ч и одинокой БМП, ночью покинула Солнцево. Тонкие гусеницы толкали землю от себя, поднимая тучи пыли. Новые военные сутки застали Женю «Цеглу» в движении.

В конце июля-августе 2014, лишь только войдя в сектор «Д» 30 ОМБр включилась в самый настоящий блицкриг, находясь постоянно в движении, маневрируя, нанося удары, зачищая населенные пункты. И за каждым сообщением в СМИ, об освобождении того или иного населенного пункта скрывались кровь и грязь, списки реальных, живых, людей отдавших здоровье и жизнь за право существования своей страны и народа.

Где-то в полях под Амвросиевкой, в базовом лагере 72 ОМБр, моторы были заглушены – привал и отдых. Гремя амуницией, пехота посыпалась с БМП на землю. Еще впереди много-километровые забеги, без сна и отдыха, часто под огнем неприятеля, когда уже на ровной земле, в относительной безопасности, тебя все еще качает, в ушах гудит не то мотор, не то гром разрывов, а от усталости ты просто не можешь спать, ведь мозг в отличие от тела, из боя еще не вышел. А сейчас, где-то далеко над Россией, светлел горизонт.

Небо наливалось кровью рассвета, солнце лениво выползало на небо, освещая лунный пейзаж лагеря. Еще в середине июля это место подверглось первому артобстрелу и уже ржавые остовы сгоревшей техники, не заметные в ночной темноте, как привидения, один за одним, подставляли свои посеченные борта новому дню. В прозрачных как слеза, каплях росы, укрывших покореженное железо, отражалось бескрайнее небо, ветер играл разводами маслянистой пленки, рисуя причудливые улыбки природы на бурой потрескавшейся от пожаров броне. Длинные тени мертвых стальных зверей, бесславно павших от снарядов невидимого врага, полосовали черно-зеленую землю, а среди этого царства горелой резины и ржавчины, сновали обычные живые люди.

Колонна засобиралась дальше.

Воспользовавшись небольшой передышкой в боях, командование видимо решило, пособирать по полям подбитые и поломавшиеся машины, восстановить по возможности, боеготовность. Соответственно, видавшие виды МАЗы, пыля сотней колес – ползли куда-то на северо-восток, в Степановку.

Скептически наблюдая те потуги, с какими эти мастодонты взбирались на подьемы, Женя удивлялся той прыти, которую многотонная машина с тяжелым грузом на прицепе, проявляла на прямой. И если в первом случае, было озорное желание подтолкнуть бронированным носом, ползущую многоколесную каракатицу, то во втором уже БМП, с трудом могла угнаться за разрывающим пространство абсолютно квадратным носом, колесным локомотивом. Благо провидение отвело внимание противника от слабо защищенной колонны, позволило с трудом, но разъехаться на узкой дороге с Бердичевской самоходной артиллерией, и спустя некоторое время, Степановка встретила «путешественников» очередным, кладбищем военной техники на въезде - становившимся стандартным пейзажем войны.

Проведя 2 дня в Степановке, в состоянии напряженного безделья, когда вроде бы «вот-вот» мы куда-то поедем, но это «вот-вот» все никак не наступит, в итоге все же началась формироваться новая колонна. Два танка из 3го батальона, минометы и «приблудившаяся» БМП, отправились колонной куда-то дальше.

Это была та еще эпопея, так как фактически – колонна выдвигалась 3 раза, попадая под обстрел, и соответственно возвращаясь назад. Пережидая очередной раз опасность, наблюдая на горизонте за прилетом очередного пакета «Града» по дороге, активно желающих ехать с каждым разом становилось все меньше. С учетом того что, например, Цегла, как ни старался, так и не смог понять, куда, зачем едет эта колонна и кто в ней начальник, то что с третьей попытки они таки поехали – это такое маленькое военное чудо.

Как потом оказалось – колонна следовала в Миусинск, но имея лишь кусок атласа автодорог Украины за карту и наблюдая перед собой лишь тающий в пыли задний борт идущего впереди ЗиЛа, понять куда едем было нереально. К сожалению, такая «сверхсекретность», а скорее даже неосведомленность, часто приводила к глупым «поворотам не туда», и бывало, что потерявшиеся в пыли, что стабильно висела над дорогой, машины, умудрялись выезжать прямо на блокпосты сепаратистов, что в свою очередь, заканчивалось в лучшем случае пленом. В этот раз все было более-менее удачно, и висящая везде пыль – скрывала от глаз экипажей машин фонтанчики разрывов, вздыбливающиеся по обе стороны дороги, придавая некоторой уверенности.

Но тут вдруг, едва видная корма машины стремительно выросла в размерах, закрыв собою весь мир. Резко остановившийся ЗиЛ не оставил шансов мехводу, тянувшейся за ним «бехи», у которой и так с тормозами было все не слава богу. Со скрежетом и грохотом, под дружный мат, так быстро покидающих кузов пехотинцев, БМП крепко приложилась по автомобилю. Оказалось, танкистам впереди, что-то не понравилось и тормознув колонну – те умчались вперед, разбираться с неприятелем. Колонна же, резко сжавшись и сложившись как гармошка, встала посреди поля. Туча поднятой пыли, маскировала стоп-сигналы впереди идущей машины, да и не факт, что те сработали. Благо – ЗиЛ по отношению к БМП – штука весьма мягкая, и в таком нестандартном ДТП, пострадало только железо.

Не разобравшись в ситуации, услышав удар и какой-то гвалт, с впереди идущих машин открыли беспорядочную пальбу куда-то в поле, выкашивая и так пострадавшую «зеленку» из пулеметов. Спустя некоторое время, стрельба сама собой затихла, порядок и спокойствие вернулись в войска, танки оттянулись к колонне, само собой не рассказывая, что именно они там - впереди увидали. Еще не упала пыль, как колонна продолжила движение. ЗиЛ с разваленным кузовом, своим ходом продолжил движение, и как потом оказалось – был весьма фартовым, благополучно пережив летнюю кампанию.

Традиционно для армии, в Миусинске творился полный бардак, кто, где, какие задачи, что дальше, где командование – эти и еще кучу других организационных вопросов, повисли в воздухе, лишь только были заглушены моторы. Увы, так традиционно сложилось, что в отсутствие стабильно адекватных командиров среднего звена – низы оказались в отрыве от верхов и часто даже неплохие идеи, полковников не претворялись в жизнь, потому что сержанты о существовании тех идей просто не знали.

В этом аспекте Жене повезло, ротный у него был толковый, при своем достаточно юном возрасте – адекватный и почти «отец родной» для своих солдат. Единственный нюанс: в этом хаосе из людей и техники, его надо было найти, а на простой вопрос: «Где вторая рота», окружающие давали весьма противоречивые ответы.

Вмешался его величество случай. Дабы не рассекать по всему городу на БМП, Цегла запрыгнул на едущий «куда-то в район штаба» БТР, для того чтоб, хотя бы доложиться, дескать приехали, без происшествий, готовы воевать и так далее. К своему удивлению, тарахтящая карданами, но такая тихая после «гусянки» восьмидесятка, привезла его не в штаб, а четко куда-надо, к своим. Дружеские обьятия, приветствия, обмен новостями, командир роты, как его шутя называли «ритный», рад неожиданному пополнению, пополнение – довольно, удаче возвращения в свое подразделение.

64. Буря в стакане (август 2014)

Всегда хочется взглянуть на вещи с другой стороны, понять мотивы и чувства противников и оппонентов, вселиться в их шкуру, ведь не только жажда наживы движет ополченцами, ведь еще пару лет назад они работали и растили детей, мечтали о будущем, строили планы, ездили купаться в Одессу, гулять по Крещатику в Киев и кататься на лыжах в Буковель. Пусть не все, но некоторые. Элла пыталась понять «психологию ополченца» и почему-то пазл не складывался. На тот момент, она еще не знала, что большая часть населения Донецкой и Луганской областей не покидала пределы своих областей, даже не в силу отсутствия денег – просто не имея такого желания. Уже сейчас, имея небольшое представление о ситуации в стране, она четко понимала, что пресловутая «языковая проблема» - инспирирована политиками, причем как ура-националистами с запада, так и ура-хозяйственниками с востока. И пока, те и другие грабили, каждый на свой лад, в общем то не бедное государство, им было весьма выгодно, маскировать свои делишки – ширмой из информационного шума, в том числе и о языке.

Ситуацию усугубляло то что, в отличие от большого количества малого бизнеса на западе – на востоке бал правили большие, часто градообразующие предприятия и часто мнение директора, или хозяина завода – по весу своему могло конкурировать с библией. А управлять быдлом, выплачивая ему гранично низкую зарплату, держа, фактически на голодном пайке, оно значительно проще.

В очередной раз Элла сделала для себя вывод, Донбасс ограбили его же хозяева, благополучно сбежавшие в Киев, а «коллективный Путин», просто подобрал то, что плохо лежало, снабдив нужных людей оружием, деньгами, безграничной властью.

С этими мыслями – она вспомнила о таксисте Федоровиче, ей почему-то захотелось на 3-А, боев там уже давно не было, шло разминирование, взглянуть на этот блокпост с другой стороны, перед отьездом, было бы весьма интересно. Трубку долго не поднимали и взгляд уж заскользил было по стоящим на парковке машинам такси как, вдруг, заразительный детский смех полился из телефонной трубки. Элла машинально расплылась в улыбке и уж было подумала, что ошиблась номером, но на том конце провода ответили знакомым голосом…

- Ой, вы заняты – девушка смутилась, почему-то она не представляла себе сурового таксиста-контрабандиста с ребенком на руках.

- Говори, дочка – голос был каким-то мягким, домашним.

- Мне бы на 3-А, я в Краматорске, на Социалистической, Элла чувствовала, она, вероятно не к месту, с этими своими желаниями, но звонок то уже сделан, чего стесняться.

20 минут обожди, сейчас буду, Федорович не сказал ни слова о деньгах, и столь малое «время подлета» немного удивило журналистку.

Визг тормозов этой машины, я никогда не забуду. И эту улыбающуюся, небритую физиономию в тот день. Федорович светился как лампочка, рассказывал о детях и внуках, о том, как хорошо вернуться домой, благодарил за уборку в квартире. Да, квартира в Славянске, на улице Свободы, была его. И его, маленького человека, просто радовал тот факт, что можно вернуться домой и не стреляют, почти…

Мы ехали, машина как обычно тряслась, сзади что-то гудело, мне уже было никапельки не страшно, а дядю Витю, как он сам себя называл, как подменили – он говорил без умолку, и на лице его светилось какое-то маленькое, но свое, персональное счастье. Он рассказывал, как это хорошо, что в его дом не прилетел снаряд, что целые окна, что квартира его не понадобилась ни «этим козлам» ни мародерам, благодарил за охрану квартиры, хотя какая там охрана – пару дней всего. Мне казалось, что почему-то он мне говорил все, то, что, наверное, хотел, но по какой-то причине не мог сказать чумазым солдатам, едущим в колоннах навстречу. Он благодарил меня, человека, в общем то совершенно непричастного, за освобождение своего родного города от ДНР. Я краснела и смеялась, пытаясь понять, чем заслужила такую честь, чужая в этой стране, хотя нет, уже не совсем чужая…

Август гонял пыль вперемешку с черным дымом и клочками жженной резины над трассой, облепленные людьми БМП и Уралы, дымя и периодически закипая на подьемах, медленно двигались на юго-восток. Изгрызенный тупыми зубьями гусениц асфальт плавился, на дороге накатывались колеи. Очередное подразделение входило в зону АТО. Далеко за горизонтом виднелся черный столб дыма, редкие раскаты грома теребили воздух, но обгоняющие колонну машины приветственно сигналили, водители махали руками, разношерстный люд на бронетехнике, улыбался и махал в ответ.

В голове и хвосте колонны, облепленные деревянными ящиками с патронами шли БТРы 101 бригады охраны. Это чудесное подразделение, будучи в мирное время, чуть ли не церемониальным лейбштандартом, с ротой почетного караула, гладко выбритыми лицами, всеми элементами армейской показухи - толпой срочников в расположении части, которые что-то строили или белили бордюры – не осталось в стороне, занимаясь проводкой конвоев, доставкой боеприпасов и охраной штабов.

Длинная вереница машин приближалась к Славянску, из головных машин уже был виден, тонущий в дымке город. Серега «Луч», замкомвзвода, по-хозяйски, восседал на броне замыкающей машины, наблюдая за обстановкой. Он был спокоен. Это был далеко не первый конвой, и уже обстрелянные, вчерашние срочники, спешно подписавшие контракт, знали свое дело. Сама собой установилась новая форма взаимодействия между людьми, построенная не на иерархии и званиях, а на взаимоуважении и лидерских качествах, война пошла бригаде на пользу.

Федорович тараторил как пулемет, не уставая рассыпаться в благодарностях. Элла устала отнекиваться, пытаться как-то обьяснить свою непричастность к процессу войны, и просто слушала, удивляясь как сильно меняет человека война, как мало ему надо для счастья, как дорого, казалось-бы суровому донбасскому мужчине, его скромное семейное гнездо. Дорога была заполнена встречными машинами, несмотря на шаткую ситуацию на фронтах, люди продолжали возвращаться.

Переехав по понтонному мосту Казенный Торец, помахав рукой, охраняющим его людям в форме, дядя Витя доехал до 3-А, благо очереди на выезд не было и опять же приветственно махнув, охраняющему выезд бойцу, остановился для досмотра. Элла вышла, показала все свои «охранные грамоты», боец приветственно улыбнулся, всяко симпатичная журналистка имеет значительно больше возможностей для успешной работы в мужском коллективе, чем не симпатичная. Федорович, традиционно показав жестом, дескать созвонимся, залихватски развернулся и умотал назад, домой к семье.

Колонна перестроилась вправо, был установлен порядок – в левом ряду гражданские, в правом – военные. Впереди - блокпост и по предьявлению пароля, технику должны были бы беспрепятственно пропустить. Охраняющие 3-А гвардейцы, издалека увидев приближение конвоя, приостановили пропуск гражданского транспорта, организовав корридор.

Элла, мило болтавшая, с каким-то вооруженным человеком, обернулась на нарастающий гул, ей показалось что дрожит земля. Вдали показалась колонна, 10 БМП медленно едущих по асфальту изрядно гремели, едущих за ними грузовиков на этом фоне не было даже слышно. В голове колонны величаво вышагивал БТР с каким-то необычным, похожим на десантный, флагом. Секунд 10, она как зачарованная смотрела на технику, гремящую, дымящую, прекрасную в своей брутальнсти. Вдруг раздался резкий хлопок и столб белого дыма укрыл первый грузовик, какая-то сильная рука схватила её за плече и резко толкнула на землю…

Началась беспорядочная стрельба, на блокпосту поднялся крик и мат, пули высекали искры из асфальта, поднимая едкую пыль. Боец, упавший рядом, вопросительно глянул на меня, дескать живая? Я, не найдя ничего лучшего, глупо улыбнулась. Молодой на самом деле парень, не сдерживал эмоций: «Та что ж они творят, суки», но отстреливаться не стремился, оглянувшись по сторонам, я обнаружила, что блокпост молчит, а по жестам людей, стало понятно, что обстрел идет со стороны колонны. В мозгу пронеслось, атака с тыла, диверсия и самое противное – огонь по своим, ошибка?

Стало как-то грустно, что ж они, суки действительно, то делают? И тут интенсивность стрельбы начала снижаться, сердце грохотало, ноги были ватными, это не очень приятное зрелище, когда по вам стреляют из сотен стволов, но хватило дурости даже приподняться и посмотреть а что-же там, все-таки происходит?

На самом деле все было просто, банально и до горя глупо, передний Урал догнал заднюю БМП, и пробил радиатор, на улице жарко, машина почти кипит и он банально взорвался. Белое облако – было обычным паром. Не разобравшись в ситуации – бравые пехотинцы, посчитали себя в засаде, и открыли беспорядочный огонь во все стороны, аж до тех пор, пока не отстреляли боекомплект.

Серега «Луч» поначалу, уже по выработанной привычке провалился по пояс в внутрь БТРа, осмотрелся по сторонам и никаких вспышек, либо иной активности противника не заметил. Наблюдая попрятавшихся нацгвардейцев на 3-А и разбегающихся в беспорядке местных, связавшись с головной машиной, он все быстро понял. Он надеялся лишь на то, чтоб с 3-А не ответили огнем, а уж тем более не шмальнули с гранатомета. Радуясь, что БМП пока еще не стреляют из своих 30мм пушек, и тут, фактически в тылу, еще не началась своя маленькая война, он приказал водителю БТРа пойти вдоль колонны, и останавливаясь возле каждой машины, выжидал пока о броню не перестанут звенеть пули, высовывался из люка, жестами указывал оглохшим в пылу «боя» пехотинцам – прекратить стрельбу.

В итоге, изрядно вспотев, заработав пару седых волос и легкую дрожь в ногах, Луч навел порядок, стрельба утихла, и лишь подожженный полуразрушенный сарай у дороги, напоминал о только-что прошедшей здесь «перестрелке».

Элла, не стесняясь ничего и никого уселась прямо на асфальте, опершись на бетонный блок, достала из рюкзака маленькую флягу. Она истерично смеялась. Коньяк был теплым и противным.

65. Дорога три шестерки (август 2014)

Когда улеглись страсти, были высказаны последние крепкие слова, когда, догорел застрявший в стенах полуразрушенного сарая, последний трассер, когда чертыхаясь и проклиная все на свете, отряхивая придорожную пыль обратно к машинам вернулись местные и был успокоен последний перепуганный ребенок, Эллу отпустила истерика, она поднялась на ноги, воровато пряча флягу.

Как ни в чем не бывало, дымя и гремя гусеницами, колонна – возмутитель спокойствия, медленно проползала сквозь 3-А, Урал с пробитым радиатором цепляли на трос. У клапана (самого узкого места, ограниченного бетонными блоками) блок-поста, стоял замыкающий БТР. На броне, сняв каску и очки, отложив автомат, сидел молодой человек и тупо смотрел в землю. Он только что остановил глупую перестрелку с несущесЭтвующим противником, высовываясь из своей железной коробки на стволы перепуганной, палящей куда-попало, пехоты, фактически закрывая собой – чужих и незнакомых ему гражданских. Уже когда все закончилось и стало тихо, он осознав, всю серьезность ситуации переживал происходящее. Рвано билось седце, горячий, как в сауне, воздух вырываясь из под бронежилета, сушил пот на давно не бритой шее. В распоряжении Сереги «Луча» было 10 минут, отдыха, пока не пройдет этот чертов автохлам. 10 минут до момента, когда зарычав мотором, плюнув в мир дизельным выхлопом, БТР встанет в конце колонны и продолжит ее сопровождение.

Элла осмотрелась, кроме подожженного сарая – каких либо заметных разрушений замечено не было, а повылезавшие изо всех щелей нацгвардейцы, бурча что-то невнятное про каких-то «аватаров мобилизованных», возвращались к своим занятиям, как буд-то бы и не было ничего. К своему удивлению, она прочувствовала, как быстро отошла от пережитого, как резво забегали в голове, совсем не касательные войне мысли, отметила, как все-же быстро человеческий организм адаптируется к боевым действиям. Защитная реакция – чтобы не сойти с ума и выжить.

Инцидент с колонной сыграл журналистке на руку, в какой-то момент о ней просто забыли и гуляющая по территории блок-поста девушка с рюкзаком вызывала исключительно восторженные взгляды изголодавшихся по любви и ласке мужчин, а некоторые «смельчаки» даже присвистывали вслед.

«Население» 3-А за последнее время значительно видоизменилось и поредело. Ставший, фактически, тыловым опорный пункт, уменьшился в размерах, с него исчезло тяжелое вооружение, не было побитого жизнью и противником танка, не торчали из ям трубы минометов, не смотрела в поле, хищно вытянутой парой стволов ЗУшка. Заправка была опустошена, многие окопы – пусты. Блок-пост, как большой муравейник был в состоянии перестройки и упорядочивания, теперь здесь не передовая. Вереница машин «на вьезд» - тянулась до горизонта.

Эхо войны – ямы и воронки от снарядов были повсюду, гильзы разных калибров все еще валялись под ногами, то тут, то там виднелись кучки из потемневших тел стреляных патронов. В пожженном, посеченном поле – торчали хвосты неразорвавшихся мин. Казалось, что войны здесь не бывало вовсе, а весь этот антураж – лишь декорации к какому-то дорогому голливудскому фильму. Элла, понимая, что война здесь все-таки была, причем в самом глупом своем проявлении – огонь по своим, она заглядывала сюда несколько минут назад, силилась понять природу своего неверия. Она зачем-то смотрела, на дожидающийся прохода колонны БТР и отдыхающего солдата наверху, думала – каково ему, что он чувствует сейчас, ведь по факту он герой, а ситуация дебильная до безобразия и её скорей всего замнут, и забудут. А если бы кто-то погиб или был ранен, если бы он не остановил вовремя стрельбу? Все бы было иначе, инцидент бы получил огласку, а так – парадокс, сработали хорошо – тишь да гладь, допустили бы халатность, авось – к медалям бы представили. Загадочная страна.

Серега «Луч», сидя на горячей броне, совсем не думал о медалях. Вся эта бестолковая стрельба, навела его на мысли о расстрелянной, неделей ранее маршрутке. Перед глазами мелькал проносящийся автобус и его вылетающие окна. Он тихо, про себя, радовался, что никому из местных не пришло в голову побегать под пулями или перед БТРом, иначе жертв было бы не избежать.

Трасса М-03, Киев – КПП Должанский, основная автодорога в этих краях, и собственно говоря, основная транспортная артерия. Поначалу именно по ней, через Харьков и Изюм, можно было попасть на блокпост 3-А, а затем и в Славянск. Этим путем шел подвоз войск, боеприпасов, еды и топлива. На участке от Изюма – до З-А дорога часто проходит сквозь густую зеленку, как специально придуманную для засадных действий, чем господа сепаратисты, само собой – не ленились пользоваться, обстреливая периодически конвои снабжения.

Был традиционно хороший, достаточно жаркий летний день. 2 БТР шли на неплохой скорости – вниз по карте, на Славянск. Грубые шашки внедорожного протектора шин «горели» на плавящемся асфальте и вонь жженой резины заполняла десантный отсек, добавляя тягот и без того варившемуся в собственном соку экипажу. Происходила своеобразная передача полномочий – десантники из 95 бригады, «вели» машину из 101й, показывая потенциально – засадные места и методику их проезда.

Еще на базе – в Краматорске Серега наслушался баек о «шоссе три шестерки», о каком-то куске дороги где постоянно все попадают в засаду, а 95ка вроде бы даже потеряла БТР. Мистики в рассказ добавляло то, что с чьей-то легкой руки, шоссе «присвоили» номер 13, не стараясь даже заглянуть в атлас автодорог Украины. На самом деле, зловещей 13й дорога была во времена СССР и называлась Харьков – Ростов, в наше же время она носила весьма прозаичное название М-30.

666й километр этой автодороги, действительно представлял из себя узкую полоску асфальта с обеих сторон окруженную обильной зеленью, и участок таки был «засадный». По пути в Изюм, с ведущего БТРа десантники порекомендовали не высовываться и просто наблюдать за тем как надо проходить такие места. Обильно поливая зеленку свинцом из КПВТ и автоматов, процессия пронеслась это место на максимальной скорости. Экипаж ведомой машины сквозь триплексы наблюдал за происходящим, стараясь до мелочей запомнить все увиденное.

По пути назад все было иначе. Точно там же, на 666км, как по распорядку – БТРы были встречены шквальным огнем. Скоротечное боестолкновение, а точнее бешенный обмен свинцовыми любезностями с невидимым в кустах противником, длился не более 30 секунд, но по несчастливому стечению обстоятельств – именно в этот момент, навстречу двигалось маршрутное такси. Вероятно, водитель, отвлекся от дороги, или банально испугался, но не обратив внимания на отскакивающие от БТРа искры и мелькающие поперек дороги трассера, он, вжав педаль до отказа в пол, просто вьехал в шквал огня…

Газель превратилась в решето за секунду, сорванные с уплотнителей окна автобуса, влетающие внутрь салона, под давлением впивающихся в них пуль, не успевающие разбиваться, Луч запомнил на всю жизнь, и кто знает, не было ли среди запутавшихся в каленном стекле остроконечных кусочков металла – предназначенных Сереге лично, но так или иначе зеленый бусик прикрыл собою БТР от обстрела. Удачей, если это так можно было назвать, было то, что в маршрутке не было пассажиров, и от многочисленных ранений погиб лишь водитель. А колонна, имея приказ – ни при каких обстоятельствах не останавливаться, на полном ходу полетела дальше.

Уже погодя, было расследование и разбирательство, опрос свидетелей и даже изучение места происшествия. Входящие отверстия в маршрутном такси были только по правому борту, со стороны зеленки, ранения водителя – были не совместимы с жизнью и даже оказание своевременной помощи не спасло бы ему жизнь. Этот факт, снял все обвинения с солдат, но семье погибшего от этого было не легче.

Последняя машина проходила клапан, Серега надел каску и очки, взял поудобнее нагревшийся на солнце автомат, дизель прокашлявшись, попрощавшись с мирной землей облаком черного дыма, натужно затарахтел, БТР пристроился в хвост колонны. С верхотуры машины Луч огляделся по сторонам, из-за бетонного блока на него смотрела молодая темноволосая женщина с рюкзаком. Она выделялась на фоне унылого пейзажа блок-поста, как буд-то бы светилась яркой аурой.

Сергей уселся поудобнее, перехватив автомат, принял серьезную воинственную позу и поднял руку в приветствии. Незнакомка помахала в ответ, он искренне улыбнулся.

66. Вторая ротация (август 2014)

После ротации в зоне АТО, как первый, так и второй резервный батальоны изрядно поредели. Кто-то навоевался, кто-то наворовался, кто-то вернулся к гражданской работе или остался за бортом войны по причине пошатнувшегося здоровья, либо семейных неурядиц. Большого количества желающих пожить в новых реалиях современной войны не было – многих «поглотила» мобилизация в ВСУ, и после того как в июле 2014 второй батальон вернулся в Киев, оба подразделения были расформированы.

Из той толпы народу, что осталась от первого и второго батальонов, и желала продолжить службу – была сформирована новая единица, которая носила название «Батальон имени Генерала Кульчицкого». В начале августа личный состав подразделения собрался в Новых Петровцах под Киевом и засобирался на восток.

Умудренные опытом первой ротации, когда оказалось, что с собой привозить нужно все, включая салфетки и тазики для стирки, бравые гвардейцы ринулись по магазинам, скупая уже не тенты и подсумки, а гвозди с прищепками. Даже спустя год, а затем и два года, с начала АТО – быт солдата целиком зависел от него самого. И каждый день приходилось подвозить новые и новые бытовые мелочи, инструмент, запчасти.

Испытывая острую нехватку автотранспорта, такого необходимого в маневренной войне, новоиспеченный батальон оброс кучей разношерстных, правдами и неправдами, добытых, восстановленных из металлолома, пригнанных из Европы «на убой», нерастаможенных машин. Потихоньку в АТО появилась своеобразная «мода» на праворульных «англичан», спасавших жизнь не там сидящему водителю в случае засады и, словно вышедшие из фильма «Безумный Макс», забронированные по самые брови – тачанки.

Колонна из автобусов Киевпастранс, грузовиков и различных, камуфлированных на разный лад, автомобилей, среди которых была даже зеленая маршрутка, выдвинулась на восток. Периодически ломаясь и закипая в пути, этот добровольческий автоцирк в течение нескольких суток добирался до Славянска, «бросив якорь» там 12 августа.

Элла лузгала семечки. За последнее время, этот украинский наркотик, стал для нее и собеседником, и обедом, и успокоительным, прочно вписавшись в перечень необходимых вещей, наряду с блокнотом, телефоном и бронежилетом. Все еще будучи иностранкой, она старалась не мусорить особо, складывая лушпайки в аккуратную кучку. Сидя на теплом от солнца бетонном блоке девушка смотрела вслед дымящей сине-черными дымами, высекающей гусеницами из побитого асфальта редкие искры, входящей на территорию войны колонне. Она не знала, куда едут эти люди, и какая перед ними стоит задача, тем более ей неведомо было, кому суждено вот так же, верхом на технике, под флагом с горделиво задранным к небу оружием – вернуться назад и вновь пройти сквозь эти «ворота». А кого-то повезут, тело вернется домой, душа же – навсегда останется среди этих продуваемых всеми ветрами, ровных как стол, прекрасных, но ставших такими негостеприимными донбасских степей.

Горячий ветер, испортив аккуратную горку, раздул лушпайки, смешав их с валяющимися на асфальте смятыми потемневшими гильзами, вернув некоторые туда, откуда они произошли – на поле. Но земля мертва и опасна – стоят знаки «мины», человек вернется на это поле через полтора года. Как раз подошла очередная маршрутка. Пора ехать дальше.

В Славянске батальон получил АГС. Один из них в последствии был установлен на бронированный «Бобик» и сделав его по огневой мощи сравнимым с БТР. А утром 13го колонна, уже заряженная и готовая – двинулась на Дебальцево.

Пройдя стандартную проверку на З-А – зеленая Газель двинулась в сторону Славянска. Справа было пожженное поле, даже сейчас были видны воронки и вездесущие неразорвавшиеся мины, валяющиеся на обочине. Перед рекой было многострадальное село Селезневка. Оно находилось «меж двух огней» и простецкие дома были повреждены с двух сторон. Посеченный осколками, словно друшлаг, металический забор производил непонятное, двоякое впечатление. С одной стороны, Элла понимала, что это – война, и без разрушений её просто не бывает, в том же Ливане – камня на камне порой не оставалось, но пронаблюдав за общим благосостоянием населения, она понимала, ведь это же чей-то забор, и человек трудился, чтобы его поставить, быть может не один месяц.

Автобус качнуло, он притормозил и сьехал с дороги, направляясь в обьезд взорванного моста к понтонной переправе, пока маршрутка пропускала встречный транспорт Элла с интересом рассматривала руины. Путепровод, разломанный надвое являл весьма интересное зрелище: северная часть – была как буд-то отрезана исполинским ножем, если смотреть со стороны 3-А то просто асфальт заканчивался обрывом. Южная же сторона – наоборот, вальяжно рассыпавшись по берегу. Изломившись посредине, словно исполинский ковер вела в воду.

Из порванного бетона, словно оборванные сосуды – торчали ржавые прутья арматуры. Вода, еще не обнесла илом и водорослями лежащие на дне конструкции, и сквозь толщу воды просматривалась элементы дорожной разметки. Изящная балюстрада была изорвана и погнута, и только придорожный бордюр, словно стремясь удержать берега рядом, как рука помощи, висел над заворачивающейся в мутные водовороты водой. Элла осмотрелась в салоне, уничтоженный мост давно не вызывал интереса у других пассажиров. Остановка была недолгой и проехав по качающимся понтонам, натужно тарахтя, маршрутка вновь взобралась на твердый асфальт, набирая скорость.

Гремя салоном на довоенных ямах и послевоенных заплатках, автобус вьезжал в Славянск. Из окна отчетливо просматривалась линия окопов и полуразобранный на стройматериалы блиндаж сепаратистов. Чуть дальше уныло серая громадина какого-то завода или комбината, по всей видимости пострадавшего больше от воровства, чем от обстрелов. Повернув вправо, Газель пошла в город, а Элла, воспользовавшись более-менее сносным интернетом залезла в новости.

Переночевав в Славянске, колонна батальона Кульчицкого отправилась дальше. Уже за Артемовском, звуки боя были отчетливо слышны, а автобусы как назло, не хотели нормально ехать. УАЗы уходили впереди колонны для разведки маршрута. Лишь формально «наше» Дебальцево и еще не взятый Углегорск, делали местность сплошной «серой» зоной, заставляя проявлять повышенное внимание буквально к каждому кусту. Так или иначе, если ну учитывать разбитого собственным, открывшимся на ходу капотом, лобового стекла БиБиКинга, весь переезд прошел успешно и 13 августа батальон разгрузился в Дебальцево.

«Мексиканцы» сколотив за первую ротацию целый взвод из толковых людей, как самые слаженные и лучше всех экипированные, вместе с разведвзводом «отпросились» на дальний блокпост, возле с. Миус, в 11 км за Дебальцево. Воды и электричества на блоке не было, но как говаривал «мексиканский» взводный – поближе к войне, подальше от начальства, в целом не есть плохо. Еще во время остановки в Славянске все организационные вопросы были утрясены и особо не разгружаясь, подразделение отправилось на позицию. Лишь только стал понятен конечный пункт назначения батальона. Медик – фотограф и просто хороший парень Вова, моментально слил Элле Шпильман эту информацию.

Солнце взбиралось из-за капониров краматорского аэродрома, освещая бетонные плиты, побитую и разграбленную авиатехнику, вышку управления, а затем и сам город. Элла не могла уснуть. Голос Максима в телефоне показался ей странным, но обьяснить что-же именно не так, она так и не смогла, пол ночи проворочавшись на широкой кровати гостиничного номера. Нет ничего хуже ожидания и вынужденного безделия - утренняя СМС от гвардейца Вовы, была как спасение.

Изучив в интернете расписание транспорта на Дебальцево, перепроверив зарядку всех устройств и аккумуляторов, перепаковав рюкзак и выкурив, плюя на запрет, сигарету прямо в номере, Элла наконец-то уснула. Будильник отсчитывал последние часы на мирной земле. 15 августа 2014 года.

67. Карманная война (август 2014)

Война, которую кто-то назвал «гибридной», словно кипящая вода в кастрюле – взрывалась стремительно лопающимися пузырями по всей карте. И там, где вчера было тихо и цвели цветы в красивых ящиках, сегодня бушевало пламя. Другие же районы – оставляя за собой след из дымящихся остовов техники и лужи крови на асфальте, война стремительным экспрессом, покидала. По полям и посадкам в поисках пищи, слонялись стаи одичалых, оглохших, иногда обгоревших собак в антиблошиных ошейниках.

Расписание автобусов и маршрутных такси – было четким лишь на бумаге и то, что автобус выехал вовремя из Краматорска, еще не означало, что он приедет вовремя в Дебальцево. На самом деле не было гарантии, что он доедет в принципе. Но война-войной, а жизнь умудрялась продолжаться и БТР или даже танк, едущий среди обычных автомобилей уже никого не удивлял. Человек быстро ко всему привыкает.

Элла привыкла к скрипящим, поющим на разный лад всеми фибрами своей металлической души, гремящим на ямах – не соответствующим никаким европейским нормам, автобусам. Она привыкла к тому что не везде есть разметка и что часто дорога не ремонтировалась 30 лет. Ее не удивляли дорожные знаки, висящие, скорее для красоты, а учитывая новые реалии – как мишени для пристрелки оружия – многие указатели были пробиты характерным образом. Мозг давно принял тот факт, что здесь проще украсть на строительстве дороги, а потом тратить деньги на ремонт подвески, чем сделать что-то хорошо и качественно. И мозг четко понимал, что дороги плохими сделала не революция в Киеве, не мифические бандеровцы из Львова и даже не идущие где-то за горизонтом военные действия. Дороги плохими тут уже были.

Но хуже всего в голове укладывался этот индустриальный пост апокалипсис за окном. Ржавые краны, обшарпанные проходные предприятий, замусоренные площадки и покосившиеся столбы, возраст грязи на которых насчитывал десятки лет, кричаще диссонировал с дорогими, сверкающими на летнем солнце машинами, припаркованными на стоянках. И эта - 15 летней давности музыка по радио. Автобус вьезжал в Константиновку.

Маршрутка проехала мимо большой железнодорожной станции, ввинтилась в развязку и по весьма сносной дороге взяла курс на Артемовск. Это визитная карточка войны на Донбассе – равнины, современные шоссе, натыканные вплотную, сросшиеся как сиамские близнецы городки и поселки и оружие 60хх годов 20 века ровно перемешанное с гражданским населением. Существующие как параллельные миры военная и гражданская реальности стремясь не пересекаться, все же мешали друг другу.

По пути в Дебальцево, Элла планировала заскочить в Дзержинск, где в этот момент находился батальон Миротворец. Элла не знала, что скажет Максиму, как найдет его в незнакомом городе и будет ли вообще искать, ведь тот запретил ей делать это. «Ты будешь где-то там, я знаю, и не могу тебя остановить, но прошу тебя – когда сунешься в очередную задницу, не говори мне об этом, обманывай меня, рассказывай, что ты в безопасности» - эти его слова, непонятные поначалу, как кислота прожигали кору мозга, медленно оседая в сознании. Элла поняла зачем он так сказал, поняла и приняла. Но судя по телефонным разговорам – не так был страшен черт, как малевало его воображение, и в городе был относительный мир. Душу грело приятное предвкушение, наступало то состояние, когда выключается мозг, замещаемый лишь чувствами и унылый пейзаж за окном не в силах испортить того приподнятого настроения. Она ехала к нему, хотя б лишь для того, чтобы украдкой, издалека на него посмотреть.

Медленно тянущаяся по правой полосе маршрутка вздрогнула, водитель перешел на пониженную передачу, стал левее и ревя двигателем, периодически сигналя, начал опережать длинную колонну. За окном медленно проплывали грузовики, и открытые, как в телепередачах о сафари, внедорожники. Краем уха было слышно, как оживилось «население» автобуса, бросив разговоры об огородах и любовницах, все принялись осторожно шушукаться, обсуждая восседающих на увешанных флагами и рюкзаками джипах людей. Одновременно, из разных уголков, в целом тесного помещения, коим являлась видавшая виды «газель», слышались обрывки фраз и про освободителей-защитников, и про убийц-правосеков. Некоторые люди махали в окно – оттуда, из-за каленного стекла им отвечали, подымая руки в приветствии, варящиеся внутри бронежилетов, блестящие от пота, загорелые люди. Ветер трепал флаги на автомобилях, маршрутное такси, подвывая задним мостом, оставляла позади колонну, едущую на войну.

Романтическое настроение как рукой сняло, когда в одном из УАЗов Элла заметила Грина – пулеметчика «мескиканцев», тех самых с З-А под Славянском, а когда «газель» догнала большие автобусы, набитые людьми – ее взгляд выхватил из общей картины одного человека. Тот, почувствовав на себе взгляд, повернулся.

Молния прожгла мозг от макушки до ног, пройдя как горячий нож масло, подошвы кроссовок, ударилась о железный пол автобуса, вернулась вверх и закружилась в голове водоворотом. этот бородатый тип, что улыбается там за стеклом, это медик Вова, тот самый, что отдал мне свой бронежилет, а потом еще прикрывал меня своим телом во время обстрела, вот он достает фотоаппарат и делает снимок. Боже, Вова, ты не исправим.

Она засияла словно лампочка, расплывшись в широкой улыбке. Иногда, для того чтобы зарядиться настроением на целый день, получить ответы на неизвестные вопросы и просто перезагрузиться - избавиться от груза тяжелых, бестолковых, непонятных мыслей нужен человек. Своим присутствием рядом, своей улыбкой, этой своей непосредственностью, сам того не ведая он вынял Эллу из колодца той непонятной тоски, навеянной депрессивным пейзажем за окнами. Она махнула ему рукой и жестом показала, дескать созвонимся. Маршрутка дернулась еще раз, водитель подкинул 4ю и с нарастающим, слегка дребезжащим, характерным для «газелей» и «волг» звуком, микроавтобус пошел в отрыв.

Горизонт дымел и гремел, где-то там – далеко, в пыли и огне, путаясь в собственных глинянных ногах, колосс украинской армии размазывал по карте силы сепаратистов. Вчерашние менеджеры и слесаря шли в атаку, прикрывая своими телами не справившуюся со своими обязанностями, облажавшуюся по полной программе кадровую армию. Те немногие, кто был в состоянии воевать, кто не знал как, но хотел научиться, кто не привык воровать на рабочем месте и просиживать штаны, отбывая номер – часто являясь лишь пятой частью подразделения, решали задачи за себя и того парня. В атмосфере предательства и такого свойственного вооруженным силам советского образца – разгильдяйства, эти мирные люди выгрызали клочки своей земли в непонятной войне «гибридного» типа.

И глядя на карту, Элла отмечала, насколько близко и плотно расположены населенные пункты в этих краях, часто сросшиеся в громадные по площади агломерации. Она удивлялась, как многотысячная армия умудряется маневрировать меж городов и поселков, стремясь избежать уличных боев и не влезть в свой Грозный 1995, как в свое время умудрилась сделать армия страны, теперь поставляющая оружие сепаратистам. Учитывая, как размеры театра военных действий, так степень продажности всего и всея – название следующего репортажа было «Карманная война».

Автобус, визжа мотором, обгоняя одиночные военные грузовики и скачущие по обочине, поднимающие столбы пыли, гусеничные боевые машины, летел по трассе. Висящее в небе солнце плавило асфальт, в салоне было жарко и несмотря на открытые люки, воняло потом. Но Элле было абсолютно плевать на все эти неудобства.

Нет, друг мой дорогой, ты слишком дорог мне, чтобы пройти мимо, слишком мало тебя было в моей жизни, чтобы смотреть издалека, и мне плевать на то что ты подумаешь и скажешь, я еду к тебе. Я скучаю по твоим сильным рукам, черт возьми, твоему взгляду и хочу вживую слышать голос. Это война – и я не знаю, можем ли мы позволить такую роскошь, как «завтра», которое просто может не наступить, поэтому нельзя откладывать жизнь в долгий ящик. Я так решила и значит этому быть, на том простом основании, что я – женщина.

68. Рай (агуст 2014)

Деньги - все, обладая ими в достаточном количестве, многие вопросы решать значительно проще. В такой бедной стране как Украина, а уж тем более вдалеке от сверкающей неоновыми рекламами столицы лишняя сотня долларов – целое состояние. Еще не упал вечер, и в ушах не утих гул дребезжащей на ухабах маршрутки, а Элла Шпильман уже нежилась в настоящей горячей ванне с пеной.

Хрустящие купюры – лучшая мотивация. И лишь только прекращают разговаривать пушки – деньги снова в цене. За космическую по местным меркам, и адекватную по меркам Израиля цену, удалось договориться со всеми необходимыми людьми, и не смотря на непосредственную близость «фронта», на не прекращающуюся канонаду и общую напряженность – поселиться со всеми удобствами.

Хорошо обставленная квартира распахнула свои двери перед израильской журналисткой. С глухим грохотом на пол упал тяжелый баул. Пыльные кроссовки, такие легкие утром, но словно тяжелые колодки вечером, остались в прихожей. Неуверенной поступью, словно щупая каждый сантиметр пространства горячими от летнего зноя ступнями, Элла исследовала помещение. Опустив руки вниз, прогнувшись вперед, она выпорхнула из ветровки и та, стукнув лежащим в кармане телефоном о пол, осталась лежать в коридоре. Казалось от ног идет пар, ленясь нагнуться, она кое как стащила носки. Ворсистый ковер приятно щекотал пятки.

Это было как в сказке, горизонт гремит, в самом городе периодически кто-то куда-то стреляет, а я гуляю босиком по квартире, где есть свет, горячая вода, интернет и такое давно забытое чувство домашнего уюта. Мне не было интересно, чья это квартира и где хозяева – на фоне серых домов и полуразрушенных заводов, дырявого асфальта и унылых лиц, это был мой маленький праздник жизни. Чистые металлопластиковые окна надежно оградили меня от шума внешнего мира, задернутые шторы – позволяли этот мир не видеть.

Элла стянула футболку, швырнув ее куда-то в коридор, и расстегнула пуговицу на джинсах. Аккуратно выпутав резинку из волос, и позволив черным прядям свободно растекаться по плечам и шее, она включила кондиционер и встала под струей прохладного воздуха, запрокинув голову и закрыв глаза – она ощутила, как нагнетаемая белым ящиком прохлада растекается по коже и проникает внутрь сваренного заживо в духоте маршрутки тела. Сердцебиение, все еще отдававшее эхом ударами в ступни – утихало. На лице ее была блаженная улыбка.

Холодный воздух смыл усталость, Элла, потянувшись и похрустев суставами, сбросила джинсы и уже значительно более уверенно, но все так же смакуя каждый шаг по щекочущему пятки ковру, прошла в ванную. Зажурчала вода, ниспадая из дорогого итальянского смесителя в белоснежную акриловую ванну. Душ с гидромассажем в этом раю на земле тоже присутствовал, и стянув с себя остатки одежды, вышвырнув их вон из ванной комнаты, она вошла в тугие струи. Жадно ловя всем телом теплую, бьющую мелкими каплями в грудь и живот, влагу, извиваясь под напором воды как змея, упершись обеими руками в холодный кафель на стене, глубоко дыша, Элла тихо постанывала. Вместе с пылью, и усталостью – в слив уходили сомнения…

Вода, гель и мягкая мочалка ласкали мое измученное тело. Что ни говори, а все же квартира это вам не гостиница и, этот пусть и расточительный, но такой приятный ход, был просто необходим. Я все твердо решила, я ему позвоню и все выложу как есть, а дальше пусть решает сам, он ведь мужчина. Пусть поорет, поругается, позлится, пусть придет и накажет меня в конце концов. От этой мысли мне стало как-то не по себе, точнее даже не от мыслей, а от того, что идея мне понравилась. Нет, он не будет орать, он придет, все будет волшебно, я знаю…

Глубокая тишина ванной комнаты, периодически разрываемая звуком падения одиноких капель, дарила ощущение безвременья. Вверх, причудливо извиваясь и медленно тая поднимались еле видимые клубы пара. Словно облака на небе, они превращались в странные, постоянно меняющиеся картины. Медленно, словно смакуя каждый грамм, Элла ртом вдыхала влажный воздух, периодически вынимая из воды то одну то другую ногу, плотно прислоняла ступни к вспотевшей стене. Пар исходил от стройных ног, как будто огонь пылал внутри, а прикасаясь к стене она чувствовала холод и приятный мороз от плитки растекался по всему телу. Повторяя многократно пытку контрастом температур, Элла морщилась от удовольствия.

За кирпичными стенами видавшей виды хрущевки, городом овладевала ночь. Пылая в заревах пожаров на горизонте, играя полосующими небо пакетами ракет РСЗО, лязгая гусеницами танков и звеня раскатами грома в оконных рамах, старый день уходил в небытие. В 11 километрах за Дебальцево, не доезжая небольшого поселка Миус, в копаных экскаватором ямах располагались на ночлег «мексиканцы», посты напряженно вслушивались в ночь, а легкий ветер, трепля флаги – отстукивал ритм войны. В Дзержинске в редких освещенных окнах – тушили свет, звуки мирной жизни затихали.

За выдуманной стеной из плотно зашторенных окон из ванной, как из пены морской вышла Афродита. Вода стекала по ее нежной коже, и тонкие ручейки, путешествуя изгибами молодого распаренного тела, истратив себя падали на пол. Мокрые волосы, прилипшие к плечам и спине, не скупились низвегать вниз все новые и новые капли, утопавшие в итоге в пушистом ковре под ее босыми ногами. Тонкие пальцы, старясь не испачкаться о пыльный баул, щелкнули фастексом – открывая клапан кармана. Из грязно серого мешка, резким рывком появилось нежно голубое полотенце и страстно обняло ее тело.

Плевать что дело к полуночи, в таких делах время не играет роли, и нашарив во все так же валяющейся на полу ветровке телефон, оставляя влажными пальцами радужные разводы на тачскрине, Элла набрала номер. К ее удивлению, на том конце провода, не взирая на поздний час – моментально ответили, и приятный хрипловатый голос завладел всем ее вниманием.

В Киеве шел дождь. Мокрые улицы искрились светом фар редких машин. Все еще помнящий дневную жару асфальт, дышал легким паром. Белый «Форд Транзит» с красной полосой, разогнавшись от Московской площади, включив ненадолго сирену, проскочил большой перекресток с Кайсарова и озаряя серые от выхлопных газов заборы, отблесками мигалки, пыхтя словно пароход черным дымом, уверенно пошел вверх по Краснозвездному. Пройдя в среднем ряду светофор на пересечении с Головка, накренившись в левом вираже, набрав добрых 130 км/ч, сопровождаемый шлейфом переливающихся в уличном освещении брызг, включив сирену и дальний свет, перед Севастопольской площадью, он ушел на встречную. Противореча всем правилам дорожного движения, почти не сбавляя скорости, ввинтился в левый поворот «против шерсти» и «стрельнув» АБС, клюнул носом, замедляясь у ворот роддома.

В дверь, несмотря на рабочий звонок, постучали, Элла открыла и ей стало немножечко страшно. Словно средневековый рыцарь в метро, человек в военной форме, бронежилете, с РПК, выглядел в этом её раю – чужестранцем. Но загорелое лицо и борода не могли скрыть добрых, уставших глаз – светившихся теплым светом.

- Кофе? Чай? - она снизу–вверх посмотрела своего сурового мужчину, и подмигнув, улыбнулась.

- Кофе - Неуклюже стянув высокие ботинки, сложив у двери тяжелое снаряжение, он шел за ней, отбросив все мысли и слова, роившиеся в голове.

Надежно спрятанные от войны, они были одни в этом мире. Все вопросы остались за порогом этого жилища и он, позабыв про все на свете и этот его коронный «не Ливан», смотрел на её босые ноги, красивые стопы, смешные пальчики, розовые пяточки, любовался её икрами, походкой, привычкой стоять на одной ноге. Даже в огромной армейской футболке, не способной скрыть длинны ее ног, Элла была так женственна.

- А тебе не кажется, что кофе намного сексуальнее чая??? - она покраснела и рассмеялась...

Вот оно - женское "можно" - всегда выражается по - разному, но глаза, всегда горят одинаково, и он безнадежно в них утонул, не в силах произнести ни слова…

Сегодня, их напиток будет сварен ни с ванилью или цедрой – он будет крепкий, обжигающий, томящий, немного грубый, переворачивающий всё представление о кофе. Глядя в глаза друг другу, они прожили одним целым, вязко тянущиеся минуты нервного молчания, прерванные свистком закипающего чайника. Он выключил плиту и аккуратно, будто боясь разрушить хрустальный образ, прижал ее к себе....

Она всегда сходила с ума от его рук. Чем сильнее он её сжимал, тем тяжелее она дышала. Ему хотелось разорвать на ней эту дурацкую футболку, она хотела того же. Он посадил её на стол, развел бедра, одним движением прижал к себе - она вскрикнула. Он закрывала глаза, закусывая губу - он любовался. Чем более несдержанным становился он, тем больше она к нему прижималась.

Они забыли обо всех "можно" и "нельзя", растворившись друг в друге: стол, пол, подоконник, разбросанные вещи и неутолимый голод. И счастье, полёт, бесконечное падение вверх. Она то стонала, то замирала. Она касалась руками его влажной спины, он вдыхал уже совсем другой запах её кожи.

Какой удивительной женщина становиться, когда счастлива. Сколько нежности и страсти одновременно раскрывается в небольшом комочке. Чего ей хотелось? Она металась - стонала, замирала, смеялась, о чем - то просила. Он искал в ней каждый сантиметр не высвобожденного удовольствия и не останавливался, пока не доводил до сумасшествия.

Её плечи расслабились, а руки уже давно не метались по его спине. Он провел ладонью по испарине возле волос, она благодарно поцеловала пальцы.
Запах ружейного масла, на его ладонях, так врезался в память....

- У меня такое же глупое лицо? Он смеялся, глядя на неё. Любому мужчине приятно, когда женщина доходит до точки кипения, когда он - именно тот, кто дарит ей "небо в алмазах", особенно когда это женщина, которую любишь…

Кофе? - она пожала плечами и наклонила вопросительно голову.

-Думаю, теперь...в самый раз....

…Солнце, выглянув из-за горизонта, обжигая подоконник, прорвало оборону металлических жалюзи и рисовало на стенах причудливые картины, пуская зайчиков зеркальными фасадами кухонной мебели. Сквозь приоткрытое окно было слышно как лязгнула железная дверь, со скрежетом КПП, и набившим оскомину «маршруточным» звуком, от дома отьехал УАЗик. Элла лежала на столе и курила, дым лениво поднимался к потолку, на душе было пусто, а тело наполняло приятное тепло, все еще подрагивали кончики пальцев. На ее лице блуждала загадочная улыбка. В воздухе все еще жил его запах. На подоконнике стоял недопитый кофе.

67. Мама Свєта (серпень 2014)

Літо 2014 року наповнило повітря тривожним очікуванням, новини – відомостями за загиблих, а на вулицях з’являлось все більше самотніх жінок, що в експресс темпі намагалися призвичатїтися до нової для них ролі тата і мами в одному обличчі. Жінки наново опановували молоток і цвяхи, згадували дорогу на СТО, і замість серіалів ввечері жадібно переглядали новини. Мало кому відомо, мало хто, не відчувши це почуття зрозуміє – відпускати і чекати, значно складніше, ніж воювати.

Відпускати – складно, але найскладніше настає потім, коли потече кран на кухні, чи перегорить лампочка. Тільки в цей момент, ти розумієш, що речі, які раніше робились самі собою, тепер ти маєш робити самотужки, і той, хто викидав сміття, гуляв собаку, діставав до верхньої полиці шафи – він далеко. А ще – дома тиша, гробова тиша ввечері, коли ти приходиш з роботи, в холодну і пусту квартиру. Це добре, коли є діти, коли є для кого жити, готувати і прибирати, ти маєш якийсь сенс існування, якір, що тримає тебе в цивілізації, в житті, коли окрім «хочу» існує, так іноді потрібне «треба».

А телевізор, інтернет і радіо насипають новин: котли, втрати, поранені і вбиті. Ласі до сенсацій журналісти, хоронять цілу бригаду, в той час, коли «під роздачу» потрапила лише рота, трагічним голосом ведучій із чортового ящика, в подробицях і деталях розповідає як «героїчно» ми втратили стількох-то «наших хоробрих воїнів». Телевізор мовчить про те, що «хоробрі воїни» були вщент п’яні і знехтували звичайними заходами безпеки. Телевізор мовчить, за те як в той же час, телефоністи з поварами надавали епічних лящів супротивнику, закопавши пару десятків супостатів, таких же кривих і недолугих, тупо подавивши їх танковими гусеницями, телевізору не цікаво розповідати про наші перемоги, бо рейтингів на цьому не заробиш.

А твоя надія та опора, чи можливо головна помилка в житті, але все одно твоя – в нечастих телефонних розмовах, розповідає тобі що нічого не трапляється, що він чистить картоплю і навіть не знає де ворог. Тобі не видно, як затуляє слухавку, заглушуючи стрілянину, його обпечена об гарячий ствол гармати рука, він не скаже тобі про біль в спині від незручного бронежилета, він береже тебе і не розуміє, що краще б він в подробицях розповів, як тримав кишки пораненого товариша, чи як воно незручно пересиджувати артобстріл в ямі з лайном. Він обмежуючись загальними фразами, намагається заспокоїти тебе, довести, що все нормально.

Чоловіки не плачуть, і не бояться. Цей постулат заправляли в наші мізки все життя. Ніхто не пояснював, ні в школі, ні у військовий учебці важливого моменту, що страх – твій друг і оберіг, і ти маєш з ним дружити. І він, твоя найближча людина, той, хто бачив тебе вранці і ненафарбованою, він ніколи не скаже тобі, що вчора, коли бабахнуло зовсім поруч, він просто обпісявся, не кинув позицій і не втік, ні, але саме в цей момент, йому хотілось плакати і кликати маму…

В серпні 2014 - 1 батальон 30 ОМБр діяв «десь» в Донецікій області, постійно рухаючись, відбиваючи нові села, наступаючи і відходячи назад, маневруючи. Зі зв’язком було погано, зрозуміло, що ні за яку «Нову пошту» не могло бути й мови. Сувеніри, подарунки, сигарети, чи банальний туалетний папір відправити адресату – було вкрай складно. Їхати машиною – складно, далеко, дорого і головне, просто – невідомо куди. Періодично зникаючий мобільний зв´язок додавав сивого волосся і не дозволяв відстежувати переміщення підрозділу, навіть якщо б, начхавши на безпеку і секретність, боєць міг би призначити точку «рандеву».

Пізно ввечері, десь о десятій, на заправці, біля метро «Вирлиця» збирались люди. На машинах і пішки, молоді і поважного віку, чоловіки і жінки – ні, це не був флешмоб, чи стихійний мітинг. Люди зносили пакети і пакунки, вивантажували з багажників машин – картонні коробки. Не знайомі між собою, вони намагаючись перебороти сором’язливість, підходили один до одного, знайомились, мінялися номерами телефонів і новинами. Зовсім різних людей, як пароль поєднував напис на пакунках і коробках, чорний маркер, ручка, навіть губна помада – кричали з пакунків дивну абрівіатуру 30 ОМБр. 1 бат 2 рота.

Чутки, беруться нізвідки, внікуди зникають, іноді стаючи правдою, вони поєднують людей. Сьогодні вночі, кудись туди – в палаючі вогнем пампаси, їде машина. Невідомо хто за кермом, і яким він боком відноситься до бригади, по одній інформації – військовий, по іншій – волонтер. Толком ніхто не знає, що до чого, але цей примарний транспорт – єдиний спосіб підтримати свого сина, тата, чоловіка там, далеко.

В якийсь момент, здалось що навколо стало світліше – як чорт з коробки, блискавично заволодівши увагою оточуючих, з’явилася вона. Білява жіночка років 50, енергетикою своєю більш схожа на 30ти річну. Швидко і весело, тримаючи в одній руці тоненьку сигаретку і мобільний телефон в іншій, з запальною посмішкою вона почала розповідати за ситуацію на фронтах, за бус, що має приїхати, за документальні питання і ще тисячу і одне питання. Жінка, від якої ховались генерали, жінка що ладна була їхати на фронт і шукати в полях той батальйон самотужки, жінка що виховала справжнього чоловіка, людина – батарейка, як вона сама відрекомендувалась - мама Свєта.

Вона розповіла, що зараз – с хвилини на хвилину, підійде автобус, що прямуэ прямо до наших хлопців, і всі передачі, всі речі і подарунки, можна буде відправити цим бусом. Нагадала порядок маркування посилок – не кожен цивільний знає, що бригада складається з батальйонів, ті в свою чергу поділяються на роти, і що один батальон може бути розмазаний по всій зоні АТО. Розповіла новини в сфері документообігу і боротьби з бюрократією. Все чітко, ясно, по полицях, з запальною посмішкою.

Є два види поведінки, можна битись головою об стіну, жаліти себе і клясти долю, а можна взяти себе в руки, і діяти конструктивно, підтримуючи свого мужчину словом, вирішенням організаційних питань, організацією доставки допомоги на фронт, банально – листом чи фотографією. Якби це дико не звучало, іноді, мужчині треба просто дати можливість сконцентруватися на війні. Все одно, виносити сміття по телефону ще ніхто не навчився. Своїм настроєм мама Свєта заражала оточуючих і якось негласно стала такою собі головою «батьківського комітету».

Здавалося, ця мудра і сильна жінка ніколи, не втрачала доброго гумору, і в найскладніші моменти, завжди знала що робити і куди йти. ЇЇ знали і навіть дещо боялися в штабі бригади, в Новоград-Волинському, бо та не соромилася задавати незручні питання і «видавлювати» з офіцерів відповіді на них. І насправді, такі мами, активні і дієві, здатні використати свою життєву мудрість задля користі спільної справи, якою наразі стала війна – здатні мотивувати і заспокоїти, скерувати в потрібне русло енергію інших сімей – встали в не менш важливу «другу лінію оборони», поруч з волонтерами.

Складно навіть уявити, що коїлось в її голові, де вона знаходила ті сили, бо ж так само, як і у інших, її син – єдиний і неповторний, найкращій, незважаючи на свої 30 років – все та ж її маленька дитина, але – він мужчина, що боронить країну, що не сховався і не втік, і цим є сенс пишатися.

Десь о десятій годині вечора до заправки під’їхав білий мікроавтобус і поки водій пив каву, пакунки і коробки вантажили всередину. Нажаль в армії, як і в будь-якому іншому суспільстві, окрім чесних і адекватних людей – дуже багато безпринципного, тупого лайна. Користуючись безладом, постійними переміщеннями військ, і просто буквально чхаючи на звичайні людські принципи і порядки, адресні посилки, на яких точно було вказано підрозділ та прізвище адресата – хтось відкривав, розбарахолював і привласнював речі, не гребуючи нічим.

Як виявиться потім, до підрозділу машина не доїде, розвантажившись десь в базовому таборі. Наша колективна посилка спочатку заблукає, а потім ще десь через місяць такі дійде до Євгена в значно «скороченому» розкарденому, вигляді – від досить об´ємного ящика, з реально потрібними речами, що збирали всією «группою підттримки», віддаючі останнє - лишиться лише пару пачок цигарок. Купу корисного барахла і найголовніше – лист від маленької доньки, буде втрачено.

70. Д-2 (август 2014)

С реактивным воем, распушив свой металлический хвост, жадно ввинчиваясь в прохладу августовского утра вдаль ушла ракета. Стрелок приопустил гранатомет, наблюдая результаты выстрела. Секунду спустя где-то вдалеке, проскакав по грунту, кувыркаясь, выплюнув в небо факел кумулятивной струи она взорвалась – промах, недолет.

Влад «Мекс» - то так, то эдак старался «подружить» между собой все снаряжение. Бронежилет был тяжелый и неудобный, плита мешала нормально прикладываться к автомату, и тот постоянно сползал с плеча на бицепс. Проклиная «дубину с автоматическим огнем», за низкую линию прицеливания, он стоя на посту, пытался добиться повторяемости своей стрелковой стойки.

Свист повторился, гранатометчик, зарядив следующую ракету – повторил пуск, и в этот раз – остался доволен результатом – столб пыли и черный дым от кучи покрышек, наваленной на дороге в сторону Никишино, сигнализировал о прямом попадании. Уже на третий день тренировок, гранатометчики научились попадать в цель при боковом ветре. «Лишний» боекомплект, случайно набранный командиром, был весьма кстати. Улетающие вдаль ракеты трансформировались в бесценный навык.

Элла наблюдала за «мексиканцами» - словно муравьи, те копали укрепления, периодически меняясь. Ей понравилась система: надоело копать – иди стой на посту, надоело стоять – иди копай. Эта простая победа эффективности над порядком, казалось-бы очевидная в обычной жизни, в вооруженных силах встречалась не часто.

Блокпост Д-2 находился в 11 километрах от Дебальцево, и был на перекрестке, в 600-700 метрах перед селом Миус. В отличие от прошлого раза под Славянском, блок считался тыловым, впереди были позиции 11 батальона территориальной обороны, которые в свою очередь прогрызались в сторону Малониколаевки, для соединения с частями 30 ОМБр. Наступление развивалось относительно успешно и казалось, еще от силы месяц и все закончится. Несмотря на все это, зона все равно считалась серой и приключений хватало.

Все было по стандартной, уже отработанной схеме, сьемная квартира в Дебальцево и несколько таксистов со стандартными, гремяще-скрипящими тарантасами и завышенными ценами. Заученные улыбочки на блокпостах и это набившее оскомину: «Лишь бы только мир», начинали выводить из себя, Элла еле удерживалась от полемики с извозчиками, постоянно напоминая себе, что она – гражданка другой страны и всего лишь освещает события. А прицепом, тут же, из глубины сознания, прорезался голос: «Нет, девочка, не ври себе, ты уже в процессе войны, ты в деле». Понимая, что этот странный голос как никогда прав, она гнала от себя эту мысль.

Влад «Мекс» в войну вступал медленно. Сначала были волонтерские поездки под Славянск, когда он грозился сжечь главк если его - не возьмут с собой. Затем он, наслушавшись рассказов, да и повидав половину собственными глазами, решил, что не так страшен черт, как его малюют, вступил в переформатированный батальон Кульчицкого. Собственно, с его легкой руки, и прижилось это название «Мексика», «мексиканцы», судьба в итоге свела концы с концами.

Его записали в штат, поставили на довольствие, ему платили зарплату. Он даже получил оружие и поехал в АТО, не приняв присяги. Эта, казалось бы, формальная процедура, возведенная в ранг святого ритуала, для которой, Влад должен был, по словам одного из офицеров, грызть сталь и есть землю, была просто забыта. По блокпосту ходила шутка - Мекс провернул трюк, который нельзя повторить за деньги. Элла, чтобы не забыть, даже записала эту фразу в маленький блокнот, которым обзавелась на случай отказа всех имеющихся гаджетов.

Отношения с местным населением складывались весьма своеобразно: через блок-пост ездили местные, причем водитель чуть ли не каждой машины – предлагал, досматривающим транспорт гвардейцам – деньги, на что те – неизменно отказывались. Мне потом обьяснили: оказывается до Батальона Кульчицкого, на этих позициях, находились какие-то десантники, установившие плату за проезд: 5 гривен с легковой машины, 50 с грузовика. Дивящиеся бесплатному проезду люди, одаривали пресловутую «кровожадную Национальную Гвардию» фруктами, на их лицах были недоумевающие улыбки. Да, это противно, но правда – десантники обирали людей, безопасность которых присягнули беречь. Будут ли любить вас люди, которых вы грабите, пользуясь наличием оружия? Вероятно - нет.

Горизонт периодически взрывался громом – где-то прямо, вероятно воевал 11 тербат, справа-сзади шел бой за Углегорск. В этой новой реальности, Элла подловила себя на мысли, что очень быстро научилась разбираться в картах, названиях и номерах подразделений, отличать армию от нацгвардии, а танк от БТРа. «Что ж – судьба заставит, и не так раскорячишься» - резюмировала она, немного жалея о том, что судьба все никак не заставит ее научиться нормально готовить.

Тем временем дело шло к вечеру, и долго выискивая место с нормальной связью, она вызвонила таксиста. Пока тот ехал, было принято твердое решение – обзавестись автомобилем. Отсутствие прав в данном случае Эллу не волновало в принципе. Уж лучше иметь дело с милицией, которой в целом то и нет здесь, чем с этими, иногда, излишне навязчивыми перевозчиками.

Хорошо быть иностранцем в бедной стране, ты со своими, в общем–то невысокими доходами «там» - здесь чувствуешь себя весьма вольготно, позволяя под завидующие взгляды местных, творить всякие сумасбродства. Мне понравился, резко изменившийся тембр голоса Федоровича, когда я его попросила пригнать мне какой-ни будь тарантас, благо сумма, достаточная для приобретения какого нибуть пристойного «корчика» благополучно покоилась на счету в . Пространство всегда посылает нужных людей и в нужное время, мой случайный знакомый, не растерялся, и задав наводящие вопросы по поводу бюджета и задач, под которые мне нужна машина, лишь поинтересовавшись умею ли я водить, услышав нечленораздельное – «ну как бы да», пообещал перезвонить.

Умею ли я водить автомобиль? Вопрос конечно интересный - когда-то давно я училась. Хотя можно ли называть таким длинным слово «давно» события, происходившие полтора года назад. Так много и так мало, каких - то 400 дней, отделяют меня от сейчас и от этого «давно». То была совсем другая жизнь, то была совсем другая я. Тогда этот пресловутый Ливан, казался воплощением ада на земле, а сигнал «цева адом» - самым страшным, что можно услышать в жизни. А теперь, это все кажется настолько смешным и глупым, каково оно им, местным – когда нет «цевы адом», когда на голову может упасть снаряд или ракета, независимо от политических пристрастий и месторасположения твоего дома, когда те-кого ты считаешь своими – палят куда попало, а «враги» - привозят еду. Когда командиры продают маршруты прохождения своих колонн, а армейский офицер, на повышенных тонах, не стесняясь в выражениях, запрещает добровольцу национальной гвардии, бывшему танкисту, ремонтировать танки.

Тогда я не сдала на права, провалившись первом на экзамене, затем что-то помешало, вечная работа, какя-то неустроенность, плюс отсутствие личного автомобиля, не позволило довести начатое до конца. Точнее, тогда, я не до конца убедила себя, что оно мне нужно. Плюс – владение машиной в Израиле, развлечение не для бедных, не так, как здесь, там просто нельзя ездить на текущей во всех местах, ржавой развалюхе. Машина должна быть молодой и исправной, а соответсвенно – дорогой в обслуживании, с моим образом жизни, мне это просто было не нужно. Жизнь весело пошутила со мной, вбросив аполитичную неженку в хаос революции, познакомив с настоящим революционером, приклеив меня к нему, и вот теперь, я здесь – среди выжженных донбасских степей, в пыли и с грязью под ногтями, с гимном Украины – на рингтоне. И я – участвую в войне страны моего мужчины со страной моих родителей. Смешно.

То «давно» - было на другой планете, и еще пару месяцев назад я не могла бы подумать, что облачившись в неудобный бронежилет, буду пить теплый коньяк, наблюдая за работой артиллерии, находя красивым этот взрывающийся розовыми цветами вечерний небосвод. Зазвонил телефон, сомневающимся голосом Федорович поинтересовался: «Деточка, а ты Ниву осилишь»?

72. ВАЗ 2121 (август 2014)

Солнце бликовало на краю капота, высвечивая маленькую вмятину. Под ровный вой резины, по пустой трассе, тяжело покачиваясь на неровностях, не спеша плыла машина. Из-за глухой тонировки, явно запрещенной всеми мыслимыми и немыслимыми правилами дорожного движения, в салоне было темно как ночью. Противосолнечный козырек был опущен, левый треугольный ветровичок приоткрыт и периодически, словно дыхание, на улицу из тьмы салона вырывалось облачко синего дыма. Тонкие пальцы сжимали затертый руль, изящная нога вдавливала педаль газа в пол, так и норовя продавить в нем дырку, темные очки скрывали не моргающие глаза, застывшие в ужасе.

Я сумасшедшая, а еще я – самоубийца, наверное, мой разум затуманился или остался где-то далеко от этих мест. 26 лет мне хорошо жилось на этой планете, не было вообще проблем, на все хватало, все у меня было и вот шило в заднице, которое несомненно является внутренним стержнем, принесло меня сюда. За руль этой колымаги.

Элла пилотировала свой первый автомобиль, курила одну-за одной, стремясь не отвлекаться на периодически возникающие в чреве этой машины звуки, ей очень хотелось выпить, но было страшно пустить руль, который был «пустым» в движении и таким «тяжелым» на стоянке. На самом деле Федорович «подсуетил» ей весьма неплохой агрегат, который с полтычка заводился и не стремился закипеть при первой же возможности. На мирной земле за такой машиной охотятся начинающие джиперы, первый в мире «паркетник» всю свою жизнь катался по асфальту, не видел глубоких бродов и был продан своим хозяином, через пятые руки, лишь потому, что тот убегая от войны удрал в Россию.

Ее не особо волновала родословная машины и не очень хотелось думать о происхождении аккуратной дырки в заднем стекле, мотор урчал, и звук этот становился все привычнее, с каждым километром костлявый руль становился все понятнее, лишь боль в ногах и пояснице, да дребежжание маленьких рычажков, возле кочерги КПП, напоминали о том, что машина на пару лет старше своей водительницы. Блокпосты проезжались на «ура», суровые дядьки с автоматами – расплывались в благоговейной улыбке, видя Эллу за рулем. Красота – страшная сила, а помноженная на лето и солнце, она иногда заменяла собою все имевшиеся «охранные грамоты». На фоне пыли, разрухи, снующих туда-сюда колонн военной техники, это все было немного дико, впрочем, как всегда.

Я осмелела, этот ревущий тарантас, был совсем не таким как о нем писали в интернете, машина была мягкой, сносно управлялась и с глухими шлепками да противным позвякиванием сзади глотала многочисленные раны на горячем асфальте. Трогаться было не сложно, тонкий руль, своими костяшками впивался в руку, и несмотря на жару, потные руки совсем не скользили по его глянцевой поверхности. Понятно, что ни о какой пассивной безопасности речи и не могло быть, педаль тормоза была «твердой» как камень, при достижении скорости 80 км/ч (хотя если чесно – казалось я просто лечу) – машина заходилась в дичайшей вибрации, но в любом случае – это моя машина, это моя мобильность. А потом я увидела большую лужу у дороги…

Словно Моисей – воды красного моря, мятый капот раздвинул бурую жижу, та вздыбившись вверх обрушилась на лобовое стекло, закрыв солнце. Двигатель, не в силах бороться с возросшим сопротивлением, заглох. В машина стало темно и тихо. Опадающая с небес грязь еще какие-то секунды барабанила по крыше, руки все еще сжимали руль, сигарета упала под ноги и теперь предательски напоминая пожар, дымила из-под сиденья. Элла сверлила взглядом панель приборов, лампочка аварийного давления масла – приковав ее внимание, светилась словно маяк в ночи, воцарилась тишина, нарушаемая лишь каким-то бульканием.

זהו. בלי פניקה. היתה נסיעה טובה. מה נכנסתי לשלולית הזאת?

איזה אני סתומה. למה אני נסעתי לפה. ומה לעשות עכשיו?

Так, без паники, дура блин, так хорошо ехали, понесло меня в эту лужу, и что делать теперь? Перемешивая обычные слова на иврите с матерными по-русски, новоиспеченная автолюбительница пыталась успокоиться и сообразить, что же делать дальше. Осмотревшись по сторонам, она поняла, что дело-дрянь - грязь фонтанчиками подымалась из всех заводских и приобретенных отверстий в днище машины, водопадом лилась где-то в ногах переднего пассажира и под ногами уже противно хлюпало.

Мир уменьшился до размеров салона автомобиля и накренился влево, Элла почувствовала себя членом экипажа тонущей субмарины, плавающая где-то внизу сигарета, не прекращавшая тлеть при этом – добавляла антуражу ситуации. Стало очень жарко, на лбу выступил пот, а ноги стали ватными. Сквозь шелест воды и звук лопающихся пузырей грязи, слышалось неровное и очень быстрое сердцебиение. Она дернула ручку двери, толкнув ее от себя, но та подалась лишь на сантиметр, из дверного проема полилась вода, но открыть дверь не получилось. Ей было невдомек, что лужа осталась от стоявшего здесь танка, а дверь упиралась в край колеи, да – произошло именно то, из-за чего принимаются неправильные решения и совершаются глупости, приступ паники случился. Навалившись плечом, Элла пыталась выбраться наружу, но ничего не вышло, попробовав еще пару раз, она в бессилии упала на руль. На глазах выступили слезы.

Растерявшись, девушка совсем забыла о наличии в машине – правой двери и о том, что стройное телосложение позволило бы ей покинуть эту грязевую ванну через окно. Окинув взглядом все вокруг, глупо улыбнувшись, глядя на фонтанчики, все так же подымающиеся от ручек КПП и РК, она поймала себя на шальной мысли: «Неужели все, все, так глупо, позорище». Перед глазами возник образ Максима, возникло желание ему позвонить, но почему-то было так стыдно и вспомнилось его это «тут тебе не Ливан», взгляд опять упал на панель приборов…

Осторожно, как буд-то, боясь что-то сломать, она выжала сцепление и зажмурившись, будто ожидая взрыва, повернула ключ зажигания. К ее величайшему удивлению – мотор чихнул и завелся, где-то под днищем загадочно забулькало, кузов резонировал этот звук, возникло ощущение как буд-то сидишь в гитаре. Стараясь не радоваться раньше времени, она огляделась по сторонам, задние окна не были забрызганы грязью, мир тут же обрел краски и расширился до горизонта. К лицу вновь вернулся цвет, а руки вновь стали нормально повиноваться.

- Тааа-к, аккуратно пускаем сцепление и едем, Элла проговаривала вслух свои действия, будто бы на экзамене перед строгим инструктором.

- Где ж эти чертовы дворники, ничерта ж не видно, она нащупала рычажок и потянула на себя, омыватель сработал, сквозь разводы на лобовом стекле – в салон ударило солнце.

Белая Нива, сидящая на боку в луже, оставленной каким-то танком - взревела, дернулась вперед и заглохла. Спустя секунду стартер вновь пустил мотор, женщина за рулем, пыталась понять в чем дело и почему машина не хочет двигаться. Она закурила, приступ паники полностью прошел, положение не выглядело столь катастрофическим, ровный слой воды и грязи в салоне уже не отвлекал ее внимание, она открыла окно, и с максимально умным видом попыталась поехать еще раз. Плавно отпуская сцепление, немного перегазовывая, она смогла продвинуться на 10 сантиметров и вновь заглохнуть. Выбравшая ход подвески машина, с облегчением плюхнулась обратно в грязь, пустив вокруг себя волны. В салоне опять забулькало и завоняло горелым.

Элла Шпильман, стума ты эдакая, уже без злости в голосе, проговорила, обращаясь к салонному зеркалу, водительница, запуская мотор наново. Ручки в кучку, ручки в кучку – как заклинание твердила она, нащупывая где-то под водой рукоятки блокировки и пониженного ряда. Включив «все опции», тронувшись плавно насколько это было возможно, разбрасывая грязь в разные стороны, со скрежетом днища о землю, престарелый первый «паркетник» в мире вышел из ямы, аккуратно вернулся на твердое и затих.

Вода стекала из всех щелей, пар шел от горячего глушителя, на капоте, крыше и лобовом стекле лежали куски гостеприимной донбасской земли. Перемазанная грязью, мокрая но не побежденная, в итоге довольная собой, пилотесса вылезла на улицу. Еще несколько минут назад белоснежная, хоть и видавшая виды, но симпатичная колымага, теперь выглядела агрессивно, под стать своей хозяйке. Элла помахала рукой проезжающему БТРу со свистящей пехотой на броне

Джип, хуле…..

72. Две буханки (август 2014)

Пусть и далекая, но не прекращающаяся канонада уже не отвлекала, мерцающее светом, словно во время грозы, ночное небо уже не выглядело так зловеще. Элла перестала задергивать шторы, стала смелее - возможно, хотя скорее всего, как и тысячи людей на войне – просто привыкла. Статистика упрямая штука и она утверждает, что даже у подготовленных военных – основные потери начинаются после определенного времени, проведенного в зоне боевых действий, люди устают от постоянного напряжения, ожидания опасности, расслабляются и гибнут.

Под окнами стояла облепленная сухой грязью машина, на подоконнике – ноутбук, в чашке – обжигающе горячий чай. Она любила писать ночью, нервный шум улицы не мешает работе, мобильный интернет – быстр, а мозг прозрачен и словно снимая записки с холодильника, Элла доставала из памяти кусочки воспоминаний и событий, дополняла их свидетельствами очевидцев, красила текст, на экране компьютера в эмоции, приправляя их переживаниями. Тонкие пальцы танцевали по клавиатуре, рождая очередную серию репортажа о странной и страшной новой украино-российской войне.

Новости бравировали очередными победами ВСУ, скупо сообщая о погибших солдатах. Новости стыдливо умалчивали о потерях среди гражданского населения и мало говорили о масштабах разрушений. Прошедшие сутки – 17 августа стоили жизни 13 военным, сухие цифры не истекают кровью и не корчатся от боли, цифры не горят в технике и не зовут маму в агонии. Цифры не могут передать той боли утраты, что ожидает семьи этих людей и той пустоты, что останется вместо них. Чем дальше от войны, тем легче воспринимается эта статистика. Наверное, так и надо.

Элла закурила, оторвалась от текста и взглянула на горизонт. Периодически возникающие то тут то там засветы, выхватывали из ночной тьмы очертания домов и опор линий электропередач. Вдалеке – куда-то вверх и вдаль уходили одна за другой тонкие желтые полосы, работала РЗСО. Странное слово «работала» - странное, но абсолютно точное, артиллерия не стреляет, она работает. Сколько человеческого разума, работы, мастерства сосредоточено в одном выстреле «Смерча» или «Града». Дернуть за рычаг или нажать кнопку – просто, выстрелу же предшествуют сложные расчеты, непонятные простому человеку. Чтобы точно работать – нужно немало учиться, чередуя парту и полигон. Точно работать – это искусство, искусство убивать. Войну на востоке Украины, уже давно окрестили войной артиллерии.

Реактивный снаряд, пролежав на складе в мире и покое 40 лет, посетивший в составе ГСВГ Германию, вернувшийся оттуда, пережив развал страны его создавшей, сегодня ночью будет извлечен из длинного зеленого ящика. Чьи-то крепкие мозолистые руки, еще вчера нарезавшие хлеб и ломавшие колбасу, вставят его в направляющую. СОБ рассчитает параметры стрельбы, кто-то нажмет кнопку и взревев, запустится его десятилетиями молчавшее пороховое сердце. Вращаясь, снаряд уйдет в темноту, и выработав топливо где-то в небесах, со сверхзвуковой скоростью упадет вниз, на цель. Воткнувшись в землю, он разорвется сотнями осколков, веером разлетающихся во все стороны. Один из 3920 осколков убьет человека, в два раза младшего чем снаряд. Артиллерия работает…

Два УАЗа – буханки, воя резиной, покачиваясь на неровностях, плыли по разбитой дороге. За окнами-амбразурами задних дверей, остались зализывающий раны Славянск и обретающий вторую жизнь Краматорск, блокпост на выезде из города взмахом свежего флага пожелал удачи. Традиционно, по военному, «срезав угол» развязки в Константиновке, выйдя на встречную, перестроившись затем вправо, пара машин с вооруженными людьми внутри, направилась в сторону Артемовска.

Виталий не обманул и пропав из поля зрения на некоторое время, появился как черт из табакерки в АТО с парой «буханок» вместо обещанного Урала. Вырвавшись аж в Славянск за машинами, Марио вдохнул мирной жизни, ведь торча полтора месяца у ворот этого небольшого города, учавствуя в его осаде, после освобождения – насладиться плодами «победы» не довелось. С первой ротации второй резервный батальон НГУ вернулся аккурат после сдачи города сепаратистами. Спустя месяц, город в который вернулись свет, газ и мир, уже не выглядел столь пустым и враждебным, как сквозь оптику прицела ранее.

А в Дзержинске был концерт. На базе, где расквартировался батальон Миротворец – звучала музыка. Обветренные лица военных из территориальной обороны, выдернутых «на часок» из военной реальности в относительный мир – светились радостью. Пусть не так остро, как они, но Элла четко понимала это чувство. Совсем рядом, в нескольких километрах – ты ходил сгорбленный под тяжестью бронежилета, ожидая в любой момент команды «воздух» и вот, стоя в полный рост, слушаешь и как можешь – подпеваешь, силясь хотя бы на час забыть кто-ты и где ты.

Это было как в кино про войну, когда перед отправкой на фронт, молодому пополнению перед погрузкой в вагоны давали прощальный концерт. Это было в реальности – ведь фронта не было, одна сплошная серая зона, это было как в зазеркалье, когда, стоя в задних рядах, ты чувствуешь, как тепло и крепко тебя прижимают крепкие и сильные руки. А спиной ты чувствуешь стук дорогого седца. Плевать на порядки и приличия, на косые взгляды и мысли о будущем, он здесь и рядом, и хочется остановить мгновенье.

Два УАЗа-буханки, зеленый и белый, прошли Артемовск и повернув вправо, набрали скорость по дороге на Дебальцево. В какофонии воя шин и моторов, казалось, что процессия несется невероятно быстро, хотя тяжелые МАЗы с бронетеникой, летели над дорогой не менее быстро. Несмотря на свой затрапезный вид, машины были в достойном состоянии и полет проходил нормально. Солнце как-то быстро упало за горизонт и ближе к полуночи, проехав сквозь Дебальцево, миновав многочисленные блокпосты, машины встали на высокой насыпи недалеко от поселка Миус.

В нехарактерной, ночной тишине, нарушаемой лишь треском остывающих глушителей, приступили к разгрузке подарков. Посты вслушивались в ночь, многие спали, командиры, наплевав на всю светомаскировку сидели в машине рассматривая свеженькие, еще пахнущие типографской краской, карты. Так сложилось, что многие мелочи, без которых не воюется ни одна уважающая себя война, попадали в войска не благодаря, так и застывшим в 80хх тыловым службам, а лишь потому что «на гражданке» осталось много людей которым не плевать. Приставка «волонтерское» означала качество и современность, иногда проводила разграничительную черту между – эффективностью и показухой.

В Дзержинске, закончился концерт, прошло совещание командиров и стало известно о передислокации. Никто не сказал куда переезжает батальон, но название населенного пункта висело в воздухе. Сообразив, что дальше работа будет несколько отличаться от «милицейской», треть батальона написали рапорта на увольнение. Добровольческие подразделения в отличие от армии имели такою привилегию - бросить все. Люди, каждый по своим причинам, выходили из игры. Можно таить злобу, называть бывшего коллегу «трусом» или поганым ментом, но это ничего не изменит, и ночью следующего дня эти люди покинули подразделение. Имея в составе всего 98 человек, батальон милиции особого назначения Миротворец, засобирался в Иловайск.

Августовская ночь, прохладная и мягкая, разительно контрастировала с плавящим асфальт дневным адом. Электронные часы замерли на нулях, радиостанция заорала «воздух». Люди бросились кто в блиндаж, кто просто упал на землю, БТРщики спрятались в своей «четверке», закрыв за собой двери. Первый взрыв был где-то далеко. За ним, сливаясь в противную, оглушающую трель, молниеносно нарастая, поджигая ночь и редкий кустарник, перемешивая порубанные ветки с взрыхленной землей, выкашивая осколками все живое и неживое вокруг, что-то около половины пакета РСЗО Град, накрыло Д-2. Торчащим на открытом, возле машин, гвардейцам несказанно повезло – ближайшая ракета пришла в 50 метрах от них, в 10 метрах БТР-4Е но уйдя за высокую насыпь дороги – выплюнула свой смертоносный груз в землю, постучав по броне осколками, не нанеся иного вреда, пощадив даже колеса. Спустя 30 секунд стало очень тихо.

Элла сидела у окна. В отличие от предыдущих ночей, мысль «не шла» и она просто смотрела в горизонт. На душе было очень неспокойно, перед глазами лежал подаренный на память Максимом шеврон. Наступило 21 августа 2014 года.

73. Приблуда (август 2014)

Продирая ночь запыленными фарами, десятками колес вдавливали пыль в остывающий асфальт, по дороге на юг, медленно двигалась колонна. Свистя турбинами дизелей, дополняя темноту ночи черными клубами дыма, в хвосте процессии шли два грузовика. Мобилизованные из мирной жизни с изогнутыми от постоянного перегруза мостами, виляя колесами, гремя наполненными всяческим хламом кузовами, КамАЗы пытались угнаться за автобусами, во главе колонны словно вытягивая всю ее на буксире, полз внедорожник.

В кузове замыкающего грузовика, верхом на мешках и баулах, опершись о какую-то трубу, выставив назад по ходу движения РПК, сидел человек в полном снаряжении. Полноразмерный бронежилет с защитой плеч и шеи, как средневековый доспех сковывал движения, голова в каске качалась в такт рывкам машины. Упертый о задний борт пулемет был неподвижен, руки уверенно удерживали оружие. Ночь скрывала лицо человека и бликах фар изредка сверкали уставшие глаза, напряженно вглядывавшиеся в темноту.

Стараясь сильно не приближаться, Элла ехала за колонной. ЕЕ Нива оказалась не по годам резвой, а вереница машин впереди - весьма медленной и лишь того пожелай, она могла обогнать всю колонну в один прием. Но ей это было не нужно. Она мечтала о том, чтобы эта дорога никогда не заканчивалась, чтобы колонна остановилась или замедлила свое движение. Очертания заднего КамАЗа периодически расплывались, его габаритные огни превращались в большие красные круги, а мелькающие перед фарами линии дорожной разметки сливались в одну молочную реку. Элла отпускала педаль газа, крепко до боли в пальцах сжимая руль, истово моргая глазами, не в силах побороть текущие нескончаемым потоком из глаз слезы. Колонна удалялась, но спустя минуту, промакнув рукавом глаза, подкинув третью передачу, она пришпоривала машину и вновь словно упираясь в невидимую стену, лишь только высвечивая фарами замыкающий грузовик, повисала у нее на хвосте.

Очень тяжело отпустить. Ты видишь светящийся, мерцающий лентами трассеров горизонт, понимаешь, что к чему, и ты готова продать душу дьяволу, только бы он сошел с этого адского поезда к тебе. Ты тянешься в хвосте этой несуразной колонны, жалея себя, стремясь хотя бы просто побыть рядом, еще чуть-чуть, еще пару минут надышаться его присутствием. Ты понимаешь, как это глупо, но ничего не можешь поделать и покорно ведомая своей тоской, не сводя глаз с последнего грузовика в колонне едешь за ним. Я все понимала, я знала, что так будет, я давно приняла его выбор и даже гордилась им, считая вздохи, вспоминая всевозможные молитвы, кусая губы, не в силах сдержать слез, я говорила с ним, я старалась держаться, собраться и наконец-то сделать это.

Элла решительно надавила на газ, белая Нива пошла на сближение, словно стремясь проехать замыкающий грузовик насквозь. Мотор ревел как раненный зверь, исправно выдавая свои лошадиные силы, сокращая расстояние. Фары высветили играющие в дикой «восьмерке» задние колеса КамАЗа, заляпанную раму, в свете фар появился задний борт, и блестящий ствол пулемета заглянул девушке в душу, та отпустила педаль и скорости машин сравнялись.

Он убрал оружие в сторону, щелкнув предохранителем. Они несколько секунд смотрели в темноту, не видя глаз, но чувствуя присутствие друг друга. Два родных человека из чужих миров. Он неуверенно поднял руку, она вжала свою ладонь в лобовое стекло, холодное и твердое. Казалось, невидимая молния прорезала прохладную темноту между ними. Она смотрела на его расплывающийся, смешивающийся с растущими красными кругами габаритных огней силуэт, силой заставляя себя дышать. Пора…

Элла поморгала фарами, и вложила всю свою боль в педаль тормоза. Он резко, с силой, до хруста суставов, сжал руку в кулак, и опустил голову. С визгом шин, блокировкой колес и заносом, белая Нива остановилась, почти поперек дороги. С неровным затихающим гулом колонна удалялась, фары резали пустоту ночи, тихо урчал двигатель. На лобовое стекло, словно слезы, упали мелкие капли дождя. Пронзительный, протяжный, истошный крик вырвавшись из салона, растворился в рокоте артиллерийской канонады.

Блокпост Д-2 встречал темное время суток рутинно. Постовые, в сознании которых день смешался с ночью, слушали темноту, периодически поглядывая в немногочисленные и от того ценные и востребованные приборы ночного видения. Легкий ветер шелестел в посадках, на горизонте – в тылу светилось Дебальцево. После недавнего обстрела РСЗО Град, все были в тонусе, внимательны и собраны, боекомплект наконец-то спрятан в траншеи, а вечно путающиеся под ногами пеньки – выкорчеваны. Где-то впереди, периодически мигало небо, неунывающие артиллеристы предавали кому-то очередной 152мм привет.

Рев двигателя разносился эхом по окрестностям, многократно отражаясь от асфальта и бровок. На север в сторону Константиновки, не жалея ни мотора, ни трансмиссии, выжимая из себя все соки, продавливая твердый утренний воздух квадратным капотом, на грани возможностей и здравого смысла летел автомобиль. Не жалея своего стального коня, не жалея себя, не боясь улететь с дороги, вкладывая всю свою боль и злость в педаль газа, Элла неслась по пустой трассе. Она понимала, чтобы не сойти с ума ей нужны люди, любые знакомые или нет, ей нужно занять себя общением, работой, вплоть до рытья окопов, не придумав иных решений, она стремилась на Д2 – к «мексиканцам».

Нормальные люди – обычно разбиваются на таких скоростях, все же Нива – не гоночный болид, на ней нельзя так быстро ездить, тем более без должного опыта. Слегка подмоченная пыль на асфальте, была опасно скользкой, но видимо, ангел хранитель Эллы Шпильман сегодня был в ударе. Не теряя много времени на блокпостах, двигаясь навстречу рассвету, она, обогнув Горловку по кругу, вьехала в Дебальцево. Не в силах оставаться наедине сама с собой, она двинулась дальше, на Д-2. Спустя полчаса, выпустив критическую долю пара, да и просто изрядно утомившись как от переживаний, так и от поездки, она пила кофе, в компании не расстающегося с фотокамерой гвардейца Вовы.

Явно соскучившийся по женскому вниманию, боец, тараторил как пулемет, рассказывая что-то о войне, местном населении, дорогах и еще тысяча и одной вещи. Отодвинув сиденье до упора назад и вытянув ноги на торпедо, словно в тумане, умудряясь пить горячий напиток, не выпуская сигарету изо рта, Элла немного успокоилась. Как-то медленно и незаметно, в глазах потемнело, она заснула, провалившись в черную бездну. Стрелки часов нарезали круги по циферблату.

Д-2 насторожился. Проезд через блок-пост, разрешен лишь в светлое время суток, и местные об этом хорошо осведомлены. Не успел до 20.00, разворачивайся и едь восвояси, ночуй в поле – где угодно, вне пределов видимости с позиций, ночью и подстрелить могут. Как показала практика, желающих ночевать в пампасах – не находилось, все же время неспокойное. Со стороны Фащевки, ехал автомобиль. Как они там очутились, вероятно выскочив с полей, с грунтовки между блокпостами, было непонятно. Машина остановилась возле заграждения, открылись передние двери, вышли двое.

- пропускайте, мы с Антрацита, сегодня ж тут проезжали, заплетающимся языком громогласно заявил водитель. Вечер переставал быть томным, Француз и Хмара пошли проверять документы, остальные встали на подстраховку. Природная «чуйка» на всяческие приключения, разбудила Эллу Шпильман, та с любопытством, не совсем понимая где находится, следила за происходящим.

А дальше все завертелось как в калейдоскопе, сон как рукой сняло, куда-то пропал инстинкт самосохранения и стараясь быть как можно ближе, но при этом не мозоля никому глаза, она словно беспристрастная стенографистка в суде, принялась фиксировать происходящее. Загадочные визитеры, уже на повышенных тонах, не стесняясь в выражениях, начали несвязно рассказывать что-то в стиле: «ребята, та мы свои, что вы, та ладно». Ситуация явно была «мутной», но машина приехала с той стороны, где были «свои». Пригрозив оружием, Француз таки стребовал документы с водителя.

- Пацаны, так это ж ДНР, в голосе видавшего «крым и рим», ветерана французского иностранного легиона, а теперь добровольца НГУ звучало скорее удивление, чем агрессия. Ночной гость, предьявил заламинированное в пластик, удостоверение «Народного Ополчения Донбасса». Уже без слов и сантиментов, где кулаком, где ударом автомата, жестко, с брызгами крови и вероятно выбитыми зубами, обоих положили на землю. В мгновенье ока, налетели остальные ребята, принявшись жестко вязать ошалевших «ополченцев», как вдруг из задней двери сначала вылезло третье тело, затем спряталось обратно, хлопнув дверью.

На крики – выходи или стреляем, реакции было ноль. В темноте не было видно сколько людей сидело в машине, вооружены ли они и чем занимаются - воздух озарился вспышками выстрелов. Посыпалось стекло, в ушах противно засвистело. Внутри салона заметались в бешенном танце рикошетящие трассера, спустя секунды стало совсем тихо. Сквозь свист в ушах, Элла слышала, как словно мешок с картошкой, с глухими ударами, волоча по земле, пиная, оттаскивали первых двух и таки вывалившегося из машины, третьего. Удивительно, но звуки ударов металлического тыльника приклада автомата о голову сепаратиста показались ей такими обычными, как будто кто-то несколько раз поднял и бросил на асфальт сумку с вещами.

Как оказалось, бывший работник Беркута из Джанкоя, бывший десантник из Росиии и меснтый из Антрацита, путешествуя навеселе по проселочным дорогам, совершили поворот не туда, заблудились и выехали на асфальт, не так, как предполагали, не на своей территории. Оружие было в багажние - 4 автомата и карабин, но понятно это стало уже потом. Машину не успели обыскать она, подожженная трассирующими пулями выгорела до тла. Гвардейцы потом сокрушались, ведь сгорела абсолютно целая машина, которую можно было бы захватить трофеем.

В суматохе ночного «боестолкновения» больше всего повезло раненному пассажиру заднего сиденья – он получил 3 пули в плечо, и лишь только все закончилось – им занялся доктор. Первых двух, уже связанных и неопасных, не разобравшись в ситуации, совсем неуместно и долго били батальонные разведчики, оперативно поьехавшие с Дебальцевского креста. Буйных с трудом, но удалось утихомирить и в итоге полубездыханных сепаратистов на двух машинах, под присмотром разведчиков Саида, увезли на Дебальцево. А еще был чеченец, настоящий, гражданин Украины, тоже разведчик. Тот специально, имитируя характерный кавказский акцент, страшил россиянина: «Моя твоя рэзать будэт, видиш этот нож, на нем восэм, ты дэвятый будэшь». Монотонно повторяя эту, весьма правдоподобную мантру, чуть ли не на ухо пленному, он периодически подмигивал окружающим, дескать все в порядке, никто никого резать не будет.

Элла, ленясь доставать зажигалку, подкурила сигарету от тлеющего остова машины, она отрешенно глядела на запад. Дул легкий ветерок, шумела враждебная ночная зеленка. Мозг был пуст и спокоен, как будто архивировал увиденное. Ее не шокировало произошедшее, ее не волновали, реально пахнущие водкой, пятна крови на асфальте, ей не было дела до разборок между «мексиканцами» и разведкой, проводивших экспресс «разбор полетов». Да это война, она грязна и жестока, и невообразимо глупа. Тут тебе не Ливан.

74. День независимости (24 августа 2014)

Киев утопал в зелени каштанов. Жаркое августовское лето плавило асфальт и умы украинцев. Сверкая новизной и блеском – по Крещатику двигалась военная техника новых образцов, шли облаченные в новую форму, хорошо снаряженные солдаты. Парад был противоречив, в стране шла война и общество разделилось на противников и сторонников его проведения. С одной стороны, любая техника и все силы были нужны на востоке страны, с другой – военный парад, словно демонстрация флага – знак, дескать мы можем и будем сражаться, и вот, весь мир, посмотри, что у нас есть. В воздухе висела атмосфера ненастоящего праздника, когда сводки с фронтов становились все неоднозначнее и размытее, совершенно не совпадая с настроениями, звучащими из телефонной трубки.

Но все-таки, это было так приятно, хотя б на полдня стать частью «электората», толпы – верящей телевизору и с упоением взирающей на грозную технику и печатающих шаг солдат, забыть о том что война – это не перемещения фишек по карте, поверить в такой желанный конец АТО и скорую победу. Помахать рукой в открытое окно искренне улыбающемуся Президенту, порадоваться лету, солнцу и любимой женщине рядом. Уже на следующий день мне пришла повестка в военкомат, а с некоторыми друзьями в полях просто пропала связь…

Еще вечером 23 августа, комбат батальона Миротворец, собрал офицеров. Раздали очень подробные карты города – свежие волонтерские, с номерами домов и названиями улиц. До входа в город оставалось менее суток и командирам предстояло за ночь выучить эти улицы. По первоначальному плану – подразделению следовало войти в город, соединиться с силами батальона Донбасс и заняться зачисткой. Армия обещала усиление в виде нескольких БМП. «На бумаге» все выглядело складно. Проблемой было то, что «Миротворец», имея 95 человек в наличии – являлся по факту ротой, а задачу получил как на батальон. Подобная проблема – когда название не соответствует действительности – была во многих подразделениях. И нет ничего удивительного в том «высокие штабы» ставили нереальные задачи. Некомплект личного состава, вызванный как боевыми потерями, так и банальными дезертирством и пьянством, помноженный на тотальную неразбериху – привел к катастрофе.

Рано утром, еще в темноте, без фар, медленно ощупывая дорогу уставшими шинами колонна покинула передовую базу в лагере «Авангард» и выдвинулась в сторону города. Автобусы «Богдан», УАЗ, легковушки – не лучшая техника для ведения боевых действий, но другой просто не было. «Подранки», как шутил о своем войске комбат, проехали мимо догорающей установки Град неизвестной принадлежности, стараясь не думать о плохом, Максим смотрел вперед. Горизонт пылал, с одной стороны окрашивая красным все вокруг восходило солнце, с другой – расчерчивая небо трассами ракет работала реактивная артиллерия. Он отметил, какое это прекрасное зрелище, когда вдалеке стреляет установка РЗСО Град, когда она работает не по тебе.

Передовая база в Многополье кишела людьми и техникой. Грохочущие в пыли БМП и Танки внушали уверенность в успех мероприятия, и хоть до границы с РФ было всего 35 километров, как-то не верилось в угрозу прямого вторжения. Было горько и обидно, за сектор Д, подвергшийся предательским обстрелам с территории сопредельного государства, но еще теплилась надежда на благоразумие российского командования, надежда на то, что противник ограничится гибридной войной - поставками вооружений и добровольцев. Ведь оставалось не так уж и много, «дочистить» Иловайск, фактически блокировав Донецк, а дальше – господам сепаратистам просто некуда будет деваться. Как бы ни кричала о том российская пропаганда, набрать трофеями нужное для ведения войны количество боеприпасов просто - невозможно. Понимая это, в свое время Гиркин – так стремился в Артемовск, к складам, понимая это, так упорно, находясь фактически в окружении, защищали его украинские войска.

Усталость берет свое, и картина, когда на фоне дымящего и грохочущего горизонта под «побитым жизнью» танком, с оторванной динамической защитой, в обнимку с горой снарядов, мирно спит его экипаж – не вызывала удивления. Уже тогда, 24го в город было сложно попасть и в ожидании связного от «Донбасса», который должен был провести полями колону «Миротворца», удалось часок вздремнуть. Двумя группами, одна за другой, укрываясь за заградительным огнем артиллерии, около 12 утра, минуя полуразрушенные дома и остовы сгоревшей техники, подразделение вошло в Иловайск. Вторая группа, уже в самом конце этого пути потеряла внедорожник. Было то ли пробито, то ли прострелено колесо, машина кое-как дотянула до ближайшей посадки, все ее содержимое, а это в основном боекомплект, перегрузили в автобус. Не имея возможности устранить неисправность на месте, машину пришлось бросить.

О боекомплекте. Как всегда, все пошло «не так со старта». На вооружении батальона – было оружие калибра 7.62 мм (АКМ и АКМС), армия же использовала 5.45мм (АК74). Соответственно, поживиться патронами у армейцев было бы проблематично. В идеале, патронов нужно было брать с собой столько, сколько смогли бы увезти, взяв в город всего 3 боекомплекта, бойцы «Миротворца» серьезно усложнили себе жизнь, а оставленная на базе большая часть медикаментов, этой жизни кому-то стоила.

Батальон «Донбасс» базировался в школе №14, фактически на окраине Иловайска. Дела шли не плохо, но окрестности школы – частный сектор, представляли из себя жалкое зрелище. Часть города – на запад от железной дороги, представляла из себя арену городских боев, периодически удобряемая ударами артиллерии с обоих сторон. Немногочисленная тяжелая техника, еще неделю назад, аккуратно обьезжавшая кусты и побеленные бровки, теперь мешала с горячей пылью былую красоту. Формально – под контролем была половина города.

Город Иловайск, это в первую очередь – большая железнодорожная станция, разделяющая его на две части. Проехав позиции «Донбасса», колонна «Миротворца» проследовала к большому локомотивному депо, находящемуся в центре города. Согласно первоначального плана предполагалось, опираясь на депо – перейти через железнодорожные пути и зачистить восточную часть. То ли по недосмотру, то ли по злому умыслу, количество противника, защищающего город – оценивалось крайне малым, около 60 человек и задача выглядела весьма реальной. Работа артиллерии, как ствольной, так и реактивной, вылазки противника, значительно более многочисленного, чем предполагалось ранее – внесли свои коррективы в стройный план.

Нет, на самом деле это не был «Сталинград», как минимум – поначалу. От школы №14 небронированные автобусы беспрепятственно попали в депо, где были запаркованы под крышей. Бойцы из первой группы, уже несколько часов расслаблялись в тенечке, кто-то дремал. Выгрузившись, командиры прогулялись по депо, осмотрелись. На всякий случай, были выставлены посты, определены сектора огня и порядок действий на случай атаки противника, налажено взаимодействие. На месте уже некоторое время был «батальон» Херсон, такой же не комплектный, их сил не хватало даже для полного контроля депо. На самом деле никто не планировал засиживаться на месте, и уже на следующий день планировалось выдвигаться – продолжать зачистку.

Бойцы вскрывали вагоны, недалеко от своих позиций, свободные от постов люди устраивались на ночлег. Предполагая «наступательную» операцию, никто не взял с собой ни еды, ни зарядных устройств для радиостанций, полагаясь лишь на пару аккумуляторов. Первое лето войны щедро одаривало солдат фруктами и овощами с еще не разоренных огородов, пару бойцов – отправленных в «рейд за едой» принесли огурцов, помидоров и яблок. Питьевая вода нашлась на каком-то складе.

Горячий летний ветер высушил улицы Донецка, омытые поливальной машиной после шествия военнопленных. Украинских солдат с позорного парада развезли по подвалам. Интернет наполнился видеороликами с детьми, топчущими украинский флаг под одобрительное кивание родителей. В Санкт Петербурге, местная молодежь жгла украинскую символику. По Крещатику, под звуки концерта гуляли люди. Белый Форд Транзит с красной полосой, безмолвно освещая небо мигалкой, несся по полупустому проспекту Победы вдаль от центра. Солнце медленно погружалось куда-то в Атлантический Океан. От Д-2 в сторону Дебальцево не спеша ехала белая Нива. Женщина за рулем не сводила глаз с, лежащего на козырьке приборной панели, телефона.

75. Иловайск взят (25 августа 2014)

Иловайск – взят. Входим, чистим, вечером выходим. Таков, вкратце был первоначальный план. Именно поэтому 2000 патронов – казалось достаточно, именно поэтому не было еды, именно поэтому – большая часть имущества, осталась на «Авангарде». Как всегда – все пошло не так и рассвет бойцы встречали под аккомпанемент разрывов ракет РЗСО Град. После ночной тишины, этот бодрящий гром среди ясного неба, даром что это «немного промахнулись» свои артиллеристы, был как будильник.

На часах было 5.00, Элла дернулась, телефон выпал из рук, и теперь освещал голубоватым светом потертые педали. В голове еще витали остатки сна, ныла шея и спина. Сидя в машине, ставшей теперь мобильным офисом и домом, гипнотизируя телефон, девушка уснула, звук утреннего СМС прорвавшегося из-за пылающего горизонта, прервал нервный сон, нащупав под ногами аппарат, она прочла послание и улыбнулась, по щеке покатилась слеза.

Шелест, тонущий в череде взрывов. Перепутать сложно. Четко по нам. Зданию депо досталось крепко. Упали куски крыши, чудом не прибив никого из бойцов. Часть крыши и внутренней стены рухнули совсем рядом, засыпав пылью все вокруг. Осколками ли кусками бетона посекло вагон, где ночевали люди. Побило, автобусы – покрышки и моторы, чудом остались целы. Часть ракет упала перед позициями, подчистив территорию от особо ретивых врагов, подпалив пару стоящих на путях локомотивов и вагонов. Пламя осветило все вокруг, что тоже неплохо – утренние сумерки очень мешали наблюдению. Самое смешное, что результаты артналета можно было оценить, как позитивные, а реактивщики потом даже извинялись.

Элла не могла сидеть сложа руки, мысли сбившись в ком, носились по мозгу, словно теннисный мячик в ведре. Писать не получалось, думать о том, что писать – тоже не получалось. Разглядывая безмятежно гуляющих прохожих, она поймала себя на мысли, что люто ненавидит, этих незнакомых, ничего плохого ей не сделавших людей. Она вообще не понимала, зачем приехала в Дебальцево и что ей здесь делать. Провернув ключ зажигания и закурив сигарету – она посмотрелась в салонное зеркало: растрепанные волосы и синева проступающая под глазами, делала ее похожей на портовую шлюху. Перевязав волосы в хвост и криво улыбнувшись отражению, Элла вслух сказала: «И хрен с ним», нажав на педаль газа.

К обеду, а то и раньше закончилась питьевая вода. Горячее лето поглощало ее с неимоверной быстротой. Бойцы добыли минералку, лимонад. Был еще бар с коньяком и водкой, пошедшей в итоге на омовения. Ситуация медленно накалялась, стрельба становилась все чаще. Работали минометы. Торчать в депо, рядом с тепловозами, мазутом и цистернами с топливом становилось все менее комфортно. На протяжении дня никаких новых задач не поступало, была команда, дежать периметр. Комбат батальона «Херсон» Руслан Сторчеус, не дождавшись Тетерука (комбат «Миротворца») - уехал на совещание на УАЗе, попал в засаду и был убит. В радиосвязи было слышно, как под звуки стрельбы, водитель запрашивал помощь, затем связь оборвалась. После выяснилось, боец, Андрей Хмурынский уже будучи в плену слышал, как один из сепаратистов или русский рассказывал, как он перерезал горло водителю комбата. Под обстрел попал и сам Тетерук, но его (с водителем) спасло то, что машина была бронированная. С простреленным радиатором и колесом, они дотянули до какого-то садика и под огнем, ставили запаску. Рядом находились люди из батальона Днепр 1, но помощи оказать они не смогли.

Шины пели заунывную песню, мерно гудел мотор, глухими шлепками били в кузов и голову большие ямы. Израненная дорога, мелкой дрожью, сотрясающей всю машину от крыши до кончиков пальцев на руле – играла на нервах щербинами от танковых гусениц. Горячий степной ветер свистел в ветровике, унося в сторону синий дым тлеющей сигареты. Пепел падал на штаны, танцевал рассыпаясь в пыль на ноге, вибрация карданов и раздаточной коробки трясла мобильный телефон, лежащий в пустой пепельнице, связи почти не было – аппарат был мертв.

Вечером, около 17.00 в какой-то момент стало тихо. Не то чтоб совсем, просто стрельба и взрывы были где-то вдалеке, словно радио – фон к окружающей реальности. Откуда-то с «ничейной земли», со стороны пожарного поезда послышались характерные звуки молитв, какие-то мусульмане – совершали вечерний намаз. Исправно отмолившись, оттуда крикнули «аллах – акбар». Подумалось – вот же упоротые люди, стреляют – аллах акбар, получают ответку – аллах акбар, молятся – тоже аллах акбар. Ну, акбар, так акбар – воистину акбар, что вам еще сказать. Невзирая на калибр, исправно «шивший» вагоны и строения, достать этих «верующих» не было возможности.

А потом завертелось. Два бойца таки нашли спиртное, злоупотребили им и пошли в «разведку» самовольно. Они нашли приключений на свои пятые точки – пробравшись в школу, в которой находилось что-то на подобие штаба ДНР. Там они, правда, не нашли ДНРовцев, 20 -25 гражданских прятались за стенами добротного, советских времен здания. Пока туда-сюда, общались проверяли документы, разбирались кто такие, что делают, к школе таки подошли люди с оружием.

Отойти «по тихому» не удалось, завязался бой, в итоге заблокированные в здании «рэмбы» запросили по радио помощи. Радиостанции тогда еще были живы. Комбат, отказал в помощи, но человек 15 организовались самостоятельно и взялись забирать своих товарищей. Поддержку огнем, часто почти вслепую, по наводке, оказывал так называемый «пятизвездочный отель» - ключевая позиция напротив школы, ставшая впоследствии таким себе «домом Павлова», отражавшая атаки боевиков чуть ли не круглосуточно.

В ответ, по «отелю» депо открыли огонь из СПГ. Эта доисторическая труба была весьма грозным оружием в руках более-менее искушенного стрелка и сыпавшаяся со стен штукатурка, с огромными клубами пыли, падающая на пол красила воздух в белое. Около часа длилась «спецоперация» и без потерь, людей таки вытащили. Возвращаясь, группа попала под огонь своих, так как выходила через зеленку, а идентифицировать свой-чужой по форме было сложно. К счастью и здесь обошлось без потерь.

Примерно в это же время, батальон «Донбасс» вдоль железной дороги пошел в атаку, брать нефтеперерабатывающий завод, на юге от депо. Отчетливо слышались выстрелы, рев моторов БМП, взрывы АГС. Все было основательно и серьезно. Казалось ситуация улучшается, всяко сидеть и оборонять какой-то пусть очень большой и кому-то нужный дом – как-то мрачновато. Тем более что патроны таяли на глазах, а два ящика, подаренные «Донбассом» это капля в море. К вечеру завод зачистили и пробили еще один коридор в город, или наоборот – из города, тогда еще было не совсем понятно. Забегая вперед, можно сказать, что «корридор» был наш аж до обеда следующих суток. Сил удерживать все и вся, не говоря уже о каких-то осмысленных атакующих действиях было катастрофически мало. «На бумаге» – в Иловайске воевало несколько батальонов, а это хорошо за тысячу человек, в реальности – с трудом насобиралось бы 300.

Элла, выстояв в очереди и пройдя досмотр, медленно обьезжала бетонные блоки блокпоста на повороте в Никишино. Люди с оружием буднично осматривали транспорт, жарясь на августовском солнце, танкисты спали в тени своего бронированного зверя, в воздухе висела усталость. Словив на минуту связь, телефон отрапортовал о пропущенных звонках, отрапортовал о зачислении каких-то денег на счет, нагреб какой-то бестолковой местной рекламы, какие-то магазины предлагали скидки, рекламировали акции и распродажи.

Мимо, поднимая пыль пронеслись два БТРа, с вычурными флагами. Половина колес боевых машин были вхлам размочалены, изорваны и оставляли за собой ошметки резины. На броне восседал старый знакомый с 3-А, тот самый который останавливал «огонь по своим», пот стекал по его лицу, искрился на солнце и от того боец казался скорее стальным истуканом, а не живым человеком. Лишь усталые, как-то по особенному горящие глаза выдавали присутствие чего-то живого под бронежилетом.

Элла перелистала все входящие СМСки, той самой нужной – не было.

 

76. Танк анархист (26 августа 2014)

Ночи на Донбассе холодные. Может показалось, но весь день солнце нещадно палит землю, стремясь превратить песок в стекло, сухой горячий ветер выдувает влагу из тела, вода исчезает на глазах, как ни экономь. Лишь только солнце скроется за горизонтом – зуб на зуб не попадает и ветер становится холодным, на несколько часов короткой летней ночи ты забываешь, что на улице август.

Традиционный обстрел поутру, традиционный ГРАД, традиционный миномет. В ситуации, когда каждая минута может быть последней, время то тянется как резина, то летит со скоростью пули, не подчиняясь каким-либо законам. Невидимый враг сделал перерыв на завтрак, позволив перекусить и нашим, перерыв был недолгим и словно по мановению какой-то злой волшебной палочки, все завертелось вновь.

Противник подходил малыми группами, а то и по одному, по два человека, вел хаотичный, неприцельный, как он правильно называется – разведывательный огонь, отстреливая из-за укрытия пару магазинов. Наши само собой – отвечали, ясное дело раскрывая свои позиции, тратя и без того ограниченный боекомплект. В ответ на это, уже издалека, по «вскрытым» позициям начинало работать что-то тяжелое. Раскусив на третий день боев эту тактику, мы просто перестали отвечать на эти провокации, ведя огонь только наверняка.

Спать в машине неудобно, холодно и как обьяснили гвардейцы – опасно. Блокпост уже подвергался обстрелам Градами и никто не питал иллюзий, следующий налет – лишь вопрос времени. Элла понимала все это, но в яме – где ночевали «нормальные» люди совсем не ловил мобильний. Понимая, что нет оснований для паники, что он просто может быть занят, у него может быть разрядился телефон, что точно так-же, там где он сейчас – нет связи, находя кучу логических обьяснений, она ждала весточку, медленно седея, гипнотизируя телефон, загораясь как свеча в момент, когда аппарат заливался голубоватым светом, принимая очередное СМС, и тут же затухая, понимая что это все «не то». В давящей тишине ночи особенно отчетливо слышались далекие залпы артиллерии. То проваливаясь в забытье, то вновь просыпаясь, Элла с надеждой смотрела то на проклятый аппарат, то куда-то на восток, в надежде увидеть солнце, но видя лишь зарево пожарищ.

Артобстрел - это печально. Кто-то невидимый, откуда-то издалека отгружает тебе снаряд за снарядом, а ты, даром что метко стреляешь и разбираешься в тактике, прячешься как таракан, не в силах ответить. Протяжный свист полета мины пилит нервы похуже скрипа пенопласта по стеклу. Но артиллерия слепа, без корректировки – ее огонь лишь бестолковая игра в «русскую рулетку» со смертью. Артиллерийский корректировщик – первоочередная цель.

Стрелок, дождавшись разрыва очередной мины, медленно выдохнул и плавно нажал спуск, по лбу скатилась капля пота. Красивая импортная винтовка выплюнула очередную пулю в воздух, та вращаясь устремилась куда-то вдаль и вверх. Замедляясь и снижаясь по параболе, пуля постепенно замедляла свое вращение и теряла стабилизацию. Наблюдатель замер в ожидании, дистанция тысяча пятьсот, цель – грудная фигура. Промах.

За железной дорогой, на крыше девятиэтажки, стоял человек, это до горя идиотская ситуация – когда ты смотришь на противника в бинокль, а сделать ничего нельзя – далеко, почти полтора километра, даже 7.62, даже РПК – не достать. Корректировщик свое дело знал и минометчики били достаточно точно. Не интересуясь в данный момент депо, они плотно обрабатывали позиции батальона «Донбасс», частный сектор курился.

Элла вывалилась из полудремы, рассвет осел конденсатом на лобовом стекле и оно стало непрозрачным. Горизонт был укрыт белесой дымкой, а небо ночью – окрашенное заревом пожарищ, обретало нормальный красный оттенок, начинался новый день. Со стороны вьезда на блок пост доносились какие-то крики. Традиционно любопытство взяло верх над любыми другими инстинктами и медленно открыв дверь, девушка вылезла из машины. У заграждения стоял белый автомобиль «москвич» - такое советское ведро с гайками, какой-то дед, видимо водитель, на повышенных тонах обьяснял постовому, что ему крайне необходимо проехать, дескать он на похороны спешит. Блок-пост ночью не работает и гвардеец был непреклонен, никакие увещевания, мольбы и даже угрозы не действовали. Зло бряцнув дверью, дед уехал. Элла посмотрела на телефон – там было пусто, бросив трубку на пассажирское сиденье, уселась за руль. Считая капли росы на лобовом стекле, она дожидалась утра.

Стрелок не спеша потянул рукоять затвора на себя, дымящаяся, блестящая гильза со звоном упала на бетон. Закрыв на секунду покрасневшие от усталости глаза от двинул затвор вперед, досылая новый патрон. Дистанция тысяча пятьсот, цель – грудная фигура. Палец нежно жмет спуск. Лягаясь отдачей в плече, винтовка делает выстрел. Пуля, еще не успев остыть, замедляя свое вращение, идя по спирали, преодолела тысячу пятьсот метров и встретилась с телом человека. Пробив влажный от пота китель и спрятанное в нем сердце, пуля развернулась боком, плашмя ударившись в ребра осталась в теле. Словно тряпичная кукла, безвольно и бессильно корректировщик опал и скрылся из виду. Попадание – спокойно доложил наблюдатель. С 15 – 16 выстрела, снайпер таки снял с крыши девятиэтажки корректировщика, и буквально через 10 минут обстрел прекратился, минометы противника молчали почти сутки.

Установилась относительная тишина, нарушить которую звуки стрельбы уже были не в состоянии – от постоянного громыхания взрывов мы все слегка подоглохли. Вой пилорамы и лязг гусениц с юга появился неожиданно. Танк - это всегда серьезно, с учетом того, что звуки доносились «с тыла» логично было предположить, что он все-таки «свой», стало как-то веселее. Тем временем лязг приблизился и словно побитый жизнью курьерский поезд пронесся за стеной. По депо побежал слушок, дескать приехал наш танк – сейчас сепарам капец настанет, настроение как-то резко улучшилось.

Поутру на Д2 всегда была очередь, местные спешили к открытию блокпоста, чтобы не жарясь на солнце по быстрому пройти досмотр и поехать дальше по своим делам. К концу очереди пристроился белый «Москвич». Элла поймала себя на мысли, что спит с открытыми глазами. То есть как бы она все видит, слышит и даже как-то реагирует на окружающую обстановку, но мозг то ли выключен, то ли где-то далеко, каша в голове остыла и приняла несуразную форму, негодную для употребления «в пищу» но неспособную отлипнуть от «тарелки». Она четко понимала, что там просто нет связи, что он не дурак и его подразделение «чуть лучше» готовилось в выезду в АТО, чем другие. Она все понимала, но чертова СМСка, маленькая весточка, что все хорошо, что жив – была так необходима…

Стены затряслись, выпал кусок, сквозь пролом в стене помещение залило солнечным светом. Пыль и дым, играя и переливаясь в солнечных лучах, взбудораженные взрывной волной заметались в броуновском движении. Прилетело с тыла, от танка – настроение резко упало. Ожила рация – это тот момент, когда готовый выпрыгнуть из корпуса динамик радиостанции разрывается истошным криком, комбат приказал «сжечь» супостата. Возле автобусов начался пожар. Благо огнетушители были в достатке, все-таки депо, локомотивы, мазут, соляра – огонь удалось быстро потушить.

Бойцы похватали гранатометы, из окон второго этажа, благо потолок высокий, вполне можно было нашпиговать бронированного зверя в МТО и башню. Танк без пехоты в условиях городского боя очень уязвим. В здание «прилетело» еще пару раз, стены тряслись, а остатки стекла с огрызками кирпича и бетона секли все вокруг похлеще любых осколков. Вероятно, в этот момент, хотя сказать сложно, появился первый «трехсотый», осколками стекла бойцу посекло руку. Нормально вести бой он уже не мог, но принеси-подай из него вышел отменный.

Ревя мотором, словно вспомнив славу своих предков, прошедших авторалли «Лондон – Сидней» и «Лондон – Мехико», белый «москвич», поднимая клубы пыли по обочине рванулся вперед. Очередной «день сурка» на блокпосту, давал о себе знать, прорыв автомобиля, прошлепали как посты так и дежурные, занятые досмотром другой машины. Элла с любопытством вытаращилась на «гонщика» в ожидании, что же будет дальше, в памяти всплыли палестинские «смертники». Машина уже была на территории блокпоста, как раздались выстрелы – в нарушение всех правил и наставлений, кто-то открыл огонь по машине, начисто забыв, что «за целью» свои.

Это магическое ожидание взрыва, часто играющее злую шутку с неопытными солдатами, стремящимися увидеть, как взрывается граната, вывело Эллу из-за машины. Забыв о том, что на ней нет ни бронежилета, ни каски, она стремилась запомнить все в мелочах, для репортажа, или книги. Включив «женщину кремень», как единственный оставшийся способ не сойти с ума в ожидании, она фиксировала события. С визгом шин машина унеслась вдаль, стрелять вдогонку не стали, на следующем блокпосте уже в Дебальцево – на «кресте», буйного дедушку задержали.

Танк начал пятиться назад, приближаясь, как вдруг с характерным звуком, что-то громко взорвалось за железной дорогой, потом еще – танк начал обстреливать противника. Гранатометчики доложили по радио о странном поведении машины – валит по ком попало, прямо «танк анархист» какой-то. Повисшую «в воздухе» ситуацию, ведь танк вроде бы уже и за нас воюет, разрядил комбат, доложив, уже спокойным тоном, дескать танк таки наш, а поначалу вел огонь по своим по ошибке. Слава богу не убил никого, а ведь мог…

Третий день сводное подразделение из остатков батальонов «Миротворец» и «Херсон», обороняло локомотивное депо Иловайска. Отсутствие каких-либо резервов, либо подкрепления, делало невозможным продвижение вперед, нехватка боеприпасов, еды и воды – делала туманными перспективы, все еще успешной на тот момент обороны. Слухи о том, что Иловайск окружен противником, гуляли еще 24 августа, 24-26 августа – для поддержки разваливающегося воинства ДНР и ЛНР государственную границу Украины перешли регулярные части Российской Федерации. Интернет наполнился видеороликами и свидетельствами очевидцев вторжения, в Иловайске покрытия мобильной связи не было, был приказ – обороняться.

 

77. Вторжение (27 августа 2014)

Невероятно, но факт – ночью даже можно было поспать. Там, за «железкой» - тоже люди, из кожи и мяса, они тоже едят, им тоже бывает страшно, они тоже выбиваются из сил и падают замертво до утра, я не удивился бы, если их тоже будил прилет ракет «Града» как только солнце освещало побитые осколками переулки. У страха глаза велики, и не смотря на бесперестанную пальбу, работу артиллерии и снайперов, потери «Миротворца» ограничивались легкораненными бойцами.

Воевать надо огнем и маневром, маневр без огня – пустая трата сил, огонь без маневра – расход боеприпасов. Если б подвозили патроны да еду, держались бы мы тут ну очень долго, это если мыслить локально, так сказать тактически. Но с самого начала, «что-то пошло не так», и мысль от того, что батальон в окружении – совсем не грела душу. Комбат всего не рассказывал, ясное дело – всего не рассказывали и ему, хотя вопрос «висел в воздухе» и даже иногда звучал в слух. Надо выходить, ибо как сказал Змей (водитель Тетерука) – скоро зажмут и тогда будет звиздец.

Да, по месту мы держались крепко, были успехи, под утро «Донбасс» вернул Деда, снайпера – ночника. Он славно потрудился, ночью было слышно, как «кашляла» его винтовка, оснащенная тепловизионным прицелом и глушителем. Минометный расчет противника до утра не дожил. Что в купе с вчерашним устранением корректировщика артогня привело к тому, что «Град» отработал по депо только в 8 утра, а минометов вообще не было слышно до обеда.

В хороших руках толковая винтовка, сколь дорогой бы она не была – это серьезный инструмент, «окупающийся» достаточно быстро. Для такого стрелка не жалко дорогих патронов, которых нет на складах ни в армии, ни в милиции. Ведь сколько может стоить жизнь человека? Тысячу гривен, быть может миллион? Иногда – один удачный выстрел может означать разницу между успехом или провалом операции.

Проторчав на Д-2 больше суток, опросив всех и вся, нарушив все возможные правила, запрещающие гражданским находиться на территории блок-поста в темное время суток, нафотографировавшись вдоволь со всеми видами оружия и даже на танке, Элла не могла сидеть там дольше. Неизвестность грызла хуже бегущих от пожарищ мышей, стремящихся к людям, их теплу и еде. Связи не было, набившее оскомину «абонент тимчасово недоступний, зателефонуйте пізніше» начинало бесить, а посланные вникуда СМС не доходили до адресата. Храбриться больше не было сил, неизвестность вкупе с безделием тихо убивала, а информационный голод, обусловленный все тем же плохим качеством связи, исключающим нормальный доступ к интернету, погнал Эллу в дорогу.

Ехать, бороться с пустым рулем и тяжелыми педалями, стоять в очередях на блокпостах, проходить проверки и раз за разом обьяснять, каого черта она, гражданка чужой страны делает здесь, заниматься хоть чем-то лишь бы не сойти с ума от неопределенности. Добраться до Дебальцево, а еще лучше до кипящего нормальной жизнью Краматорска, раствориться в толпе, зайти в первый попавшийся магазин, купить водки и забыться, отключить мозг, хотя бы на пару часов. Страшнее всего ждать и догонять, хотя – догоняя хотя бы видишь цель. Зажав в зубах сигарету, вальсируя между приступами паники и тотальной апатии, стремясь не гнать особо, все так же с надеждой поглядывая на телефон, Элла возвращалась в цивилизацию. USB магнитолла – царский подарок от предыдущего хозяина пела «wrong side of heaven»…

Колеса мотали израненный асфальт, а где-то южнее у Амвросиевки начиналась цепь событий, впоследствии названная «Иловайским котлом». 5 батальон территориальной обороны, с названием «Прикарпатье», лишь только «запахло жаренным», оставил занимаемые позиции, фактически оголив кусок и так дырявого, отсутствовавшего в прямом его понимании фронта, погрузился в автобусы и просто уехал. Бросил все, наплевал на коллег, на другие подразделения, на присягу и приказ, дезертировал и укатил домой в Ивано-Франковск, мотивируя свой поступок «возможностью катастрофических потерь». При всей «катастрофичности» ситуации из 421 человека – личного состава батальона потери составили двое солдат.

«Фронт, которого не было» рухнул, низкая квалификация командиров, наплевательское отношение замполитов, пьянство, советская тяга к показухе, неумение и нежелание научить и мотивировать личный состав сыграли злую, трагическую шутку с украинской армией. Когда, казалось бы, вот-вот, еще капельку дожать и победа – ввод свежих 4000 солдат РФ в виде нескольких батальонно-тактических групп, переклонил весы. В тотальной неразберихе, когда соседние блокпосты не имели связи между собой, когда не было координации между родами войск, артиллерия била по своим, а авиация лишь только «становилась на крыло», когда менеджеры и сантехники постигали искусство войны лучше кадровых военных, часто случалось, что для того чтоб уничтожить блокпост – надо только лишь пустить слух, что к нему идут 10 – 20 – 50 танков противника. Тем временем, милиция и военные в Иловайске продолжали сражение.

В отличие от патронов «неходового» в армии калибра, ВОГи – в бездонном кармане армии водились в избытке. Имея достаточное количество выстрелов к подствольным гранатометам, бойцы использовали эту «карманную артиллерию» повсеместно, нередко достигая поразительной эффективности. Боец с позывным «Днепр» умудрялся пускать их даже на слух из-за укрытия, попадая в четко в цель. С 70 метров запустить гранату подствольника в открытую форточку железнодорожного вагона – тоже его рук дело, и это все по наитию, в условиях ближнего боя, не прицеливаясь и чихая «с высокой башни» на законы физики и баллистику.

День миновал в перестрелках, «пятизвездочный отель» как сказал один из командиров, работал в «режиме вулкана» - стреляли целый день, почти не прекращая. Черные от гари и копоти, как шахтеры, с раскаленными стволами пацаны отказывались уходить на отдых или меняться. Иногда это было похоже на тир, иногда на маленький локальный ужас, в минуты затишья казалось дом горит – из окон, дверей и других отверстий валил дым.

Периодически со свистом уходили вдаль выстрелы РПГ, щелкая улетали ВОГи – перестрелка быстро стала рутинным делом. Постоянно меняя позиции, люди во первых - преподносили новые сюрпризы противнику, во вторых создавали видимость, что нас здесь значительно больше, чем на самом деле. Война, а уж тем более – городские бои, это в первую очередь, не кто кого перестреляет, а кто кого передумает. Ведя бой «умно» и умело, мы удерживали противника от решительных действий, хотя знай бы он точно – наше количество и сколько у нас боеприпасов, все бы быстро могло стать очень плохо.

Очередное затишье. Не полная тишина, конечно, если не на правом фланге, то где-то еще кто-то да постреливает. «Пятизвездочный» молчит, ребята расслабились, смотрят сектора вполглаза, все еще есть крекеры и пиво, вроде бы все и хорошо, насколько это возможно в условиях боевых действий. Но как-то не по себе, в кино бы сказали - подозрительно тихо. Сложно сказать пять минут или час продлилась тишина, но возобновление стрельбы было как всегда неожиданным.

Разразившись очередными хлопками выстрелов, словно огнедышащий дракон, дом изрыгнул пламя. Противник подобрался и увалил из гранатомета. Благо, наши вели огонь не из комнаты, а из коридора, заметили пуск, успели выскочить. Ударная волна, только в кино – лишь больно лягается по заднице, контузии получили все, особенно Греку и Шраму, досталось. Но – живы и на том спасибо. За первым пуском последовал второй, вероятно гранатометчик успел перезарядиться, ракета высекла искры из потолка и взорвалась в уже совсем пустой комнате, не причинив вреда.

А потом уже в само депо «прилетело» в перегородку под потолком – вероятно хотели попасть через окно вовнутрь, да не вышло. Ракета вывалила кусок бетона и он чуть не пришиб одного из командиров, тот в самый последний момент, повинуясь какому-то предчувствию, подвинулся на метр в сторону. Стокилограммовая каменюка, грохнувшись с верхотуры рядом с ним, засыпала его бетонной крошкой и камнями, слегка даже контузив. Подбежавшие для оказания помощи бойцы, ожидавшие увидеть кровавую лепешку, были несказанно рады лицезреть сидящего в пыли, нервно улыбающегося командира, и не веря его словам, долго ощупывали его на предмет переломов.

Нам тогда очень сильно повезло, никто даже не был ранен. Бой утихал, кроваво красный закат на фоне безоблачного неба был прекрасен, все храбрились, козыряя друг перед другом количеством «заваленных» сепаров, обсуждая прошедший день. Но в глазах мерцало уныние, патроны, еда и вода подходили к концу, мы были в окружении, это было очевидно и подвижек не намечалось. Нам везло, но везение имеет свойство заканчиваться. Я с надеждой взглянул на телефон – покрытия не было.

78. Градус (28 августа 2014)

Флот силен традициями, а спецназ, которым мы начали себя считать – безрасудной храбростью, и отвагой. Словно заправские коммандос из фильмов, под покровом ночи, тихо, чуть ли не с одними ножами в зубах, сопровождаемые лишь стуком сердец людей из прикрывающей группы, ребята залезли на трубу котельной и установили там, на самой высокой точке Иловайска, украинский флаг.

Ты можешь быть сто раз атеистом, убежденным прагматиком, жестоким циником, верить лишь в силу оружия и руководствоваться фразой «мир, через превосходящую огневую мощь», но символизм, суеверия и война идут рука об руку. Противник, увидав «укропский» флаг взбеленился, вряд ли можно придумать другое слово, господа сепаратисты поутру – просто сошли с ума.

Те, кто спал – были разбужены, бодрствующая смена, улыбаясь наблюдала это эпичное действо. Используя чуть ли не все имеющееся вооружение, а его, как оказалось там было более чем достаточно, враг стремился уничтожить флаг, назойливо развивающийся на горячем степном ветру у них прямо под носом. Складывалось впечатление, что они просто забыли о горстке «укропов» зачем-то засевших в мертвом локомотивном депо и его окрестностях, казалось флаг – единственное, что мешает им жить в этом аду спокойно.

Битых два часа противник силился снять знамя со своего места, изорвать, сбить или даже завалить трубу. Два часа ни депо, ни «пятизвездочный» никого не интересовали, два часа бойцы наблюдали войну ДНР и украинского флага.

Кирпичная труба, доселе почти не пострадавшая, превратилась в решето от прилетевших в нее ракет гранатометов, забыв о нашем существовании – свои смертоносные снаряды в ее сторону отправляли даже минометчики. Это было как в кино – вспышка где-то впереди, все инстинктивно пригибаются, ожидая взрыва, а его не случается. Высекая красную пыль из старой, еще советской постройки трубы, очередной выстрел прожигает в ней дыру, не нанося особого вреда. На землю градом сыпятся ошметки кирпича и цемента, у подножия трубы растет гора строительного мусора. Дым устилает все вокруг, смесь дыма и пыли играет с лучами солнца, стоит невообразимый грохот, источник которого впервые на нейтральной полосе, а не в депо. Сквозь эту какофонию, слух вылавливает методичное «бах-бах», не отвлекаясь на свето-шумо представление, по вспышкам работают наши снайпера. И на все это сверху, трепыхаясь на ветру, содрогаясь от многократно отражающихся ударных волн, путаясь и распрямляясь реет флаг государства Украина.

Элла вьезжала в Краматорск, за две недели город стал чище и многолюднее. Очень быстро исчезли остатки следов боевых действий на центральных улицах. И лишь снующая туда-сюда военная техника, так комично останавливающаяся на светофорах, пропуская пешеходов, да отдаленное громыхание за городом напоминали о войне. Это был другой город - такси, новые вывески магазинов, стреляющие красивыми глазами в бородатых военных девчонки, значительно больше детей на улицах, хрупкий мир…

Усталость диктует свои условия. Она бывает разной, у нее – сотни оттенков и историй. Бывает, ты утомляешься физически и легкая слабость бродит рядом, но результат трудов дает тебе мотивацию продолжать начатое. Есть усталость, которая говорит с тобой: остановись на секундочку, выдохни, смени темп, а есть та, которая ломает изнутри, изнуряя каждый нерв и каждую клеточку. Ты посылаешь к чёрту все, ты устала бояться и тревожиться, ты мечтаешь выспаться. Искренне признаешься себе, что ты - живой человек, и жаждешь кусочек тишины.

Гостинница «Краматорск», самый центр города. Угрюмые лица охранников с автоматами, портье долго рассматривает необычный паспорт, снимает ксерокопию, дает ключ с архаичным деревянным брелком. Лифт. 5 этаж. Нет, назад – в бар. Опять лифт. Длинный коридор. Дверь направо. Бутылка на столе.

Так давно хотелось поваляться: просто упасть и с закрытыми глазами в тишине, не думать ни о чем. Сердце тарабанит, ноги гудят, только в голове ещё роятся какие–то мысли. Где он, что с ним? Именно они доводят до изнеможения. Изо всех сил пытаешься хоть как-то их утихомирить, но увы… Даже твои собственные мысли, почуяв слабину, отказываются подчинятся. Воспоминания, нелепые вопросы, ненужные дилеммы – вот так расчётливо твой мозг тебе мстит за отсутствие отдыха. Так важно найти точку опоры, чтобы двигаться дальше. Господи, неужели я так слаба? Нужно искать в себе силы, нужно искать необходимую мотивацию… Я же умная, я могу всё.

Глаза закрыты, ноги ватные, руки налились, а внутри всё дрожит. А может, если я смогу сейчас найти выход и решить вопросы, мне станет легче? Тогда я смогу расслабиться. Кого я обманываю? Какой, к черту выход, это война и все может случиться! Надо поспать, всего лишь поспать. Оказывается, что поспать – это иногда непосильная задача. Ворочаясь, находишь вроде бы идеально положение, а через три минуты сходишь с ума и снова его меняешь. Злишься. Откупориваешь коньяк.

Напиток был неплох, хотя что можно сказать о коньяке, если пить его из горла бутылки? Немножко стало клонить в сон. Я лежала с закрытыми глазами и изо всех сил старалась не думать. Сколько же раньше было удобных положений, сейчас же всё иначе…. Мне мешает лямка на майке – лучше без неё вообще. А уже через 5 минут мне холодно и я просто нуждаюсь в футболке и закрытых плечах, кутаюсь в одеяло. Хочется плакать, выть, колотить руками стену. А вдруг поможет? Я бродила по комнате 2 часа, надеясь устать. Нелепо, изнеможенный человек мечтает устать окончательно, чтобы рухнуть без чувств.

У усталости сотни оттенков, каков же мой? Мне кажется, я знаю: она жестоко серая, не та, красиво серая, как асфальт после дождя и не серебристая, как поверхность новенького авто. Нет, это выжженная, пахнущая гарью и керосином серость ствола пулемета. Усталость сковывает тебя, стальным обручем сжимая, жестко прессуя в маленький острый кубик твое тело и душу. Я пила и жалела себя. Из крайности в крайность: то мотаюсь, как загнанная лошадь, то отчаянно себя жалею.

Когда, когда я должна была остановиться? Когда я должна была отбросить идиотский бред о силе воли и несгибаемости характера? Я пытаюсь вести свой диалог с усталостью, а она незримо побеждает без единого слова. Конечно, это же теперь я валяюсь, не в силах уснуть. А она смеётся рядом. В каждой клеточке тела я чувствую немыслимое изнеможение. А самые кошмарные ощущения в душе: кажется, что тебя разрывает, а ты – стоишь без возможности апеллировать и принимаешь этот удар судьбы. Хотя нет, все проще – я устала бояться. Пора - это признать и принять, просто принять.

Какого черта, я делаю здесь, на этой белоснежной огромной кровати, где мне, черт возьми так одиноко? Зачем я поставила телефон так, чтобы не пропустить звонок и почему я подпрыгиваю, лишь только придет очередная рекламная СМС, если я знаю – что там нет связи. Я это знаю, знаю – четко и железобетонно. Чего я жду? Чуда? Валяться на кровати не в силах даже плакать, пить дорогую конину и болтать с бутылкой это выход?

День промелькнул перед стволом РПК, а ничего не изменилось. Дым, пыль, жара, стрельба, какой-то рваный отдых, идиотский сон. Комбат ничего не говорит, рассказывает что-то в стиле: «Помощь идет, ведутся перговоры, нас не бросили». Думаю, он сам не очень-то в курсе. Под вечер «сепары» запросили 6 часов перемирия. На самом деле – это был шанс попробовать выйти из окружения, пользуясь «тишиной». Но мы остались на месте.

Белый Форд Транзит с красной полосой стоял на подстанции скорой помощи. Задние двери были открыты и два молодых интерна вымывали кровь с пола, на асфальт тонкими струйками стекала красная вода. Водитель курил, опершись о бампер, и деловито рассказывал коллегам, о сегодняшнем мотоциклисте с оторванной рукой, не стесняясь показывать на себе его увечья. Уличные фонари красили летнее киевское небо в нереальный желтый цвет.

Со словами – «да будь ты хоть у самого дьявола в заднице, я тебя все равно найду» - Элла Шпильман рукавом протерла запотевшее лобовое стекло, завела машину и забыв включить фары рванула куда-то на юг по ночному Краматорску. В гостиничном номере на пятом этаже, роняя словно слезы, капли на пол, на столе лежала почти пустая бутылка...

 

79. Шок (29 августа 2014 ночь)

Еще поздно вечером 28го Тетерук собрал офицеров – обговаривали выход. Было очевидно, что без еды и воды можно держаться, сражаться. Без патронов сложнее, ибо при всей экономии их осталось не так много. Размышляли над тем как выходить, куда, в каком порядке. Высказались все, всех выслушали. Состояние, когда мы не разбиты, мы хорошо дрались, умело, но вынуждены сдать позиции, угнетало. В итоге приняли решение, поставив в известность «Донбасс» и армию, выходим на автобусах, по проселкам, избегая основных дорог из города, затем спешиваемся и группами, ведя разведку впереди, не ломясь, спокойно выходим к своим.

Территория не контролируется, сплошная серая зона, никакой линии фронта. Налегке, пусть долго, но выходить полями были неплохие шансы. Высокий подсолнух и кукуруза скрыли бы перемещения людей. Слиняв «по-тихому» ночью, в момент затишья – мы бы выиграли время, а дальше бы разбирались по ситуации. Определили направление, довели информацию людям, поставили четкие цели – замаячил хоть какой-то свет в конце тоннеля и стало легче. Неопределенность хуже самого тяжелого боя.

Ночь была на удивление свежа и тиха. Прекрасное безоблачное, звездное небо беспредельной глубины, и глядя в эту черную бездну так хотелось дышать, не опасаясь прилета ракеты Града или мины. Но опасаться нужно, и как не пьянит свежий воздух, без гари, дыма и запахов мазута – расслабляться нельзя, враг совсем близко и что он там себе думает, одному их аллаху ведомо.

Дуракам и пьяницам везет, то «приклеиваясь» к колонне каких-то БТРов, то выставляя в окно с каменным лицом свою «охранную грамоту», Элла легко и непринужденно проезжала закрытые для проезда ночью блок посты. Не «вес» ее документов и не случайное соседство военных помогало ей в этой авантюрной поездке «не знаю куда». В конце августа, когда «фронт которого не было» упал окончательно, на дорогах и просеках восточной части страны происходило обычное броуновское движение техники и людей, затеряться в этом водовороте – было парой пустяков.

Мотор надсадно ревел, выдавая, словно в последний раз, все свои лошадиные силы, кузов содрогался от вибраций, в бешенном ритме танцевал рычаг КПП, в мутных лучах грязных фар периодически всплывали ямы, спустя доли секунды, отзывавшиеся гулкими ударами в подвеску. Горизонт озарялся десятками отдельных зарев, как будто пряча за собой десятки солнц. Несмотря на туман в голове, Элла не питала иллюзий по поводу природы этого света, там вдалеке шли бои.

Выход был запланирован на час ночи. К тому моменту были подготовлены автобусы, с фланга сняли третью роту, те принесли с собой бойца, привязанного словно в кино про людоедов, к палке. Этот воин нашел в каком-то погребе домашнее вино и вусмерть упился. Недвижимое «тело» было обузой, но в тот момент в голове лишь пронеслось: «Слава богу не «трехсотый». А затем дали отбой – сказали, что выход перенесен на 4 утра, колонной. Комбат собрал офицеров и шепотом прояснил ситуацию – дескать, договорилось высокое командование за коридор. При всем идиотизме ситуации, мы даже обрадовались.

Ведь как бывает, ты понимаешь, что нужно что-то делать, точнее чувствуешь, ты словно слышишь стук родного сердца и тебе кажется, что этот стук тебя зовет, ты чувствуешь себя всесильной, вот сейчас ты приедешь, всех победишь и заберешь его с собой. Такая защитная реакция перед обстоятельствами. Обстоятельства, какое грубое, нелепое слово для описания войны.

Словно в кино, как будто вместо лобового стекла был телевизор, перед глазами мелькали наши эпизоды, ночной Майдан, эта его походка, арматура в рукаве. Мост влюбленных, и Мариинский парк, где он впервые мне сказал «это тебе не Ливан». Вспомнился мой первый поезд на восток, и это чувство пустоты, когда ты только найдя что-то свое, что-то родное – так скоро уезжаешь вдаль, в неизвестность и эта песня: «Я благаю тебе, бережи своє життя, як сонця світ, як дивний цвіт, просто бережи для мене»…

Элла со всей силы вжала педаль тормоза. Присев на передок, с визгом, машина остановилась, мотор заглох, кузов конвульсивно дернулся, видение исчезло. Воцарилась тишина, гнетущая, давящая на уши, изредка разрываемая неритмичными глухими взрывами где-то за горизонтом. В приоткрытом ветровичке посвистывал ветер, трещал остывая глушитель, небо озарялось вспышками, а сверху с холодным спокойствием, мелкую людскую суету созерцали далекие звезды.

Она сидела, упершись лбом в руль несколько минут, коньяк выходил, оставляя после себя лишь сжимающую стальным обручем головную боль. Закрыв глаза, пытаясь собраться, она дышала медленно и глубоко, стремясь успокоить рвавшееся в непонятной тревоге из груди сердце. Дрога была пустынна и казалось, что это сон. Элла мечтала, чтобы это был сон, но сотрясающие горизонт залпы непонятно чьей артиллерии, брутально рушили эти мечтания.

- Так, Шпильман, возьми себя в руки, ты поперлась в эту задницу, чтобы реветь посреди дороги? Давай, подымай свой тощий зад, доставай карту и разбирайся куда вообще ехать. Темно? Ни черта не видно? А ты что думала, в сказку попала? Вытри сопли!

Внутренний голос сегодня был как никогда строг и требователен, развернув карту – Элла пыталась вспомнить свой путь, считая ответвления от трассы, подсвечивая маленьким фонариком она силилась угадать безопасный маршрут, зачем-то прочерчивая его зажигалкой. Закурив сигарету, она придумала «легенду» на случай встречи с представителями ДНР и переложила документы во внутренний карман куртки. Весь накопленный материал лежал в архиве на электронной почте, поэтому за целостность флешек и жесткого диска, можно не переживать. Рюкзак остался без внимания на заднем сиденье. Облачившись в бронежилет, напялив каску, она села на капот машины, еще раз закурила и посмотрела с тревогой вдаль. Впереди была неизвестность, сплошная серая зона. Бак был почти полон, свежий ночной воздух облегчил головную боль, благо коньяк был качественный, как будто оттягивая неприятный момент, медленно выбросив окурок, Элла уселась за руль, выжала педаль сцепления и провернула ключ зажигания.

Лучше ужасный конец, чем ужас без конца. На самом деле все осознавали серьезность ситуации и были готовы к трудностям, но ожидание гнетет. Если бы эти часы прошли в бою было бы проще, а так ты сидишь и смотришь в одну точку, усталость делает ноги ватными, но спать не получается толком. Какое-то глупое ощущение, как в детстве, перед поездкой, ощущение, что тебя забудут и не возьмут на море. Наблюдая за движением луны по небу, ты думаешь о завтрашнем дне, каким он будет и что потом. Ты вспоминаешь лица родных и понимаешь, как соскучился по ним. Это ж надо уехать к черту на рога, чтобы понять ценность того, что осталось дома.

Максим мысленно благодарил небо за звезды, здание депо за прочность, сепаратистов за криворукость и свой РПК за отличную работу. А еще он благодарил товарища Путина за развязанную им войну, ведь именно благодаря ей он познакомился с Эллой, как вычурно, однако шутит судьба, кто-то гибнет лишь для того, чтобы кто-то другой возвысился и нашел что-то свое в этой куче дерьма и пыли. На его лице промелькнула ироничная улыбка, кого-кого, а Путина он никогда не любил, а вот теперь благодарит. Дико…

Стремясь особо не гнать, чтобы не пропустить поворот, Элла оставила слева полыхающую не то пожарами, не то уличными огнями Горловку. Попутные машины исчезли вовсе, а навстречу все чаще попадались ползущие в темноте военные грузовики и САУ, пару раз приходилось разминаться со считающими себя королями дороги и едущими точно по середине танками. Горизонт серел, зарева утопали в рассвете. Небо то там то тут полосовали ракеты РЗСО, ревущий двигатель приглушал звуки разрывов – это было похоже на какой-то сюрр.

Проснулся привязанный к палке дегустатор домашних вин. То ли спросонья, то ли спьяну, видимо решив, что попал в плен, или «словил белку» он начал истошно орать и дабы не привлекать внимание, так уместно соблюдавших режим перемирия сепаратистов, тому быстро заклеили рот скотчем, а чтобы не брыкался наваляли по ребрам. Пьяный, не в силах толком сопротивляться умолк. Около 4х утра, батальоны «Миротворец» и «Херсон» погрузились в автобусы и покинули локомотивное депо города Иловайск.

 

80. Злой горизонт (29 августа 2014 утро)

Колонна «мощной военной техники» – автобусов и легковушек, самыми защищеными транспортными средствами которой были бронированные «приватбанковские» Фольксвагены у «Днепра-1», медленно покидала город. Растянувшись как змея, пыля, дымя, периодически останавливаясь и вновь трогаясь в путь техника удалась от Иловайска. Относительное перемирие относительно соблюдалось и утренний воздух наполненный лишь звуком автомобильных моторов и запахом бензинового выхлопа, напоминал скорее воздух уличной пробки в Киеве, нежели горячее от осколков и пуль дыхание донбасской степи.

Разум победил и собравшись мыслями, Элла решила не испытывать судьбу, не ломиться по трассе через Ясиноватую и Донецк, пусть это и было кратчайшим маршрутом. Она помнила истории десятков (а то и сотен) украинских военных, убитых или захваченных в плен исключительно по собственной глупости – заблудившихся, повернувих не туда, понадеявшихся на «авось» и стремившихся проехать по своим военным делам через блок-посты сепаратистов, усиленные к тому времени тяжелым вооружением и даже танками. Это дурное чувство, когда до цели тебе «по прямой» час езды, а в реальности путешествие может занять всю ночь подстегивало жать на педаль сильнее, но жалобно плачущая на невидимых в утренней мгле ямах подвеска, до поры до времени сдерживала все порывы ускориться.

Многополье встретило запустением и отсутствием того наступательного возбуждения недельной давности. Циганский табор из разношерстных и многочисленных машин «Донбасса» и 4х автобусов и 1 внедорожника «Миротворца» смешались с БМП и БТР ВСУ. В воздухе висело напряженное ожидание, в верхах шли переговоры. Уже ни для кого не было секретом или неожиданностью – мы окружены, от нас до границы никого нет и враг гонит сюда технику и людей. Последние сомнения по поводу вероятности входа россиян – развеялись, они посмели, они вошли. Вопросов нет, те воины, которые не побежали, а сражались – сделали невозможное, они отбили у противника желание ввязываться в затяжные бои на чужой территории и начался переговорный процесс. В 6 утра, в Многополье приехал БТР с представителем от российской армии, для согласования и координации выхода из окружения. После захваченных в плен российских десантников, так неудачно заблудившихся с боевым оружием на 30 км вглубь украинской территории, после захваченной техники, которая находится на вооружении только лишь армии РФ, попытки маскироваться под «ополчение», хоть и продолжались, но выглядели нелепо.

Светало, и все сильней вдавливая педаль в пол, Элла пришпоривала машину. Здесь не нужен компас и можно обойтись без карты, по интенсивности свечения над горизонтом ночью, и по плотности дыма днем – можно понять, где воюют. Гусеничная техника, скрытая от глаз в бескрайних полях кукурузы или подсолнечника, выдает себя пыльным шлейфом, видимым издалека. А буйное лето, заливая прекрасной зеленю все вокруг, закрывает обзор, и чем плотнее дым и ярче пламя над горизонтом, тем с большим облегчением она проезжала очередную делящую поле лесопосадку посадку. От коньячного дурмана не осталось и следа, адреналин вытеснил из крови алкоголь, руки крепко сжимали руль, когда-то нежные, а теперь пересохшие губы – очередную сигарету. А мозг не думал зачем она туда едет, она запретила себе об этом думать.

Изначально было два маршрута – северный, через Михайловку, Светлое и Горбатенко, и южный – через Красносельское, Осыково, Победу и Новокатериновку. Были сформированы две колонны, Тетерук решил идти с северной. Настрой в «Миротворце» был решительным, бойцы «забронировали» автобусы железными листами, распределили обязанности, распределили боекомплект, обеспечили круговой обстрел. Комбат честно признал, что, если там толковая засада – выйдут в лучшем случае 30%.

Переговоры шли туго, представитель РФ тянул время, переполненное техникой и людьми Многополье, представляло из себя идеальную мишень, все сосредоточнено - машины стоят борт к борту, банально накрой село несколькими Градами и все, даже укрытий на всех не хватит. В 11.00 стало понятно, что «зеленого коридора» не будет. Со стороны РФ в ультимативном порядке последовало указание: оружие сложить, технику оставить и выходить новым, не согласованным маршрутом. Это было фактически – предложение просто взять и позорно сдаться в плен, всей группировке. Ситуация накалялась. Когда упали первые мины, неточно - пристрелка, стало ясно, что игры в дипломатию кончились и начался силовой прорыв. На часах было 11.15 когда масса из БМП, нескольких танков и огромного количества обычных автомобилей пришла в движение.

Первую линию российских укреплений возле Красносельского проехали нормально. То ли россияне, а это были именно они, не имели приказа на открытие огня, то ли впускали колонну в западню, то ли были не готовы, но стрельбы не было, некоторые солдаты даже махали руками проезжающим автобусам. Это было похоже на хорошо оборудованный тир, в ста метрах от дороги – окопы, дальше пулеметные гнезда, еще дальше – позиции АГС. Единственное чего противник не успел – так это щедро заминировать дорогу, быть может просто мины не подвезли, у них ведь тоже не боги горшки обжигают, но если бы вдоль дороги стояли хотя бы МОНки (Мина Осколочная Направленного действия), не вышел бы никто.

Второе кольцо окружения – включилось в работу без сантиментов, горизонт пылал вспышками, было видно, как артиллерия работает по южной колонне – взрывы, на земле и в воздухе, струйки дыма – белого вниз, и ядовито черного к верху. Созерцать эту картину довелось недолго, звенящие по жестянке бортов автобусов пули и взывы минометных мин на дороге, возвестили о том, что прогулка закончилась и началась война. Колонна ушла в поле, превратившись в стадо автомобилей, БТРов и БМП, в беспорядке движущихся «на выход». Периодически – то тут, то там падали снаряды, противник наращивал интенсивность обстрела, белые, заполненные под завязку людьми автобусы, хоть и огрызались огнем из всех стволов – на черно зеленой земле были идеальными мишенями. БМП с пехотой на броне, пытались прикрыть своими бортами другую технику, но их было мало. Впереди был маленький хутор Горбатенко.

Дороги Донбасса и в мирное время калечили любую машину в одно мгновенье. Оторванные гушители, звенящие подвески и подертые пороги – здешняя дань выбоинам и ямам. Поэтому Нива, этот легковой трактор был весьма и весьма кстати. Элла закурила и окинула взглядом просторы: как-то быстро на горизонте появились свежие источники черного дыма, не надо иметь военного образования, чтобы понимать – там идет бой. Еще несколько месяцев назад, если бы кто-то ей сказал, что она, находясь в трезвом уме и добром здравии, на старом советских времен, пусть и полноприводном, но тарантасе будет ехать четко на дым сражения, Элла бы громко смеялась. Появляющиеся повсюду, пока еще далеко белые и черные грибки разрывов, как-то не веселили. Со смешанными чувствами она созерцала далекую баталию, гадая, что же там происходит. Стараясь глубоко дышать, она стремилась держаться спокойно и собранно…

Вдруг всё тело внезапно передёрнуло, руки затряслись и очень захотелось закрыть уши. Именно так человек реагирует на взрыв. Впереди прямо на дороге вырос желто-черный цветок, и пламя взметнулось в небо. Элла резко и сильно, до хруста в суставах вдавила в пол тугую педаль тормоза. Дергаясь словно необьезженный скакун, машина встала, на несколько секунд воцарилась тишина, лишь противный свист стоял в ушах, а на капот и крышу с противным стуком, осыпались куски земли, собираясь в небольшие грудки на дворниках. Сердце бешено гремело в висках, спина моментально вспотела. Ветер укрывал машину едким дымом.

Вокруг стало темно, как ночью и даже яркое солнце, висевшее почти в зените, выглядело как тусклая лампочка в привокзальном туалете. Машину качнуло, где-то сбоку раздался еще один взрыв, и уже было не понятно то ли земля, то ли горячая сталь барабанит о борт автомобиля, сквозь приоткрытые ветровик внутрь дыхнуло горячей пылью и дымом. «Мамочки» - пронеслось в голове, а правая рука лихорадочно нащупывала ключ зажигания. Это было какое-то дежавю, темно и эта красная лампочка на панели приборов, как тогда, когда Элла увязла в луже, вот только мир вокруг теперь гремел и качался. Стараясь не обращать внимания на все это, закрыв глаза, она провернула ключ – машина противно дернулась, но ничего не произошло, мотор не запустился.

81. Небо (29 августа 2014 полдень)

Когда шедшие в голове колонны танки прошли хутор Горбатенко, по автомобильной технике россияне открыли шквальный огонь из пулеметов и гранатометов. И если машинам батальона «Днепра-1» еще удалось на скорости проскочить простреливаемую зону – Т-образный перекресток, где все замедлялись и поворачивали на Новокатериновку, то уже шедший за ними автобус роты милиции «Свитязь» на выходе из села был подбит.

БМП, прикрывавшие автобусы были так-же сожжены, людей сметало градом пуль с брони, бросало на землю взрывной волной, ломая кости и сворачивая шеи. Машины шли не останавливаясь, не обращая внимания на повреждения и не пытаясь подобрать отставших, кто мог, на ходу запрыгивал на еще живые грузовики и потрепанные, уже давно без окон, автобусы. Многие уходили пешком, прятались в домах, пытались организовывать сопротивление.

Это была дичайшая, просто невообразимая картина, когда вокруг все горит и взрывается, автобусы и грузовики, паруя простреленными радиаторами, еле волочатся на пробитых, иногда чадящих едким дымом колесах, раненного водителя, прямо на ходу меняет очередной смельчак, а совсем рядом – за этим кровавым действом наблюдают с отрешенным взглядом старики. Просто сидят на скамейке и лузгают семечки…

Элла старалась взять себя в руки, судорожно пытаясь понять почему не хочет ехать ее машина, она напрочь забыла о том, что следует выжать педаль сцепления или хотя бы поставить рычаг КПП в нейтраль. Третий взрыв казалось был дальше чем второй, но ничего не видя в кромешной темноте, задыхаясь от дыма, она не была в этом точно уверена. Глубоко вдыхая сквозь зубы, чтобы хоть как-то уберечься от пыли, она закрыла окно и ветровик, звуки стали немножечко тише. Отрешившись от всего, забыв обо всем на свете, совершив, наверное, самое большое в своей жизни усилие над собой, она расслабилась и поставила-таки рычаг в нейтраль, и еще раз повернула ключ.

В первый автобус «Миротворца» прилетела ракета РПГ и тот встал. Двигатель вырвало «с мясом», на его месте зияла черная, пылающая огнем дыра, люди спешно покидали машину, отстреливались, пытались вытягивать раненных. Появились первые погибшие. Пламя питаясь разбрызганным по изуродованному мотоотсеку бензином и маслом, постепенно разгоралось. Раненных начали стаскивать в ближайший дом.

Второй автобус, не останавливаясь прополз дальше. Еще перед выходом, комбат инструктировал всех – что в случае повреждения техники, остановки под огнем и пересадки не будет. Отчаянно плюясь словно бомбардировщик Б17 во все стороны свинцом из всех стволов, второй бус проковылял еще несколько метров и получил попадание в переднее левое колесо, его вырвало и жестяная коробка с людьми внутри замерла. Глухой цокот пуль о тонкий металл бортов автобуса казалось заглушил на мгновение все звуки боя. Через окна и двери люди неуклюже посыпались наружу. К цокоту пуль о металл добавился противный чавкающий звук пуль, входящих в живое тело.

Мотор ожил, сквозь свист и стук в ушах его не было слышно, но подрагивающая в такт дрожи кузова стрелка тахометра, вкупе с подмигивающей красной лампой на панели приборов, радовали лучше любых брильянтов. Машина качнулась еще раз, казалось глухо ухнуло где-то рядом. Тяжело дыша, Элла нащупала педаль сцепления. Она пыталась совладать с ногами. За бортом уже слышался взрыв за взрывом. В такие моменты - ты уже не понимаешь как работает твое я. Сначала будто отшибает мозг и сознание защищает тебя от лишних эмоций. А с другой стороны, каждый нейрон начинает работать совершенно по - другому. Вся жизнь раскладывается по полочкам – вырисовывается главное…

Стопа пыталась соприкоснуться с педалью сцепления – не удавалось. Элла не могла почувствовать машину. За время своего недолгого владения этим тарантасом, она прекрасно уяснила, как должен звучать мотор, примерно поняла как работают шестерёнки в трансмиссии и как скрипят колодки. И тут вроде бы, проще некуда – просто нажми на педаль, включи передачу, машина тяговитая, она поедет сама. Но врыв, ещё один взрыв и ещё один.

Здесь не упадёшь и не укроешь голову руками. Ты на открытом пространстве, не в жилой зоне- вероятность попадания очень высока. Вообще удивительно, что ты еще жива, врывается то рядом и неба не видно. Комья земли барабнили в окно, Элла понимала, что стекло, даром что закаленное – не в силах остановить осколок, но стекло, оно как – то иллюзорно спасает. Оно бережёт твою душу от паники, ты рассуждаешь, ты знаешь что нужно сделать, то забудь обо всем и делай. Казалось, что даже земля под ней трясётся без интервалов. Один сплошной непрекращающийся взрыв, голое отчаянье и невероятное желание жить и найти стопой проклятую педаль. «Вот так, дорогая, а ты оказывается трусиха. Ну ка давай, подумаешь, бомбочки!» Вся твоя жизнь – попытка нажать педаль, включить передачу и двигаться дальше. Неужели ты позволишь себе сдаться, пройдя столько, здесь посреди дороги в старой «Ниве». Вдохнув, Элла выжала сцепление, с силой потянула рычаг влево и вперед, положила левую руку на руль, и словно пилот перед стартом откинулась на сиденье.

Стрелка тахометра подскочила до отметки 5000, гремя мелкими камушками в арках старая Нива рванула вперед, разрывая пелену черного дыма квадратным капотом, стряхивая с дворников землю, оставляя за собой след жженной резины, машина выскочила из черного облака. Это было как заново родиться, как всплыть из глубины или выйти из могилы. Сбрасывая комья земли и огрызки битого асфальта с крыши, надсадно ревя мотором автомобиль уносил Эллу от места падения неведомо кем посланных снарядов. А наверху вновь сияло солнце и вокруг, от горизонта до горизонта было такое прекрасное, бескрайнее и безоблачное, нежно голубое небо.

Хутор Горбатенко оказался последним пристанищем для всей небронированной техники, за считанные минуты превратившись в пылающее кладбище из металла, резины и человеческих тел. Ветер разносил запах горелого мяса. Шум стрельбы утихал и удалялся, сменяясь стрекотней взрывающегося боекомплекта, заглушаемый то отдаляющимися то приближающимися разрывами. Работала непонятно чья артиллерия, бой шел в Новокатериновке, урочище Красная поляна и вообще везде вокруг. Земля периодически содрогалась, идущие по земле волны как последний привет этому миру, сообщали всем, что взорвался боекомлект в очередном танке и никто не знал, чей это танк свой или вражеский.

Переводя дыхание в домах на углу злосчастного прекрестка, бойцы батальона «Миротворец» оказывали помощь раненным, держали совет как быть дальше. Среди них были и те, кто с оружием в руках прорвался к своим в Комсомольское, были и те, кто струсил и стремился «закосить» под местного, были те, кто просто сбежал, как замкобата Бахтов, были и те, кто до последнего оставался с раненными, закрывал глаза погибшим, и стаскивал их тела в погреб. Кто-то попал в плен, кому-то повезло больше. По состоянию на обед 29 августа, подразделение, гордо именуемое батальоном было рассеяно и разбито.

Элла вжимала педаль в пол, нещадно насилуя мотор, ей почему-то казалось, что если ехать медленнее, она просто не успеет. Она не понимала куда спешит, зачем и чем сможет помочь, но кокая-то невидимая сила гнала ее вперед, туда, где огонь, туда, где он. Воодушевленная своей победой над собой же, она была абсолютно уверена, что найдет его. Почему-то не было ни малейшего сомнения в успехе мероприятия, а истово моргающий фарами редкий встречный транспорт лишь раззадоривал ее. Это можно назвать женской интуицией или самодурством, совпадением или злым роком, она удивляясь своей уверенности, не смотрела в карту, чувствуя что родное – где-то рядом. Ей было плевать на грибы разрывов все ближе и все чаще поднимающиеся над подсолнухами. Её не беспокоило пламя горящих полей, она даже находила его в чем-то красивым, и не было обьяснения этому чувству. Элла летела на пламя, словно мотылек, казалось она слышала его голос, который указывал ей дорогу.

Она закурила сигарету, и в этот раз слушая ровный рев мотора, упиваясь свистом ветра и вкушая запах гари, пробивая тупым носом машины завесы дыма от пожарищ, что заворачиваясь в причудливые вихри тянулся за машиной, Элла была абсолютно спокойна, смакуя каждый вдох, каждый микрограмм никотина, как будто курила она не легкими а душей. Как будто в последний раз…

В этот самый момент, в сельском доме на хуторе Горбатенко, отрешившись от боя вокруг и мирских проблем, не торопясь и очень спокойно, свою последнюю сигарету курил Максим. Спустя несколько минут, когда его спросили хочет ли он передать какие-то слова родным, он бессильно махнул рукой и умер.

Свист ветра неожиданно умолк, пропали запахи и звуки, сигарета стала безвкусной, а звук мотора изменился. Элла не поняла в чем дело, в какой-то момент, несмотря на палящее солнце и дышащий жаром моторный щит, ей стало холодно. Она не успела понять в чем дело, мир перевернулся и стало темно…

82. Эпилог (сентябрь 2014)

Близкий разрыв артиллерийского снаряда нашпиговал машину осколками и подбросил машину в воздух. Взвизгнув мотором, который, не имея больше связи с землей пошел вразнос, старая «Нива» завалилась на бок и ломая придорожные столбики, выворачивая карданы, оставляя за собой след из тормозной жидкости, масла и оторванных деталей проскользила несколько десятков метров по асфальту. Элле Шпильман невероятно повезло, старая советская сталь кузова, бронежилет и каска уберегли ее от тяжелых осколочных ранений, лишь один небольшой осколок впился в бедро, а отступающие по этой дороге военные подобрали ее, оказав первую помощь и передав в госпиталь.

Максим, получив тяжелое ранение скончался от потери крови. Теоретически, если бы рядом был реанимобиль, его быть может можно было бы спасти. В условиях боя – это было не реально. Местные жители похоронили Максима и еще несколько человек недалеко от места боя. Это стало известно лишь потом, а до того еще несколько дней мы искали его, или его тело. В процессе поисков, всплывали документы Максима и лица, желавшие продать родственникам его тело.

15 сентября поисковиками миссии «Эвакуация 200», так же известной как «Черный тюльпан», тела были эксгумированы и перевезены в Запорожье. Благодаря тестам ДНК и по характерным приметам, в том числе по характеру ранений тело Максима было опознано и 21 сентября он был похоронен на Лукьяновском кладбище в г. Киеве со всеми воинскими почестями. Указом президента Украины, Максим был награжден орденом «За мужество» III степени посмертно.

Всегда было интересно, почему женщине нельзя покупать себе цветы? Да, я женщина и да, они мне нужны. Какое глупейшее доказательство любви – все эти стебельки, тычинки, лепесточки». Элла купила огромный букет ромашек. Она брела с ним по городу, не замечая понимающих улыбок. А разве они что-то понимали? У закалённой журналистки не было ни оборотов, ни отдельных слов, чтобы в точности описать свои ощущения. Больно? Хуже. Просто немо. Все душе немое, в голове – ни мысли. Истерика б уже случалась, что ли! Может легче бы стало…

Она присела и стала перебирать лепестки: «Элочка, для кого ты их купила? От кого? Для чего?» Она дурачилась, а хотелось выть.

Все воспоминания стали другими. Знаете, что такое воспоминания без заигрываний с будущим, без возможности намечтать кучу всего? Они похожи на пушных зверей без кожи – болючее, до содрогания зрелище. Эллочка закрыла глаза, прижала к себе ромашки. «Милый мой, родной. Не буду говорить, что скучаю. Глупо. Я живу тобой. Огромный пласт тебя прирос к моей душе и уже ни отрезать, ни отлепить. Все получилось так, как получилось: это был твой выбор – как жить и как умирать.. Слово то какое «умирать». Какое –то скупое, ничтожное, пустое. Это слово явно не о тебе. И не для тебя. Хотя бы не сейчас…» Она ждала кома в горле, боли в груди, слез. Элла прекрасно понимала, что эта боль так быстро не выйдет…

Завтра на вечернем рейсе, когда шасси оторвётся от бетонки аэропорта Борисполь , она станет к нему чуточку ближе. Хотя,ближе, наверное быть невозможно.

 

Максиму «Трассеру» Сухенко посвящается…

18.04.2016 4.38 Краматорск. Аэродром. Бугры. Звезда-1.



Партнери