Електронна бібліотека/Проза

Після снігуОксана Куценко
Спочатку поет жив в життєпросторі світла...Микола Істин
Буде час, коли ти...Сергій Жадан
Буде злива початку світу, і підніметься Рось...Катерина Калитко
І не вистачить сонця, аби все освітитиСергій Жадан
отак прокинутися від вибуху...Павло Коробчук
посеред ночі під час важкого кашлю...Анатолій Дністровий
з міста, якого немає, не доходять новини...Галина Крук
Велика годинникова стрілкаСергій Жадан
Вечірня школаДмитро Лазуткін
Оповита сном (THE SLEEPER)Едгар По
Нас не вчили жити в такому, і ми вчимося, як можемо...Катерина Калитко
Чужими піснями отруєна даль не навіки...Ігор Павлюк
Візерунки на склі. То від подиху нашого...Мар´яна Савка
Святи Йордан водою не вогнем...Мар´яна Савка
Така імла - поміж дощем і снігом...Мар´яна Савка
Він переїхав в Бучу в середині березня 2021...Максим Кривцов
Приймаю цю осінь внутрішньовенно...Сергій Кривцов
Скільки б я не старався виїхав по-сірому...Максим Кривцов
Падає ліс падає людина падає осінь...Сергій Кривцов
Зайшов до друга додому...Сергій Кривцов
Коли запропонують витягти соломинку памʼятіСергій Кривцов
Змійка дороги вигинається...Сергій Кривцов
Як же мріється нині про ваші нудні біографії...Максим Кривцов
Втрати...Сергій Кривцов
В прифронтовому місті...Сергій Кривцов
Сідаєш в броню наче у човен...Максим Кривцов
Під розбитим мостом протікає Оскіл...Максим Кривцов
Хто б міг подумати...Максим Кривцов
Я поверну собі своє життя обіцяю...Максим Кривцов
Моя голова котиться від посадки до посадки...Максим Кривцов
Хочу розповісти вам історію про велетенського кота...Максим Кривцов
Та, що зігріє тебе серед ночіСергій Жадан
Завантажити

Часть 2. Русская весна

Небеса стелі, ріки і пустелі,
Чорно сірі скелі - це твій рідний дім.
Грози, то материнські сльози.
Сокіл у облозі, а ти поряд з ним.
Взяв у руки зброю, покрокував до бою.
Душа завила з болю, сповнена надій.
В очах немає страху, брати воскреснуть з праху,

В баладах і легендах, долаючі віки.

(М. Зайцев 2012)

 

14. Дзвінок (Травень 2014)

Травень – місяць багатий на свята і вихідні, і термін «травневі свята» для багатьох є синонімом або весняного відпочинку, або сільгоспробіт на картоплі. Часто вихідні тривають 10 днів поспіль і життя в країні на цей час завмирає. В травні 2014 в Україні було дещо інакше.

І якщо перше травня минуло відносно тихо. Люди, що проспали смерть Радянського Союзу, походили з червоними прапорами та й грець з ними, то друге травня назавжди увійшло в історію.

В той наївний час ще не вмерло відчуття, що демонстраціями і прапорцями щось можна вирішити, і кожен як міг висловлював свою позицію. Причому на відміну від проросійськіх «активістів» що обмежувалися досить агресивними мітінгами про СРСР, «бандерівців» і федералізацію, флешмоби, інсталяції, демонстрації за єдність країни, відверто були на всі смаки і проходили мало не по всій країні. Міліція традиційно не втручалася і при зустрічі «конкуруючих організацій» часто траплялися жорстокі бійки з непередбачуваним результатом. Футбольні фанати, як структури організовані, чи то на особливий період, чи то назавжди покинули свої фанатські війни, «підписали мирову», і перед кожним матчем чемпіонату України проводили «Марш єдності», до якого могли долучитися всі бажаючі, причому охорону заходу забезпечували самі футбольні хулігани. Це був період, коли бритоголовій людині в наколках з бітою ти довіряєш більше, ніж міліціонеру у формі.

2 травня в Одесі грали одесський Чорноморець і харківський Металіст. Атмосфера була напруженою, бо в Одесі на постійній основі діяв так званий антимайдан на Куликовому полі, який навіть після перемоги «революції гідності» в Києві не звернув своєї діяльності і фактично був осередком проросійського сепаратизму. Міліція в той час була незрозуміло на чийому боці мало не по всій країні і тому не могла, або не хотіла з цим сепаратизмом щось вдіяти.

Забігаючи наперед, можна впевнено сказати, що в Одессі просуванню сепаратизму на захід України було в перше дано гідну відсіч, жорстоку, але адекватну. Вже потім, в Дніпропетровську, Запоріжжі, Миколаєві і Херсоні, вся ця сепарошушера отримала на горіхи, і навіть в більших масштабах. Але в Одессі то було вперше і то було публічно.

Вже давно перегляд новин, як на «наших» так і на «ворожих» сайтах був невід’ємною частиною будь-якого дозвілля. І коли сплила новина про заворушення в Одесі, серце стислося, бо там наші, а рука потяглася до телефону.

- Куме, що там у вас, – на задньому фоні вже чулися вибухи і галас

- Все нормально, один ранен, 5.45 в живот, руку и ногу, - голос кума був збентежений.

- Смотри стрим.

- Ок, - сказала я і поклала слухавку.

5.45 це вже не жарти, це армійський калібр. Так, тендітна дівчина за півроку революції та неоголошеної війни вже знає що це таке - 5.45 мм. Такий калібр має лише автомат Калашнікова, це не цивільна версія, не мисливська зброя, не пістолет. Це реально армійська зброя.

Думки в голові закрутились як в турбіні, а руки набирали на клавіатурі адресу онлайн-трансляції з місця подій. Одеса поруч, одного разу ми з Юрком і хлопцями вже було доїхали туди за три з половиною години, цього разу зможемо за три.

Що робити, кому дзвонити? По-перше, чоловікові – але він уже в курсі, і фактично стоїть на низькому старті, готовий в будь-який момент кинути «як є» роботу і поїхати на допомогу в Одесу. Телефоную хлопцям з Варти, там всі також готові до будь-яких варіантів розвитку подій. Вирішили дочекатись вечора і діяти по ситуації, не виключаючи варіант, що діяти доведеться і в Києві (поява «зелених чоловічків» розцінювалася як реальна загроза). На той момент вже не стояло питання зброї, чи боєприпасів, вартості бензину і наявності їжі. Травень мав бути гарячим, і схоже він став таким.

А тим часом лишається лише пильно палити очами монітор ноутбука в безсилих спробах допомогти одеситам хоча б поглядом, чи молитвою. І знову ці переживання, чесне слово, в подіях легше брати участь, ніж за ними спостерігати.

Зіткнення охопили центр міста, як потім з’ясувалось, группа людей в масках з бітами напала на процессію, завязалася жорстока бійка, бо футбольні фанати, це вам не дівчата зі стрічечками у волоссі. На допомогу фанатам прийшли місцеві страйкболісти, группи людей з Києва, які «про всяк випадок» знаходились в Одесі і просто небайдужі місцеві. Це був перший раз, коли сепаратизму сказали тверде «ні» і адекватно жорстоко надавали по мордасах.

Так, обидві сторони були готові, так що у тих, що у інших, були біти, вибухові пакети, і як потім виявилося - зброя. Але кожний терпець має свій кінець, і постійно отримувати по голові людям під синьо-жовтим прапором просто остогидло. І так, – ворог почав першим.

Ріденький кордон міліції не міг нічого вдіяти, та і не надто хотів, та і не те щоб знав як. Взагалі під час революції та після неї, строковики внутрішніх військ та молоді співробітники міліції страждали більше за всіх. Уявіть, ви - молодий, недосвідчений хлопчина, достатньо розумний щоб дивитись в інтернеті не тільки на цицьки, а ще й читати новини і при цьому достатньо «дресирований» щоб виконувати накази командира. Коли на вас тисне наказ з одного боку і совість з іншого, то мабуть не дуже приємне відчуття. Деякі кадрові співробітники міліції знайшли в собі сили і покинули службу ще під час майдану, а куди діватися рядовому строкової служби? От і діставали ті строковики по головах то від одних, то від інших.

Близько 16 у нас був перший загиблий. Вогнепальне поранення в легені, швидка не встигла і він помер.

Близько 19 пройшла інформація що отримали поранення три журналіста. Взагалі що на майдані, що потім на війні, журналістам і медикам було дуже сутужно, з одного боку вони лізли поперед батька в пекло, але яскраве вбрання не захищало їх від травм і поранень, часто навпаки роблячи з них легкі мішені.

Наскільки це було видно на відео, наших було дуже багато і б’ючись завзято, не зважаючи на травми і втрати, наші спочатку відтіснили проросійських, а потім погнали їх. Складно описувати відчуття, коли ти боїшся і радієш одночасно, дивуючись як тут, по цей бік монітору, в тобі прокидаються тваринні інстинкти і спостереження, як відверто жорстоко, бьють ворога. І вже не викликає бажання захистити його від розправи, як це було на Майдані – рубікон перейдено…

У підсумку цього протистояння наші дісталися Куликова поля, де стояв Антимайдан і почали його «знесення», палили намети, виганяли мешканців, хто чинив спротив – був битий. Міліції вже не було і видно, юрба відчула «смак крові». Це так по-українськи, кілька разів боляче отримувати по голові, а потім, коли увірвався терпець – відповісти з максимальною жорстокістю.

Ближче до ночі ті, хто ще лишився вірний ідеалам сепаратизму, забарикадувалися у Одесському будинку профспілок. Під час спроб їх звідти дістати в будівлі трапилась пожежа, причому точно не відомо звідки був підпал, потім переглядаючи інші відео, було видно, що загоряння трапилось всередині будинку. Але це нічого в принципі не змінило. Одні, відрізані вогнем від виходу, стирчали з вікна, благаючи про допомогу, інші в розпачі - стрибали вниз на асфальт, а ще якісь індивідуми, вели вогонь з пістолетів по людях, що намагалися змайструвати драбину для порятунку фактично, своїх ворогів, але таких же людей. Та під вогнем і градом каміння деяких з них було врятовано і навіть - не розідрано на шмаття внизу. Юрба вилила свою ненависть на намети і чесно кажучи «каральна» операція успішно переросла у рятувальну.

Під кінець дня стали відомі результати: загалом 48 загиблих, більше двохсот поранених… я набрала кума… на тому кінці було нереально тихо

- Привіт, як ти?

- Нормально, зажарили этих сук. – голос кума був сталево холодним.

- Молодці, наші як – всі цілі?

- Ок, в порядке, пакуем козломордых, - холодний голос повеселішав.

- Ну удачки, вам пацани, дякую…

Вони відстояли, та що там відстояли – відбили рідне місто. То вже потім стане відомо про загадковий газ в будинку профспілок, про те, що перші нападники взялися нізвідки і так само внікуди зникли, лишивши в принципі мало боєздатний антимайдан на поталу розлюченій юрбі. Вже потім втече начальник одесської міліції, спливуть відео, як міліціонери допомагали проросійським, як передавали зброю. Вже потім ми дізнаємось що наш знайомий Жека помер від поранень, а зараз з роботи повернувся чоловік і його треба годувати, розповідати як все було, і відпочивати.

Так, ми стали жорстокими, ви самі нас такими зробили, ви догрались…

 

15. Мысли в дороге (Июнь 2014)

Фары режут ночь, перед глазами мелькают линии разметки. Трасса Киев-Харьков как всегда в процессе строительства и ты либо тянешься за вереницей фур, либо как летчик-истребитель выходишь в лобовую атаку на встречную полосу. За бортом три часа ночи, именно так – за бортом, внутри машины время бежит иначе, по своим непонятным законам. Сегодня, а точнее за последние 24 часа – я за рулем провел около 12. Как окажется после – еще около 30 бессонных часов впереди, но что есть время и откуда возьмется усталость, если справа от тебя – любимая, а на заднем сиденье пара крепких друзей, с которыми можно и в огонь, и в воду.

Мерно воют шины, из магнитолы крякает «Пикник», на спидометре 140, за горизонтом начинает сереть – восходит солнце.

Все началось не сегодня и не вчера, в мае, когда сепаратизм уже вовсю шагал по восточным областям Украины, несколько моих друзей вступили в Национальную Гвардию.
До войны, я очень аккуратно обращался со словом «друг», высокое звание друга было сложно заслужить, другу многое прощалось, другу всегда я был готов помочь в любое время суток.
События на Майдане, серьезно пошатнули понятие дружбы, были люди, в которых я верил и бывало делил последний глоток воды, оказались, на поверку пустыми, в лучшем случае равнодушными персонажами.

При этом люди, с которыми было дело я разругался ранее, или просто был в натянутых отношениях, раскрылись с другой стороны – как смелые, решительные настоящие мужчины. Были забыты обиды прошлого, прощены невозвращенные долги, были пожаты руки, и быть может именно тогда я сам стал настоящим мужчиной…

И когда днем, мне позвонила жена и спросила: «Ну, що – поїдем в Слов’янськ?» - я ни секунды не размышляя согласился. Я не особо понимал куда, зачем и чем там заниматься, я играл свою партию. Доделал работу, запланированную на день, разгрузил и заправил машину, и около 10 вечера был на стоянке под Киевским главком.

Если взглянуть на ситуацию сверху – эта первая моя поездка, была плодом титанических усилий огромной группы людей, причем если бы так слаженно и эффективно работало государство Украина, наша страна была бы великой державой, и ни Майдан, ни война, ни это повествование – никогда бы не случились.

Здесь стоит немного отбросить эмоции и обьясниться.

Еще в марте, когда началась аннексия Крыма, оказалось что все великое и могучее украинское воинство, при всех потугах – наскребет по всей 45 миллионной стране – отсилы 6000 боеспособных солдат, на старой разворованной, дышащей на ладан технике. Эту «несокрушимую группировку» пытались усилить солдатами-срочниками из внутренних войск, коих было весьма много в «почти полицейском государстве» - которым тогда была Украина.

Беда была в том, 18-19 летние дети из ВВ автомат видели в основном на картинках, а держали в руках в лучшем случае на присяге. Такие вещи как тактика, культура обращения с оружием, радиосвязью, были им чужды. Строевая и заучивание устава, тобишь показуха – были квинтесенцией военного обучения. Эти молодые милиционеры умели в лучшем случае забить дубинками втроем до полусмерти лежачего человека, но ни о каких реальных боевых действиях не могло быть и речи.

Не забываем, что неумение, непонимание и нежелание что-либо делать было помножено на всеобщую деморализацию. Еще вчера этих мальчишек били палками и забрасывали коктейлями молотова люди под сине-желтыми флагами, а уже сегодня им предстояло эти флаги защищать.

И был принят закон о Национальной Гвардии, внешне те же самые внутренние войска переименовывались в Национальную Гвардию, но был важный момент – под эгидой НГУ начали создаваться добровольческие батальоны из пусть не всегда квалифицированных, но высокомотивированных людей. Они первыми противостояли ползучей агрессии, и вклад их в обороноспособность страны был неоценим.

И вот еще в середине апреля первый добровольческий батальон отправился под Славянск. О да, это был еще тот цирк, милиционеры и майдановцы, еще вчера с упоением чистившие друг-другу физиономии и ломавшие палки о спины друг друга, выступили единым фронтом против общей угрозы. Возможно, это и есть тот самый «Украинский феномен»….

Вслед за первым батальоном был сформирован второй. В его состав и вошли мои товарищи. Рассказ о качестве обучения добровольцев заслуживет отдельной книги в стиле «трагикомедия», но услышання мною шутка о том, что Украину спасут страйкболисты и футбольные фанаты, очень близка к реальности.

И вот сейчас мы везем нашим ребятам на фронт гуманитарную помощь. Ведь патронов и оружия в армии и милиции – хоть отбавляй, а с едой, всяческими бытовыми предметами, гигиеной, медициной – просто тотальная беда. В этом тоже нет ничего удивительного, ведь воровалось и продавалось все – гвозди, ведра, предметы снаряжения…

Именно тогда, в апреле зародился второй украинский феномен – волонтеры. На первых порах, армия и милиция харчевались, лечились, одевались силами неравнодушных людей. Волонтеры возили раненых в больницы, подвозили воду на блокпосты, ремонтировали технику, без народной поддержки просто не было бы ничего.

Именно в те горячие дни зародились серьезные волонтерские группы, поставившие на поток сбор пожертвований, наведшие контакты с «сильными мира сего» - бизнесменами, политиками. Спонсировать волонтеров стало даже модно. Серьезный подход позволил снабжать армию не только туалетной бумагой и бинтами, но и автотранспортом, современными приборами наблюдения, безпилотными летательными аппаратами и даже современным оружием.

Именно тогда появилась шутка «закажите у волонтеров атомную бомбу, и через 2 дня с у вас будет бомба, печенье и концерт»…

Педаль в полу, уже почти светло, на горизонте Харьков. Этот неоднозначный город, который чуть не упал в обьятия сепаратизма, был удержан, но все еще бурлил «русским миром», ощетинился блокпостами.

А на тех блокпостах обитает третий украинский феномен – харьковская милиция. Уже давно закончилось противостояние на Майдане, уже отжат Крым и во всю идут боевые действия на Донбассе, дырявое государство пытается собраться с силами, затыкая дыры на неустоявшемся фронте полузаконными добровольческими батальонами, и как (по неофициальным данным) в Днепропетровской области – привлекая даже криминальные структуры для борьбы с сепаратизмом, латая прорехи в экономике наспех взятыми у кого только можно кредитами, заправляя армию за счет «ненавистных» олигархов, цепляясь, как тонущий за соломинку за любую возможность выстоять перед угрозой 50 тысячной группировки войск РФ, стоящих у границы, собирая по 5 гривен пожертвований на армию.

А на блокпостах – менты. Да – ни капли не милиционеры, не стражи порядка, не правоохранители, именно – менты. Я не могу судить обо всей милиции харьковской области, но случаи отбора гуманитарной помощи у волонтеров, возивших все – начиная от туалетной бумаги, заканчивая дорогостоящим оборудованием – были не единичны. Иногда доходило даже до рукоприкладства и арестов, и поэтому мы перестраховались - благодаря подвязкам в Киевском главке (увы и ах даже хорошее дело иногда требует наличия «хороших знакомств») у нас была своего рода «зеленая улица» - теоретически милиция должна была пропускать нас если не без досмотра, то как минимум в четком соответствии с буквой закона, не позволяя себе никаких «вольностей».

На первом же блокпосту я схлопотал штраф. Увы и ах, знак «Стоп контроль» за последние годы я не встречал в ареале своего обитания аж ниразу, и просто забыл, что под этот знак нужно обязательно остановиться. И вот раннее утро, пустынный блокпост, скучающие милиционеры, я плавно, на минимальной скорости подкатываюсь к воображаемой стоплинии, мы глупо смотрим друг на друга, ничего не происходит и так же со скоростью пьяного пешехода, я эту стоплинию проезжаю. Следует свисток, взмах жезла – и важного вида гаишник, полчаса мне обьясняет, что дескать тут зона АТО и все «бдят», и все ай как серьезно, и ему плевать на то, что мы везем «что-то очень нужное» во второй батальон Национальной гвардии и так далее. Я покорно слушаю, поглядывая то на часы на стене, то на машину – досмотром которой так никто и не занялся, расписываюсь в протоколе (за грядущие сутки таких бумаг у меня будет еще три), и в итоге злой на всю эту дармоедскую братию улетаю дальше.

И если на первом блоке, все так или иначе, но все же было четко в соответствии с буквой закона, то въезд в Харьков таки оставил неприятный осадок. Машина с неместными номерами всегда вызывает нездоровый интерес у блюстителей порядка, как буд-то бы у нас такая большая страна, что её нельзя за ночь проехать всю насквозь без остановок и перекуров.

На въезде в Харьков пробка, задержавшись с первом блокпосту, мы встряли в утренний час пик. В два ряда машины подьезжают к стоплинии, бдительные пузатые гаишники опытными глазами высматривают жертву, крепкие ребята из недавно расформированного на бумаге, но не в головах, «Беркута» скучают неподалеку. Здрасьте приехали – машина на киевских номерах, да еще и наглухо тонированная – продавец полосатой палки «выдергивает» меня из второго ряда, из-за длинной фуры, за которой я безуспешно пытался спрятаться от его взора, поток еще больше тормозится, я перестраиваюсь и причаливаю возле здания поста.

Сначала все буднично и обычно, права, техпаспорт, страховка, вопросы как бы между делом – куда едем, что везем. И тут начинается тот самый цирк, о котором я уже неоднократно читал в ставшем своего рода универсальным инструментом общения и делопроизводства – фейсбуке.

- Откройте багажник, - не очень вежливо, но как для мента – обычно, потребовал гаишник, ребята из Беркута, поперекидывали автоматы наперед и насторожились, один подошел ближе.

- Легко,- с наглой улыбкой (уж извините, не люблю я этих граждан) заявляю я и открываю багажник, в котором плотно напаковано «добра» на добрые десять тысяч долларов – медикаменты, радиостанции, предметы гигиены, элементы снаряжения и под всем этим наша жемчужина – американский прибор ночного видения 3+ поколения, экспорт которых в страны «не НАТО» строго запрещен.

Шкода октавия – идеальная машина для перевозки контрабанды, огромный багажник, явно диссонирующий с легковой наружностью вводит людей в заблуждение и слегка обалдевший гаишник, взглядом подзывая автоматчика, а в мозгу, видимо просчитывая варианты как и сколько добра отобрать, вопрошает: «а список есть?».

В общем-то, что мне возить в моей машине, это мое личное дело, но ситуация особая, и таки список у нас имеется, что немного расстраивает стражей порядка, но все же те не перестают гнуть свою линию – «а эту коробку откройте, а тут у вас что»…

…Доходим до коробки с радиостанциями, извлекаем одну, и тут цирк становится не смешным - а сколько стоит одна, а вот у нас нет таких, и так, с нажимом, а нам тоже радиостанции нужны, и по всему виду, пана милиционера, видно, что отдавать он эту заветную коробочку не намерен, плюс начинаются «отвлекающие» вопросы про качество, сертифицированность и дозволенность медицинских препаратов, что лежат в соседней коробке.

Такая наглость уж не устраивает никого и в разговор вступает «командир» нашей экспедиции Дима, он же начальник Варты, он же самый представительный и серьезно выглядящий из всей нашей четверки.

Вежливо с ослепительной улыбкой, но в то же время жестко, чуть ли не в приказном тоне, Дмитрий обратился к господам в форме: «Возьмите, пожалуйста, техпаспорт, там написан номер автомобиля, поднимитесь к себе и посмотрите, там у вас должна быть запись по этому поводу, а коробочку положите на место, она денег стоит» - по его лицу было видно, что он хотел еще добавить несколько крепких слов для активизации процесса, но сдержался.

Мент немного опешив от такого поворота событий, взял техпаспорт и удалился. Беркута, видимо поняв, что им тут ничего не обломится, резко потеряли к нам интерес и переключились на другие автомобили, кои гаишники останавливали один за одним. Несколько минут ожидания и с верхотуры поста «снизошел» недовольный продавец полосатых палок, вернул техпаспорт, бряцнула крышка багажника, и уже по чистой дороге мы влетели в утренний Харьков…

 

16. Ямы, подсолнухи, Изюм (Июнь 2014)

План маршрута предполагал проехать сквозь Харьков, повернуть на Чугуев и затем по бескрайним просторам Слобожанщины добраться до города Изюм. Места, где тогда располагался штаб АТО, места куда должны были по звонку выдвинуться наши бравые вояки, последнего города Харьковской области, не доезжая до захваченного Славянска 42 километра.

Сам Харьков, на удивление, мы проехали весьма скоро. Дима, как местный, указывал дорогу и, минуя мрачные промзоны советского стиля, путаясь в нетрадиционно низковисящих светофорах, больно стуча подвеской на ямах и стыках трамвайных рельс, обсуждая негодяев ментов и благодаря молодцов милиционеров киевских за такую чудесную «мазу», дисциплинированно остановившись и поклонившись кем-то занятым милиционерам на выезде из Харькова, не поленившимся критически поглядеть на киевские номера, под припекающим летним солнцем черная машина вновь «встала на трассу».

Де факто зона АТО тогда начиналась за Чугуевом. В этом городке мы крайний раз видели ГАИ, крайний раз видели высоких начальников при погонах. За Чугуевом начиналось дикое поле. Ловя косые взгляды местных, мы остановились перекусить на выезде из города, нехитрая снедь, впервые за сутки не за рулем, не на ходу, пусть в твердом пластиковом, но все же никуда не мчащемся кресле, за столом. Кофе из чашки, без спешки и с закрытыми глазами выкуренная сигарета. Солнечное утро, тишина, кусочек леса, примыкающий к дороге, попытка десять минут поспать, само собою безуспешная, разговоры о ментах, пацанах на блок посту у которых сегодня уже был обстрел, опять же попытки порассуждать на тему, почему это все получилось, и будет ли полномасштабное вторжение.

Строя из себя аналитиков, мы защищаемся от одной страшной истины – война всегда неожиданна, жестока, глупа и часто, бессмысленна, в итоге. А комбатанты, независимо от того, победу или поражение одержала их сторона, помимо наград и ранений получат шрам на душу навсегда, и в будущем с этим что-то придется делать, дабы не допустить или минимизировать отголоски войны в головах поколения. Но все это будет потом, и то, что мы сейчас называем войной и обстрелами, окажется лишь детскими игрушками в сравнении с недалеким будущим.

Короткий привал окончен и, оставив позади лишь клубы придорожной пыли, по советских еще временах, весьма ровной, но все же шумной, прямой, как стрела, упирающейся в горизонт дороге, не стесняясь превышать лимит скорости в два раза, черная машина летит на юго-восток.

Восток Украины характерен бескрайними равнинами, и это новое ощущение для жителя севера страны, тобишь столицы. Там, где пора бы взгляду упереться в какой-нибудь сосновый лес, в черно-зеленую тайну с волками и лосями внутри – продолжается море подсолнухов или рапса, куда-то далеко до горизонта и за горизонт. Вся земля как на ладони и обзор в десятки километров вокруг скрадывает скорость. Неритмичное ляпанье подвески и свист набегающего потока сквозь приоткрытое окно… Там впереди что-то новое и непонятное, за полукруглой линией, где желтое становится синим, новая украинская реальность, новейшая история Украины.

Подсолнухи, эта неприхотливая культура, как война, безжалостно пожирающая соки земли, так бездумно засеянные на арендованных землях, людьми, руководствующимися принципом «а после нас – хоть потоп», своей желтизной под синим небом рисовали украинский флаг вокруг и везде. Лишь в этом, тяжелом и кровавом, 2014-м году «прямоугольное полотнище из двух равновеликих горизонтальных полос» действительно стало государственным флагом, флагом, под которым идут в бой, под которым побеждают, за который умирают.

Летний жаркий день вступил в свои права и мрачная металлическая арка на въезде в город Изюм, слегка диссонировала с окружающим благолепием. В верхней части арки был укреплен указатель «Славянск 42 км» хотя, наверное, для полноты картины этот указатель следовало бы заменить на «Welcome to hell». Побитый жизнью мост через Казенный Торец, при ужаснейших дырах в асфальте был обильно украшен украинскими флагами и наоборот, имел какой-то жизнеутверждающий вид.

Сюрр только начинался. Светофоры, казалось, прекратили свою работу, еще во времена Союза, а дорожное покрытие часто лежало лишь в центре улицы – с краев, где-то по метру до бровки с каждой стороны, асфальт если и был, то сантиметров на восемь ниже уровня дороги. Такой вот вариант экономии, когда асфальт, фактически лежит лишь на половине площади улицы, я, честно говоря, видел впервые.

Перед самым въездом в город, был очередной «сеанс связи» с ребятами на блокпосту и помимо всего прочего поступил нестандартный заказ – тапочки или кроссовки 37 размера – нет, бравые военные не завели себе «стюардессу» или какую-нибудь «белоснежку». Легкая обувь требовалась одному из танкистов, как потом оказалось, весьма неплохому представителю танковой братии, мальчишке, который в свои 18 лет уже дважды в том танке горел, и спокойно рассуждает о том, что их экипаж достоверно уничтожил до 30 человек врага, и это лишь то, что он сам видел в триплексы своей, в два раз его старше, боевой машины.

Но о танках будет позже, а сейчас, проезжая весьма побитыми временем и безразличием властей улицами, ловя косые взгляды местных, видя до зубов вооруженных милиционеров, нечастых, одетых в разномастные камуфляжи военных, наблюдая укрепления из белых мешков на входе в административные здания, мы медленно погрузились в атмосферу фактически прифронтового города.

На базаре только и разговоров что о ДНР, захваченном Славянске, Майдане. Мнения разделились – словесные перепалки на предмет, кто герой, а кто злодей, с разной интенсивностью происходили как между покупателями, так и среди торгующей братии. Слушая этот перманентный политический диспут, состоящий, в основном, из набивших оскомину фраз, ежедневно звучащих из телевизора, памятуя о том, что от восхода солнца блокпост, где были мои друзья, подвергался минометным обстрелам уже не менее трех раз, врага начинаешь видеть чуть ли не в каждом дееспособном незнакомце. Без промедлений было закуплено все необходимое и дабы не нервировать себя и окружающих, мы спешно от рынка отъехали.

Чужая машина, да еще и на киевских номерах привлекала внимание окружающих. Я не в силах прочитать их мысли, и к своему стыду, опасаясь за целостность лобового стекла, в душе коря себя за непоследовательность, убрал сине-желтую ленту с зеркала, ту самую – мятую и обгоревшую, мою – с Майдана. Связавшись с блоком и услышав, что тот опять под обстрелом, мы выехали на заросший кустарником берег Северского Донца в надежде отдохнуть, понимая, что предстоит еще и обратная дорога, я расстелил каремат, и закрыв глаза, сделал вид что сплю.

Поспать, само собою, не вышло. С одной стороны, перевозбужденный мозг по инерции продолжал «молотить на всех парах», а с другой – изрядно пьяные рыбаки, еле ворочая языками неподалеку, не стесняясь в выражениях, обсуждали, как мощно бы они мочили «бэндеровцев» будь у них такая возможность. Да есть такая порода мужчин – как поговорить так все герои…

Спустя пару часов троица с величайшим трудом утрамбовалась в раздолбанные «жигули» – это тот еще был номер, когда тело пытаясь сесть в машину, несколько раз из нее выпадает на траву. С лютой пролетарской ненавистью глядя на «портящих жизнь» приезжих, местные, гремя подвеской и ревя несчастным мотором наконец-то удалились, оставив за собой бутылки, какие-то кульки и другой мусор. Была ли поймана рыба, я не видел.

Сон все равно не шел, оно не лучшая доля, на самом деле - ожидание. За последние часы блокпост обстреляли уже дважды, не очень интенсивно, но любому человеку будет достаточно лишь одного осколка, и вот – заветная СМСка – все ок, едем.

Выезд из Изюма – дорога вверх в ущелье, между двух известковых холмов. На одном из них – вычурный бетонный монумент, посвященный событиям второй мировой, и телевышка. Увы, война вернулась в эти края и сейчас настойчиво напоминает о себе методичными взрывами за горизонтом. Как потом оказалось, наши в тот день брали Красный Лиман, город соседний Славянску, брали успешно.

За ущельем – большая площадка, магазины, стоянка – наше место встречи. Паркуемся, ждем. И если в самом Изюме о боевых действиях неподалеку, напоминали лишь белые мешки с песком, то здесь, на выезде из города – сновали туда-сюда словно покрашенные гуашью, с выцветшей от длительной стоянки краской, военные грузовики, автобусы с простреленными окнами. Эта машинерия неестественно разбавлялась гражданскими легковушками, гружеными картошкой и луком, и даже дорогими, лакированными иномарками, чей лоск особо выделялся на фоне матовой брутальности военной техники. Загорелые, чумазые, кто в чем водители, желтый скотч полос идентификации, сизый дым, стрекот клапанов и флаги, флаги, флаги.

Спустя некоторое время к магазинам подлетает серебристая Хонда Элемент, без номеров и с желтой полосой на капоте. Сережа «Замок» таки наплел жене, что уехал в командировку, а сам пошел в Нацгвардию, да и машину с собой прихватил. Что ж – спасибо ему за такой смелый шаг. Лишь недавно выплатив кредит за свою «быстроногую пузотерку», я пока еще не мог уместить в голове, как это можно своей машиной ехать на войну, её ж там и сжечь могут. В очередной раз повторюсь – о, как же сильно изменились впоследствии мои суждения.

И вот они, наши герои, загорелые как с курорта, в полном обвесе, с оружием, гранаты в подсумках, на заднем сидении валяется пару РПГ26, лица усталые, но видно – счастливые. Они уже знали, что помимо всякого бытового хлама мы привезли им радиостанции и так недостающий толковый ПНВ (прибор ночного видения). Забегая вперед, скажу, что после появления на блоке этого ПНВ ночные вылазки сепаратистов к блокпосту «на пострелять» просто прекратились, столь эффективным стал видящий все в ночи пулеметчик.

Объятия, стандартный, весьма тупой, но еще тысячи раз впоследствии заданный вопрос: «как вы там», памятные фото, плюс фотографии для отчета перед «спонсорами» нашей экспедиции. Совсем дико наблюдать, как боец с автоматом, весь в гранатах, заходит в магазин, достает смятые деньги и покупает мороженное. Мелкие радости жизни, о важности которых, мы – люди из цивилизации, даже не задумываемся, всего в нескольких километрах от этого, последнего магазина на мирной территории, просто недостижимых. И это фактически в центре Европы в двадцать первом веке.

Этот момент извращенного счастья, когда вооруженные люди, твои друзья, как дети радуются привезенным тобою влажным салфеткам и лекарствам, уставшие, похудевшие, много дней не бритые, но их взгляды горят, и ты понимаешь, что пусть не с оружием в руках, но лепта твоя в приближении победы – тоже значительна. Думаю, это чувство знакомо каждому волонтеру, и лишь вернувшись домой, ты горишь желанием новой поездки, пусть глаза режет от усталости, и руки уже гудят от руля, голова болит от несметного количества кофе и сигарет, а карман пуст – ты поедешь еще, столько, сколько будет нужно и даже больше.

Волонтерское движение в Украине лета 2014 года, стало неприятным сюрпризом для врага, надеявшегося на скорую победу над разворованной армией. Руки сотен волонтеров и тысяч их спонсоров – уперлись в пораженную артритом воровства и коррупции спину армии, и не дали ей упасть под напором врага. И солдат воевал не за Президента или Начальника генштаба, солдат воевал за народ.

 

17. Личный интерес (Май 2014)

Главред Миша ходил из-угла в угол, словно тигр в клетке, как паровоз, оставляя за собой шлейф сигаретного дыма. Элла, которой он хотел задать тысячу и один вопрос – опять опаздывала на работу, не отвечая на телефонные звонки. Статья была остра, жестка, неожиданна, провокационна настолько, что главный редактор понимал – это либо золотое дно, либо самоубийство для, скажем честно, не топового журнала. Миша понимал, что публикуя «это» - журнал рискует сменить целевую аудиторию.

Домохозяйкам, «живущим в телевизоре» возможно не понравится, такой нестандартный, жесткий, рассказ. И есть вероятность, что следующий выпуск они уже не купят. При этом – те кто, купит журнал впервые, заинтересовавшись новым взглядом на Украину, а такие несомненно будут, уж Миша то постарается, могут быть разочарованы, не получив продолжения в номере следующем. Редакторский мозг кипел, старый журналист, не знал, радоваться или огорчаться внезапно привалившему счастью. В душе он даже завидовал молодой Элле Шпильман, завидовал тому, что у неё есть такой начальник, который на спор с коллегами отправил её на такое неоднозначное задание, не поставив рамок и тем, фактически выдав карт-бланш на «свободную охоту». И, если говорить честно - без особых надежд на успех. А она - эта, молодая вертихвостка, взяла и справилась, утерла нос именитым редакторам, хозяевам газет и журналов, самому Мише, в прошлом такому же журналисту.

Как много он бы отдал в свое время за такое задание в Анголе, Эфиопии и Афганистане, как жаль, что тогда была холодная война, серьезная цензура и у Миши не было такого начальника. Настроения главреда менялись как в каллейдоскопе – находясь в одном углу комнаты, он мнил себя на вершине мира, представляя передовицу своего журнала, но доходя до угла противоположного, опасения, что этот «шедевр» - лишь единичное явление, брали верх и резко, на каблуках, развернувшись, к пепельнице Миша следовал уже в унынии, что бы по пути надумать себе ещё что-то. «Да где ж она лазит» - уже вслух, раздраженно заявил он, приуривая очередную сигарету…

Солнце давно осветило землю обетованную, и самые упрямые лучи начали настойчиво пробиваться сквозь тяжелые занавески. Измученный ночными разговорами телефон безжизненно лежал на кровати с полностью разряженной батареей. Из-под одеяла медленно появилась рука с тонкими пальцами, поелозила по простыне, нащупала мобильник, утянула его к себе.

Через секунду, одеяло взлетело в воздух, и без того мертвый телефон был запущен вдаль, ударился о пустую вазочку на полке и оба предмета со звоном упали на пол, ваза разбилась...

- Твою ж мать, опоздала, – чуть ли не закричал женский голос, - Ааа, капец, - обладательница голоса заметалась по комнате, силясь сообразить, что делать вначале: умываться или одеваться.

Да, Эллочка проспала. Полночи болтая с Максимом, она высадила всю батарейку в телефоне и забыв поставить его на зарядку, ясное дело не смогла воспользоваться услугами будильника. О какой зарядке можно думать, если положив трубку, ты мысленно продолжаешь разговор с человеком, он тебе отвечает, ты видишь его лицо и, кажется держишь за руку, а Морфей, забрав тебя в свои обьятия, не меняет ровным счетом ничего, и проснувшись ты, поначалу, не можешь понять на каком ты свете, почему под одеялом ты одна, и где тот прекрасный сон, который ты силишься запомнить, в уме повторяя все те образы, и становится грустно, ведь это всего лишь сон. А новый день требует от тебя полного внимания и участия, погружения в рутину работы и…

…Элла вспомнила, о том, что вот уже как час, должна была быть «на ковре» у главного редактора, что там должен бы состояться серьезный разговор по поводу статьи, и, возможно, новой поездки в Украину, «ёперрный театр, это жопа» - самое цензурное из того, что она то ли думала, то ли проговаривала вслух в данный момент.

На секунду, взяв себя в руки, она таки подключила телефон к зарядке, не решившись включать сам аппарат, и в темпе «буги вуги» принялась приводить себя в порядок, умываться, собираться, на бегу заваривая кофе и завтракая сыром, откусывая от цельного куска, не тратя времени на нарезку.

Главред Миша поглядывая на наручные часы, принял твердое решение, что выгонит Эллу Шпильман нахрен из журнала, как только та появится в его поле зрения, в назидание. Но хитрый еврей, умеет манипулировать– он представил, как выждет паузу, и так снисходительно, по-отечески, «войдет в положение», предложит ей должность внештатного корреспондента, и пусть опаздывает, сколько хочет, пусть вообще не приходит, чертовка, да где ж её носит – Миша дошел до того угла кабинета, в котором он обычно злился.

А носило «чертовку» изрядно. Наспех собравшись, оценив то, что получилось в зеркале, на твердую четверку, Элла почти бегом понеслась на автобусную остановку, так и не включая телефон, решив сначала придумать правдоподобное оправдание своего опоздания. Это странное чувство, когда бабочки в животе, а в голове – легкость, как-то подзабытое и новое теперь, гнало её впереди ветра, и не особо смотря под ноги, сконцентрировав внимание на подходящем автобусе, радуясь тому, что вот оно, хоть здесь повезло, что не надо ждать транспорт, в целом опоздание не будет таким уж катастрофическим, Эллочка умудрилась как-то неудачно ступить на бровку и хрясь…

***

…Сломался каблук, мужчинам этого не понять, это можно, наверное, сравнить с оторвавшимся колесом автомобиля. И вот ты, как подбитая ворона, в украинском языке, есть отличный перевод слова «хромаешь» - шкутыльгаешь, провожая взглядом, уходящий автобус, ты шкутыльгаешь в ближайший обувной магазин. Обновить гардероб оно конечно хорошо, но для всего же есть время, место и главное – шопинг без мук выбора, это не шопинг. Но деваться некуда, хватаю фактически первые попавшиеся туфли и уже на такси, надо и честь знать, таки еду на работу. Попутно включаю телефон, благо, пусть и «слабенькая» история про опоздание у меня уже есть, а драматизма в неё добавить – это же моя профессия, я же журналист.

Почти всю дорогу телефон пиликал – приходили сообщения о пропущенный звонках, СМСки, сообщения на Viber и Watsapp, в редакции пытались меня разыскать даже по электронной почте. Поначалу это было весело, потом это неритмичное пиликанье достало меня, а минуты через две и водителя такси – его недовольную физиономию было видно в салонном зеркале, шофер сделал музыку громче, при всех злоключениях это был все же мой день – из динамиков замурчал Океан Эльзы, и я упершись взглядом в пробегающие за окном машины кварталы, абстрагировавшись от надвигающегося разноса в редакции, мысленно перенеслась обратно в Киев.

Главред Миша устал ходить туда-сюда, и просто курил сидя в кресле, когда в голове сидит один важный вопрос, другими делами заниматься не хочется, сколько б тех дел не было. Тем более, уморившись злиться, он погрузился в собственные воспоминания, когда с фотоаппаратом на шее и блокнотом в руках он работал в Анголе, как пил с советскими моряками противное ангольское пиво в порту Мосамедиш, и как он тогда жалел, что БПК Тимошенко уйдет домой в Североморск без него, тогда еще молодого военкора, чей талант был безжалостно раздавлен цензурой времен холодной войны. В своих воспоминаниях Миша был молод, волос его был черен, и хороший кадр был на вес золота, ведь в фотоаппарате пленка была не бесконечной.

Как им везет, молодым, могущим состряпать толковый репортаж, пользуясь одним лишь мобильным телефоном, ведь там внутри теперь и диктофон, и фотоаппарат и пишущая машинка. Но им не известна ценность бумажных писем, идущих месяцами, исполненных настоящих чувств. Им не понять, зачем надо было нумеровать письма, ведь письмо номер пять может быть доставлено раньше четвертого. Им неведомо как писать между строк, чтобы редактор не запретил публикацию. Везет им, что теперешний редактор наелся этой каши и не запрещает писать отсебятину, да и мир теперь другой, им везет, а они не пользуются. Миша опять начал вскипать как в дверь аккуратно постучали.

Дверь приоткрылась – в кабинет робко заглянула улыбающаяся пропажа. Миша забыл все те эпитеты, которыми хотел осыпать Эллу еще десять минут назад, и жестом пригласил её войти. Он закурил очередную сигарету, и без прелюдий перешел к делу.

- Эллочка, Вы молодец, я неоднократно перечитал вашу статью, буду честен, многие факты я лично перепроверил, уж извините – такова работа главного редактора. Это великолепно. Однако – Миша затянулся сигаретой, выпустил кольцо дыма и несколько секунд смотрел на него молча, выдерживая длинную паузу, от которой Элле стало немного не по себе.

- Однако, вы сами установили очень высокую планку, описав события на Украине, в таком необычном свете.

- Правильно говорить «В Украине» зачем-то парировала Эллочка, еще не понимая, к чему клонит главный редактор.

- Окей, пусть будет «В Украине», согласился Миша, но я не могу вас напечатать, это заявление огорошило Эллу, к горлу подкатил комок, она впилась взглядом в шефа.

- Я не могу вас напечатать, не получив от Вас согласия, на продолжение. Я думаю Вы в курсе, что события В Украине набирают накал, и в случае публикации, читателю будет интересно Ваше их освещение. Предупрежу Вас, что это может быть сложно и опасно.

Следующие полчаса Миша объяснял Элле свое видение, относительно целевой аудитории, вскользь предлагал варианты разово напечататься в других изданиях, обрисовывал перспективы, в том числе и финансовые, в случае её согласия работать по этой теме дальше. Сулил всяческую поддержку, и даже делился своими воспоминаниями в бытность военкором. Главред неоднократно указывал на то, что это может быть сложно и очень опасно, как бы отговаривая Эллочку, но в то же время, явно видя потенциал, не забывал «в красках» описать и хорошие стороны такой работы, Миша хотел продолжения, но тот факт, что перед ним сидела хрупкая женщина путал все карты.

- Будь ты мужиком, я бы не сомневаясь отправил тебя назад сейчас же, делать то, что у тебя получается лучше всего, но женщине на войне, - уже не подбирая фраз и без официоза, резюмировал Миша, - в десятки раз сложнее. Поэтому, доченька, иди домой, и хорошенько подумай над моим предложением, а потом еще раз подумай, завтра дашь ответ.

Главред Миша не знал о том, что угодил «в яблочко» и тот факт, что Элла и так собиралась возвращаться в Украину, как для продолжения работы, так и со своим интересом, был ему неведом. Последовавший ответ – хоть и обрадовал редактора, но был неожиданным.

Ответ был тверд как камень и в глазах читалось, что решение давно принято и обжалованию не подлежит. - Шеф, резервируйте билет на вторник.

 

18. Спогади на вітровомусклі (Травень - червень 2014)

Обійми, рукостискання, побажання успіху, традиційне – «тримайтесь», всі по місцях і ми тримаємо курс додому. Черговий раз пропоную чоловікові змінити його за кермом, той відмовляється, хоча по характерній балакучості видно, що він вже понад 30 годин не спав і добряче втомився. Ну що ж, ти – мужик, їдь, можливо ти не бачиш того, але я також пильную дорогу, я твої другі очі, твій ангел – охоронець, як завжди в принципі.

Ми їдемо назад, додому, багажник пустий, задній диван традиційно спить. А перед очима все стоїть і не зникає картина, побачена на околиці Ізюма. Сонячний день, чисте небо, у пісочниці бавляться діти, а за обрієм – артилерійська канонада.

Дорога – найкраще місце для роздумів і спогадів, я так люблю десь їхати з ним, не має значення куди і навіщо, часто пізно вночі, на пасажирському сидінні чорної Октавії я відпочиваю краще ніж удома на дивані. Традиційно в дальній дорозі грає Пікнік, я не знаю, як Юрка не засинає під це муркотіння – йому подобається, нехай буде, а для мене ця музика – стала синонімом подорожі, синонімом того, що ми разом і все добре. Ця музика стала фоном для вентиляції мозку, для відпочинку від людей, від дрібних проблем, що псують кожен день життя, забирають час, наш час. На весіллі мій тато, побажав, щоб нам не вистачало 7 днів на тиждень і 24 години на добу разом, пророк блін - так нам не вистачає, і я не знаю добре це чи погано, мені не цікаво, не вистачає і все.

Чомусь згадалось 9 травня, напередодні ми думали що завтра настане кінець світу, а коли настало післязавтра – цей день ми згадували зі сміхом.

На 9 травня – день перемоги над Німеччиною, після подій в Одесі всі очікували провокацій, сутичок і взагалі казна чого. Було вжито безпрецедентних заходів безпеки, для охорони громадського порядку залучили банально всіх: міліцію, СБУ, афганців, Правий Сектор і навіть Автомайдан з Автодозором.

Зважаючи на різнобарвність всіх цих бравих «охоронців», було придумано досить цікавий і дієвий спосіб ідентифікації «свій чужий» - о сьомій ранку на брифінгу всім наказали маркером намалювати на лівій долоні герб України – тризуб. Як виявилося потім, завдяки цьому простому рішенню вдалося уникнути багатьох непорозумінь.

Мій екіпаж – Я, Юрка та ще двоє міцних хлопців «наглядали» за ділянкою від Маріїнського парку, до музею води, в тому числі в зону нашої відповідальності потрапляв Парковий міст, ще відомий як Міст самогубців і Міст закоханих. Нашим завданням було ідентифікувати «можливих негідників» і у разі потреби викликати «важких пацанів» - групу «афганців» зі зброєю і всякими іншими цікавими предметами. У кожної групи була радіостанція, позивний, кожні півгодини «командир» опитував «пости» на предмет обстановки – все було досить серйозно, насправді, хоча і сприймалось як якась гра.

Травневий ранок був теплим і сонячним, чи не на кожній лавочці в Маріїнському парку сиділо по троє міліціонерів у формі, кілька автобусів Національної гвардії (внутрішніх військ) заховано у дворі Маріїнського палацу, кількість «громадських активістів, таких як ми, а також різних правоохоронців без форми – перерахуванню не піддавалась.

Мабуть не було в Києві більш охороняємого місця, ніж цей парк на 9 травня. Мешканцям Києва рекомендувалось уникати людних місць, і після Одеси народ реально послухався, обравши відпочинок десь у лісі чи де інде. Гуляючи 9 травня Маріїнським парком ви могли відчути себе якщо не британською королевою, то її нащадком точно – стільки людей охороняло ваш відпочинок. В тривожному очікуванні минуло півдня, десь біля парку Слави заарештували пару сумнівних осіб, та затримали автомобіль зі зброєю у багажнику. «Демонстрація прапора» себто юрби, хоч і безтолкової, але все ж таки міліції – подіяла, навіть, якщо хтось і планував учинити якусь бучу, то від цих намірів він відмовився.

Звісно було пару цікавих моментів, пов’язаних з занадто великою кількістю охоронців. Найяскравіший з них трапився прямо біля Мосту Закоханих. Для того, щоб охопити більшу територію і діяти максимально ефективно, ми поділилися на дві пари і протягом всього ранку «гуляли» парком і мостом, як шпигуни з фільмів, придивляючись до «підозрілих» осіб.

І от після кількох годин напруженого очікування – я бачу п’ятьох молодиків міцної статури, в спортивному одязі, без сумок чи рюкзаків (що не характерно спортсменам, що йдуть на тренування) з чесно кажучи, обличчями, не зіпсованими наявністю інтелекту. Все, думаю, це «тітушкі», провокатори, диверсанти, негідники і бандити у одному флаконі, ходять, видивляються, що б такого поганого зробити. Зараз про це не можна згадувати без сміху, а тоді, насправді, все було досить серйозно. Молодики – йшли від парку до Мосту закоханих, де ось уже яку годину «гуляв і роздивлявся околиці» мій Юрко. Телефоную йому: «Дивись там, йдуть до тебе» - описую зовнішній вигляд і прошу щоб був обережний, з чоловіком Алван – наш друг, що визвався допомогти, боєць, 120 кілограмів м’язової маси, гроза Борщагівки (хуліганський район Києва), але їх п’ятеро…

…Підійшовши до моста, я побачила як ці двоє дико регочуть, причому, ще кілька хвилин вони намагалися прийти до тями, щоб розповісти де ця «бандитська п’ятірка» поділася, і що тут такого смішного. Виявляється ці «панове» також мали тризуба на долоні, і відповідно – то є «наші», що так само як і ми, бережуть спокій рідного міста. Кількома годинами пізніше ми знову бачили цих «барбосів» в компанії міліціонерів по формі, ті весело обговорювали щось, сміялись, себто були якщо не знайомі, то хоча б колеги. Воістину кажуть – що мєнт, що бандит – одне лице.

День минув без пригод. Як стало відомо пізніше, основні пригоди були в Маріуполі. Запам’яталось лише, що в якийсь момент на міст закоханих приходив наш добрий друг Максим, серйозний і навіть похмурий останнім часом, цього дня він був веселим і в очах горів якийсь бісовий вогник. Своєю появою тут він здивував мене, я не знала причин такої дивної трансформації, але щиро пораділа за Макса, за його добрий настрій, яким він зазвичай ділився з нами під час Майдану, яким поділився і цього разу.

Дорога. Сонце остаточно потонуло за небокраєм. Завітавши у Харків на невеличку екскурсію, ми згаяли кілька годин пропустили вечірній «час пік» на блокпостах і цього разу до міліцейського гнізда ми під’їхали насамоті. Київські номери, само собою, подіяли на харківських ментів як червона ганчірка на бугая і ось знову ми стоїмо на узбіччі, а Юрка – показує документи і відкриває так незвично для цієї машини пустий багажник.

Куда едем? – чутно питання від бурмила з автоматом.

Домой, - весело і зухвало відповідає чоловік, показуючи пальцем на номери.

Чесно кажучи, ці дебільні запитання, можливо і є частиною процедури, але о першій ночі вони задобвують.

Панів міліціонерів, мабуть, роздратувало що в багажнику аж нічого немає, чи то може стрічка з Майдану на салонному дзеркалі, чи то два хроплячих мужчини на задньому сидінні так на них подіяли, але вони наказали всім з машини вийти, і почали обшук.

І все б непогано, але манера обшуку, коли один шукає з автоматом за спиною, а другий стоїть поруч, в метрі, і майже колупається в носі, тримаючи автомат на ремені на шиї – це нормально для обшуку в кіно, або дитячому садочку. Будь ми негідниками – три мужчини і одна жінка легко б відібрали зброю у обох міліціонерів, ті б навіть не встигнули кліпнути оком. Навіть мені, психологу за освітою, зрозуміло – що другий мав би відступити подалі, і хоча б взяти автомат до рук, бути готовим у будь якому випадку моментально відкрити вогонь, все ж таки перша ночі і зона АТО поруч. Про неприпустимість вішати автомат на шию (не через плече) я вже мовчу.

Тим часом перший заглядав під килимки, в бардачок, в кишені за сидіннями і в дверях, грюкав по картах дверей, не знайшовши звісно нічого, бо там нічого не було. Про нішу для запасного колеса і простір під обшивкою багажника (яка досить легко знімається) ніхто і не думав, хоча туди б можна було хоч кулемет сховати з боєкомплектом.

Не знайшовши нічого підозрілого в машині почали перевірку документів. Мабуть треба було з неї починати, але сталося, як сталося. Документи, само собою, у всіх були в наявності, заборонених речей чи препаратів також у нас не було, міліціонера лише зацікавило посвідчення «Варти» - красива, номерна картка з фотографією і всіма потрібними печатками.

А что за «Варта», чем занимаетесь?

Охраняем Киев, – просто відповів Діма - командир

От кого это вы Киев охраняете?- з сарказмом спитав страж порядку.

От вас, - відповів Діма, чим дещо збив з пантелику опонента, тривала кількасекундна пауза…

Счастливого пути, - козирнув міліціянт і віддав документи, питань більше не виникало.

Ще кілька разів нас тої ночі зупиняли працівники міліції, але чим ближче до Києва, тим коротші були наші рандеву, тим адекватніше себе поводили люди в формі. Але як не крути, за ту поїздку Юра «назбирав» аж 4 протокола, хоча сам винен – треба дивитись на знаки і не літати так низько. Та це цікавило нас в останню чергу, в країні війна і штрафи зачекають. До Києва ми в’їхали о 4 ранку. Перша «експедиція» тривала десь 30 годин була довжиною в 1300 кілометрів. Наступного вечора ми почали збирати експедицію наступну.

Це просто звучить, але не так просто робиться – збирати експедицію. Навіть якщо весь «товар» безкоштовно дають люди, машину що так, що так треба заправляти, а ціни на бензин якраз пішли вгору. Бюджет лише поїздки дорівнював зарплаті рядового солдата, доводилось «ходити з протягнутою рукою», обдзвонюючи друзів і знайомих, і що дивно – люди давали гроші, на спорядження, на їжу, на бензин, хтось передавав спорядження, хтось одяг - без зайвих питань – пароль «на АТО».

І як завжди виділився кум з Одеси. По-перше, одесити знайшли спонсора, що виділив серйозну суму на спорядження, по-друге вони, коли купляли ті приціли – виторгували 20% знижку, що дозволило купити більше, а по-третє, вони провернули «спецоперацію», купивши одну дуже толкову штукенцію на кулемет в (!) Росії (лише там воно виробляється) і реально контрабандою переправили деталь в Одесу. Ці «веселі і кмітливі» хлопці завжди викликали повагу своїм фундаментальним підходом до вирішення проблем. Оженитись так з королевою, вкрасти так мільйон – то про них.

 

19. Стена (Май 2014)

Самолет летел непозволительно медленно, видимо пилоты, сговорившись убрали тягу, и вели лайнер малом газу, по какой-то длинной дуге, специально выискивая встречный ветер. Стюардесса предлагала напитки, но ни пить ни есть не хотелось, Элла в сотый раз смотрела в иллюминатор, силясь разглядеть внизу большой город, многомиллионный мегаполис, незнакомый и чужой, город, где её ждали.

Бетонка международного аэропорта Борисполь мягко приняла Боинг на многострадальную украинскую землю. Одна из первых, быстро, словно продолжая полет, Элла покинула зону таможенного контроля и отыскала в толпе встречающих знакомые глаза.

Синяя легковушка летела по Бориспольской трассе в сторону Киева, на рычаге переключения передач лежали две руки – его и её.

…Май, всем своим весенним великолепием вошел в Украинскую столицу. Природа не интересуется политикой, ей плевать на мелкие людские страсти - деревья облачились в новые одежды, окрасив улицы и проспекты «города каштанов» в привычную зелень. Парки и скверы вновь наполнились людьми, часто невзирая на запрет, пьющими пиво в общественных местах, лишь иногда, на американский манер, упаковывающими бутылку в непрозрачный пакет.

Женщины, избавившись от тяжелых курток и пальто, все чаще стали оголять ноги, привлекая внимание, истосковавшихся за зиму по красоте мужчин. Те сворачивали шеи, непроизвольно заглядываясь на проплывающую мимо красотку. Обладательница стройных ног в свою очередь, в душе польщенная повышенным к себе вниманием, со строгим выражением лица спешила по своим делам, ритмично цокая по щербатому асфальту, страшно неудобными, но такими симпатичными туфлями на шпильке.

Деревянные лавочки в Мариинском парке видали многое, часами целующихся влюбленных, шумные компании, признания, предложения руки и сердца, обсуждения многомиллионных контрактов, распития бутылки дешевой водки на троих из мятых пластиковых стаканчиков на морозе с батоном вместо закуски. Лавочки играли в кино и участвовали в новостных репортажах, лавочки принимали участие в зимней революции, многие из них погибли – их разобрали на дрова и палки, квартировавшиеся здесь зимою антимайдановцы. Взамен погибших – в строй встали новые, новые но такие же самые – все одинаковые.

В тени деревьев, сидели двое. Он и она, уже не чужие люди из разных миров. Теплый майский ветер играл в её волосах, они смотрели друг другу в глаза и увлеченно ссорились.

Нет, ни в коем случае, оно тебе не надо, это опасно, - твердо, безапеляционно говорил он.

Но журналисты работают на военных конфликтах по всему миру, это такая же работа, как и любая другая, - парировала она.

Ты не понимаешь, это не конфликт, это война, настоящая, здесь журналистов убивают и берут в плен, пуля или осколок не спрашивает из какой ты страны и не видит надписи «пресса» на бронежилете, у тебя он хоть есть?

Я бывала в Ливане и в Секторе Газа, я знаю, да мы живем в войне вот уже 70 лет, постоянно, пойми – это испытание, трамплин, если у меня получится, это будет прорыв в моей карьере.

Та срать на твой Ливан, это тебе не игрушки….

По какой-то причине Элле было крайне необходимо согласие Максима, она твердо решила поехать на Донбасс и воочию увидеть, то что официально называлось антитеррористической операцией АТО, то что Максим называл войной Украины с Россией, а российские же телеканалы – восстанием шахтеров и комбайнеров против «беспредела киевской хунты». Она уже приняла решение, распланировав маршрут и придумав себе конкретные цели, но без «благословления» от этого «упрямого чурбана», который сидел напротив, вся эта решимость зашаталась и рухнула, она понимала, что Максим всего лишь заботится за её, Эллочки, безопасности, но все же, как он не понимает, ехать нужно, ехать просто необходимо.

***

Максим был непреклонен, я, по правде сказать, не ожидала, такой его реакции и сидела теперь в полной растерянности. Этот чертов псих, который лезет в драку ради какой-то незнакомой девки, который с камнем в руках выступал против вооруженной милиции, запрещает мне ехать туда и делать свою работу. Эти мужчины, они много себе позволяют, знаете ли.

Возможно планеты в тот день стояли не так, или кто-то просто встал не с той ноги, но среди всего этого весеннего великолепия Элле стало холодно и одиноко. Ведь как бывает, прокручивая в воображении предстоящий разговор, ты подсознательно заранее додумываешь нужные тебе ответы, а когда обращаешься к кому-то за поддержкой, ты ожидаешь ее получить. И не получив ожидаемого, ты готова обидеться на весь мир, забывая о том, что «вторая сторона» быть может просто желает тебе добра, пусть в такой немного грубой – приказной форме.

***

Но я все равно поеду, мосты сожжены, вернуться домой несолоно хлебавши – означало поставить крест на журналистской карьере, подставить Мишу, да и просто знатно облажаться. Нет, отпускаешь ты меня или нет, я поеду, ты сам виноват в том, что я теперь «в теме», ты раскрыл мне глаза на вашу ситуацию, ты объяснил мне суть вещей, да черт с ним, ты склонил меня на вашу сторону, я ваш чертов гимн на телефонный звонок поставила и теперь ты запрещаешь…

Ты дурак, Максим, я так хотела поделиться с тобой своим видением, своими идеями и мыслями по этому поводу, я хотела спросить у тебя совета, и быть может даже пригласить тебя с собой. Я ума не приложу как это могло бы у тебя получиться, но я бы позвала. От тебя лишь требовалось согласие, благословление. Одно простое слово «да». Но ты холоден и категоричен. Это грустно, оставаться в чужой стране одной. Чем я думала, когда летела как на крыльях сюда, принцы бывают только в сказках, в жизни все иначе.

На лавочке в Мариинском парке выросла стена, разделившая двух людей из разных миров. Эта стена из недомолвок, надуманных выводов, неправильно построенных фраз и неуместной гордости мешала ему просто обнять её, чего в принципе, было бы достаточно для разрешения конфликта. Она бы почувствовала, что Максим горд за неё, восхищается её решительностью и смелостью. Всецело поддерживает её порыв и быть может готов бросить все что имеет, что нажито и построено, ради того, чтобы беречь и охранять её в этом путешествии…

…Но не обнял…

***

Мы холодно распрощались, и я ушла, чувство незавершенности, несделанного шага, несказанного слова, давили сердце. Я старалась убедить себя, что мое чувство к этому человеку – лишь мимолетная ошибка, корила себя за то, что опять, вопреки всем своим убеждениям, смешала жизнь и работу. Я злилась не на Максима, я злилась на себя, на слепящее солнце, на трещины в асфальте, на соринку, попавшую в глаз, на мир.

Часто люди придумывают себе проблемы сами, ссорясь по пустякам, накручивая себя, все усложняя. С одной стороны, ссора между двумя близкими людьми – есть знак того, что им не плевать друг на друга. Иногда разрешением ссоры – есть бурное выяснение отношений, позволяющее выпустить пар и взглянуть на все по новому. Ползучая ссора с долгим молчаливым сидением по разным углам комнаты – тяжелее переживается, но позволяет обдумать свои слова, дабы не болтнуть лишнего. В ссоре виноваты оба.

На следующий день Элла поймет, что разворачиваться и уходить было глупо, Максим поймет, что сидеть и не броситься вдогонку было преступно. Оба поймут, что нужно было успокоиться, не выпускать свой эгоизм на волю, попытаться понять собеседника, сорвать стопкран, в набирающем скорость поезде взаимных надуманных упреков и обвинений. Они не сказали друг другу ничего из того что хотели бы сказать, что могли, но не сказали. Это был камень на лезвии ножа, и он упал не в ту сторону. Это был момент, когда нервы были оголены, а чувства нежны, но что-то пошло не так.

Утро следующего дня Элла встретила в скоростном поезде на восток и тихий писк телефона, который принял СМС с одним лишь словом «Извини» утонул в стуке колес…

 

20. Контрабанда (Июнь 2014)

Пути господни неисповедимы и в июне 2014 я стал свидетелем того как российский военпром поработал для укрепления военной мощи такой нелюбимой многими российскими СМИ Национальнной Гвардии.

Весть о том, что на блокпосту возле Селезневки появилось какое-то американское «чудо оружие» достаточно быстро достигла «той стороны» и уже спустя пару дней ночные вылазки сепаратистов к 3-А «на пострелять» просто прекратились. Виной тому стала народная молва и пулеметчик «Грин», оснащенный качественным американским прибором ночного видения и шмалявший по сепаратистам что днем, что ночью с весьма убийственной точностью, попутно давая целеуказание трассирующими патронами спаренной зенитной установке и всему остальному стреляющему хозяйству. Дело в том, что тогда, в начале, через оба противоборствующих блокпоста все еще сохранялось движение людей и техники, под видом «местных» разведку вели обе две стороны противостояния. Видимо, увидав на каске крепления для ночника и сопоставив сей факт с резко возросшей эффективностью ночного огня, враг решил, что НАТО уже здесь и ночью подходить к блокпосту на дальность эффективного огня больше не решался, ограничившись ежедневными минометными обстрелами.

На самом деле НАТО на блоке если и присутствовало, то в виде отдельных элементов снаряжения, используемых десантниками и нацгвардейцами тот пост охранявшими. И если подсумки и форма в Украину попадали как тривиальный секонд-хенд, то никапли не сертифицированная медицина и более технологичные вещи, как например тот же ПНВ привезенный нами, были здесь нелегалами.

К примеру ПНВ 3+ поколения в страны «не НАТО» вывозить нельзя в принципе и прибор, «знающим человеком» был по запчастям куплен на ebay, здесь собран воедино и вот уж встал на службу. Подобная история происходила и с кровоостанавливающим препаратом Cellox, жгутами САТ и им подобным, волонтеры добывали, эти так необходимые вещи, контрабандой провозили в «зону», пряча от мусоров на блокпостах. Впоследствии таким образом в части начало попадать даже оружие, те же высокоточные Ремингтоны для снайперов и патроны к ним. Но сейчас скромный ПКМ – наш герой. Его хозяин получил «ночное зрение», пачка дешевых радиостанций добавила координации между родами войск на блоке. А в этот момент в Одессе два молодых парня уже паковали рюкзаки с новой передачкой на фронт.

Я помню как поначалу это было дико, отдавать деньги и какие-то вещи абсолютно незнакомым людям, почему-то не сомневаясь, что те этот скарб доставят по назначению. Я помню как дико было получать суммы денег от совсем чужих людей, для того чтобы ты доставил что-то нужное туда. Этот период всеобщего единения и безграничного доверия дал мне кучу новых знакомств и людей, вполне подходящих под понятие «друг» в новом, военном его понимании.

Советское стрелковое вооружение, при всей своей надежности и неубиваемости, все же продукт массового производства 50-60 годов 20 века и в веке 21 «подгонка» личного оружия под стрелка, даже при наличии всевозможных прицелов, ручек, и прикладов – вылились в целое дело. Установка банального колиматорного прицела на автомат Калашникова сопрягалась с кучей проблем – что куда прицепить, сделать чтоб стреляло и не отваливалось. Сделать чтобы просто было тот автомат обслуживать. Государство выдало бойцам оружие, а его модернизация (если таковая требовалась) целиком легла на плечи волонтеров.

Лето уже в своем начале по всей Украине было жарким, Одесса не была исключением, «Мирослав» и «Арчер», грузились в маршрутку Одесса - Киев, таща за собой небольшие, но увесистые рюкзаки. В рюкзаках было полно железа, дорогого, холодного железа, так необходимого сейчас на фронте. Какой-то одесский бизнесмен выделил немалую сумму, ребята скупились в оружейном магазине, набрав прицелов, оптики и тому подобных вещей, и повезли. В те времена в мой мозг еще не помещалась мысль как «на войну» можно жертвовать такие большие суммы, а на самом деле и богатым людям было не жалко «последней рубашки» для победы.

Среди прочего хлама в рюкзаках лежало тактическое цевье на пулемет Калашникова – железяка, которую изготавливают исключительно в России. Эта штука позволяет прицепить на пулемет колиматорный прицел, тактическую рукоять, и любой другой обвес, несколько улучшив возможности пулеметчика и упростив его работу.

Железяка фактически контрабандой, в металлической кружке, была перевезена через границу, доставлена в Одессу, теперь ехала в Киев, чтобы оттуда двинуться фактически в обратном направлении – на Славянск. Столь замысловатый маршрут был выбран не случайно – во-первых, ребята реально опасались, что на каком-то из блокпостов, это богатство просто отберет милиция, во-вторых – все равно из Киева должна была выезжать машина, а вчетвером да на колесах оно надежнее.

Киев, глубокая ночь, парковка возле Главка. Трамбуем коробки и пакеты в белую Фабию. Обычный хетчбек, отчаянно сопротивляется, не желая принимать в свое чрево, предназначенное скорей для перевозки дамской косметички, нежели снабжения армии, очередную коробку. О знал бы ты, продукт чешского автопрома, какие приключения выпадут на твою долю, как впоследствии тебе будет завидовать черная Октавия, и особенно ее водитель.

Но нужно забрать все, и поиграв в пятнашки, меняя расстановку груза в багажнике и салоне, распотрошив некоторые ящики, чтоб использовать объем по максимуму, тщательно перемешав людей и груз в салоне, засыпав все пустоты конфетами и украсив всю композицию тортом (да, туда, на войну, везли еще и тортик), оставив свободу перемещений лишь для водителя, машину таки загрузили. Последний инструктаж, в очередной раз описываю «Бродяге» дорогу и все сопутствующие нюансы, внешне осматриваю машину, и тайком, как в фильме «В бой идут одни старики» осеняю белую Фабию крестным знамением. Это не для них, это для меня, ведь я остаюсь здесь. Меня ждет теплая кровать и душ, а пацанам пилить всю ночь по заполненной ночными фурами харьковской трассе, а затем направо, уворачиваясь от неожиданных ям, на Изюм.

Еще пару минут и свет задних габаритных огней пропал в ночной темноте. Вторая поездка на восток началась. Впереди ночная трасса, блокпосты, «веселая» езда в военной колоне от Изюма до блокпоста, когда казалось каждый куст таит в себе сепаратиста. Впереди волнующая встреча на блоке, удивленные слова Артема «Зло»: «Какого хера вы тут делаете?», обратная поездка на новом БТР4Е, с салютом из пушки по кустам, когда метущаяся сзади Фабия была засыпана весьма увесистыми отлетающими гильзами, и как больно скрежетала по днищу полусгоревшая покрышка, которую БТР легко пропустил под собой, впереди тяжелая дорога домой – когда веки становятся реально свинцовыми и глаза закрываются сами, все еще впереди.

Везти «гуманитарку» в первый раз - это приключение, а дальше обычная работа, не всегда легкая, часто нервная, особенно в период летней кампании, когда линии фронта не было как таковой, части перемешаны и разбросаны на многие километры. Опасность повернуть не туда и угодить прямиком к сепаратистам, подозрения в шпионаже от вездесущего СБУ, ямы, воронки и валяющиеся на дороге гильзы, рвущие покрышки как бумагу, мины и обстрелы – для некоторых волонтеров плен и, даже, к сожалению, смерть. Гражданские на фронте написали свою историю, неведомую доселе историю героизма и самопожертвования, по драматичности не уступающую «военной» истории. Иностранное слово «волонтер» прочно закрепилось на страницах газет, интернет изданий, звучало по радио и телевидению.

Тысячи людей по всей Украине и за ее пределами, старых и молодых, богатых и бедных, русско и украиноговорящих - добывали деньги, доставали приборы и товары, везли, ремонтировали технику, встречали переселенцев, помогали раненным, оказывали психологическую и юридическую помощь. Но не славы ради, а победы для.

 

21.Поддержка (Июнь 2014)

Первое утро лета. Уже светло, но еще не жарко. Стук колес, почти не слышный в скоростном поезде был неритмичным и постоянно сбивал Эллу с мысли. Она продумывала порядок своих действий, как добраться до Изюма, как найти там штаб АТО и получить аккредитацию… Или ехать стразу на какой-нибудь блокпост, общаться с солдатами, смотреть, записывать. Все смешалось в какую-то непонятную кашу, из которой периодически всплывали какие-то мысли, и лишь появившись «на поверхности», вновь тонули в бурном потоке образов, слов и непонятной серой тоски, волнами охватывающей разум.

***

Место у окна позволяет абстрагироваться от всего вагона, забыть об остальных пассажирах, о цели своего путешествия, и просто созерцать пролетающую мимо жизнь, смотреть вдаль, думая о своем, не будучи никем потревоженной. Поезд – это не самолет, который, как телепорт, берет тебя из одной реальности, перенося в другую, в поезде – за окном плавные метаморфозы окружающего мира, чередование станций и городков, меняющаяся архитектура и ландшафт В поезде лучше думается, одна беда, о предстоящей работе думать никак не получалось.

Пейзажи в окне проносились как кадры кинофильма, где опытные статисты, так профессионально играли свои роли, обычных людей. На бешенной скорости перед глазами проносились встречные составы, в эти моменты в слегка тонированном стекле вагона было видно отражение парня в соседнем кресле, тот увлеченно стучал пальцами по клавиатуре затертого нетбука, из его уха периодически выпадал наушник и размеренный свист полета поезда ненадолго нарушался какими-то ритмичными гитарами. Один раз, я даже услышала слова: «Я благаю тебе - бережи, своє життя, як сонця світ, як буйний цвіт, просто бережи для мене» …

Элла уже сносно понимала по-украински (тем более, что там понимать, большинство слов схожи) и разобрала смысл фразы четко. И почему-то эти слова влились в бурный поток отдельных слов и мыслей, все так же водоворотом вращавшихся в ее голове. Вопрос как добраться до города Изюм, почему-то упорно не хотел становиться первым на повестке дня, сводясь к простой формулировке – поездом до Харькова, а дальше – автобусом. Каким автобусом, где автостанция, сколько времени едет тот автобус, и что делать по приезду на место, кому предъявлять документы, все никак не хотело раскладываться по полочкам, в голове был полный бардак. И к стыду своему она не понимала, как с этим всем разобраться.

Слезы наворачивались на глаза, но капать оттуда, почему-то не хотели, словно стальной обруч сдавил голову, и та несильно, но навязчиво болела. Стекло вагона было холодным и прислонившись лбом к нему, она чувствовала облегчение. Тяжелые мысли налили свинцом её веки, очень медленно закрылись глаза, и какое-то время воображение еще дорисовывало чехарду фонарных столбов за окном, затем края картинки стали мутнеть и спустя то ли миг, то ли вечность – воцарилась тьма. Измученный бессонной ночью и тяжелыми мыслями мозг отключился, заглох как перегретый мотор…

Просторная комната, светлые стены. На стенах какие-то фотографии, в углу - иконы. Солнце через окно заливает комнату ярким светом. По центру комнаты стоит стол, добротный, большой, о таких вещах принято говорить – еще советских времен. Рядом, друг против друга стояли двое – мужчина и женщина, солнце слепит глаза, лиц не различить, лишь силуэты.

- Синку, я поважаю твоє рішення, і я молитимусь за тебе кожного дня, але скажи мені, синку, тільки чесно, тобі не страшно йти на війну?

- Мама, умирать один раз и судьбу не обойти и конем не обьехать…

В голосе мужчины не было ни страха, ни сомнения, голос был спокоен и до боли знаком…

Поезд тряхнуло на стыке рельс, вырвав меня из объятий сна, и как я не силилась вернуться назад, в ту светлую комнату со знакомым голосом, реальность в глазах становилась все четче, на горизонте маячил большой город, вероятно это был Харьков. Еще до конца не проснувшись, наверное, ошалелыми глазами я окинула окружающее пространство: вагон был на месте, кто-то спал, парень в соседнем кресле так же тарабанил по клавиатуре, он бросил постоянно вставлять в ухо вечно выпадающий наушник, маленький бочонок болтался на проводе и не уставал петь: «Все туди на фронт – нашим пацанам…»

Поезд замедлялся, за окном побежали дома и промышленные постройки, поезд вползал в Харьков. Я зачем-то достала телефон, хотя никуда звонить не собиралась и новости из интернета меня мало беспокоили. Головная боль моментально прошла, летнее солнце засветило с новой силой, дома за окном стройнее, машины - чище и даже обшарпанный нетбук у соседа стал значительно приличнее – я увидела СМС от Максима…

…Это было уже не очередное летнее утро, это был яркий и солнечный день, горячее солнце жгло асфальт, словно пытаясь выплавить из него всю смолу. Город Харьков встречал гостей величием построек и каменным спокойствием. Таксисты – бессменный атрибут любого вокзала наперебой предлагали свои, по-вокзальному, баснословно дорогие услуги, туда – сюда сновали вечно чем-то занятые цыгане, не особо обращая внимания на блюстителей порядка, милиционеры в бронежилетах, с автоматами и сложными лицами придирчиво вглядывались в толпу, вероятно проклиная свою работу – торчать в бронежилете, черном, неудобном, тяжелом на солнцепеке – развлечение не из приятных.

Из здания вокзала вышла молодая, уверенная в себе женщина с небольшим рюкзаком, небрежно накинутым на одно плечо, походкой «от бедра», и горящим изумрудным взглядом. Улыбка ее озаряла и без того залитую полуденным солнцем привокзальную площадь, легкий ветер игриво трепал её волосы, периодически спадающие на лоб, на что та не особо обращала внимание. Она увлеченно щебетала по телефону. Казалось, что не лето, а она принесла жару в город, оба два стража закона потеряли бдительность на некоторое время и как подсолнухи за солнцем, проводили взглядом молодую особу, быть может в тайне завидуя её собеседнику, обладателю всего её внимания.

***

Как мало иногда бывает нужно для примирения, та что там примирения, устранения недосказанности, незавершенности, что гложет душу хуже любой ссоры. Эллочка уверенно плыла по брусчатке, в неведомом направлении, да и какая разница, куда ты идешь, если идешь не одна, а с тем самым, очень дорогим и нужным человеком, пусть тот сейчас не рядом, а всего лишь в телефоне, пусть его голос коряво и несвязно извиняется, говорит всякие глупости, оправдывается и вообще ведет себя совсем не так как обычно. Пусть сейчас он не тот матерый волк, уверенный в себе и надежный, пусть сейчас на том конце провода - заплетающимся от бессонной ночи языком, он говорит о разных опасностях, от которых хотел меня уберечь, пусть говорит, хоть о погоде на марсе – он со мной, он рядом…

Я получила то, чего так не хватало последние 20 часов, казалось самых долгих и сложных в моей жизни, я получила поддержку и понимание. Уже через 5 минут разговора, голос в телефоне обретет, ту самую характерную ему уверенность, бросит извиняться, наговорит кучу приятных и чересчур лестных комплиментов, а потом, словно какая-то невидимая рука нажмет на кнопку, резко переключится на мою работу, на мою безопасность, начнет лекцию о географии и нравах в этих краях, расскажет, как вести себя в тех или иных ситуациях, в сотый раз напомнит, что Ливан – это детские игрушки по сравнению со «здесь». Да так и скажет. А сейчас, я наслаждаюсь прекрасным, пусть недолгим, но таким из-за этого дорогим общением, как глотком воздуха после долгого погружения, ловлю на себе восхищенные, и (чего уж там) похотливые взгляды таксистов, жестом показывая им, что, дескать ребята – не тревожьте женщину в моменты счастья, хрен я с вами, шкуродерами, куда поеду.

Уж так сложилось, что пусть небольшой, но все же опыт работы в горячих точках, у Эллы Шпильман таки присутствовал. Еще находясь дома, в Израиле, она хорошо, чуть ли не на память выучила район, где планировала побывать, обзавелась всеми необходимыми документами, суммой наличных в разных валютах, навела справки где можно добыть необходимое снаряжение, если таковое будет нужно, изучила ролики Саймона Островски, что работал в Украине еще с момента крымских событий, и наконец, обретя самое нужное и важное в задуманном предприятии – уверенность в собственных силах, она сочла себя вполне готовой к работе.

Автобус Харьков – Славянск, видавший виды Богдан, с шипением закрыл двери, все сомнения остались за этими дверями. Дребезжа на ямах всем чем только можно, с заунывным ревом мотора, он медленно поковылял по улицам второго по величине города в стране. Эллу с одной стороны удивляло, что в занятый сепаратистами город ходит общественный транспорт, но с другой стороны это Украина – и этим все сказано.

 

22. Зеленые ящики (Июнь 2014)

Так уж вышло, что чем дальше, тем все чаще Элла стала адептом правила: «В любой непонятной ситуации – спи». И лишь только автобус выехал за пределы городской застройки и пейзаж стал, пусть и необычно красивым – бескрайние, до горизонта поля, каких она никогда еще не видела, но все же измученный ночными бдениями и душевными метаниями организм взял свое. Опершись на рюкзак, чуть ли не скрутившись калачиком Эллочка, наверное, впервые за прошедшие двое суток заснула с улыбкой на лице. Впереди была неизвестность, но в данный момент она скорее манила, чем пугала. Моральный дух был высок, а сон крепок. И ни ухабы на дороге, ни воющий, как волк в полнолуние, задний мост автобуса, ни постоянные околополитические склоки остальных пассажиров не смогли потревожить его. Крепкий сон человека, у которого все хорошо.

По первоначальному плану, Элла Шпильман, как нормальный западный журналист, привыкший хоть к какому-то но порядку, планировала выйти в Изюме, явиться там в штаб АТО, предъявить ту кучу всяких документов и разрешений, которыми её щедро снабдил главред Миша и получить аккредитацию, на работу в зоне боевых действий. В Изюме же она планировала снять жилье или найти какую ни будь гостиницу, поселиться там, и организовать своеобразную штаб-квартиру, «базу», опираясь на которую, она могла бы работать. Этим, собственно и объясняется почти полное отсутствие какого-либо багажа. Являясь приверженицей идеи «в дорогу возьми в два раза больше денег и в два раза меньше вещей» - «свой быт» она планировала купить по месту.

Но остановку в Изюме Эллочка банально проспала, и желтый автобус понес её дальше по щербатому асфальту в сторону захваченного сепаратистами Славянска. На блокпосте возле штаба АТО, как раз за Изюмом из-за тотального бардака, возможно вызванного прибытием в зону АТО второго резервного батальона Национальной Гвардии, и ротации, когда одни «еще не в курсе», а другие «уже на чемоданах», автобус никто не досматривал. Бегло глянув на уже давно «примелькавшуюся» физиономию водителя, постовой просто махнул рукой. Смиренно остановившийся на стоп-линии маршрутчик довольно вжал педаль в пол и, выпустив облако черного дизельного дыма, автобус поехал дальше. Последний шанс выйти в Изюме Эллочка проспала так же, как и все предыдущие.

От Изюма до Славянска – 42 километра достаточно сносного асфальта, часто с буйной растительностью по бокам дороги. Сепаратисты периодически делали диверсионные вылазки, обстреливая военные колонны и одиночные автомобили, но маршрутки их особо не интересовали. Еще полчаса она спала, как младенец, насколько это было возможно в данных условиях. Но на горизонте замаячил Славянск, автобус замедлял ход, в салоне начался новый виток околополитических споров, пассажиры заерзали, в конце концов кто-то таки, скорей всего случайно, двинул спящую журналистку локтем в бок, и та наконец открыла глаза.

Если бы в тот момент в салоне находился фотограф журнала Life, то за одну лишь фотографию Эллочкиных глаз он точно получил бы Пулитцеровскую премию. Думаю, всем знакомо ощущение, когда вас будят, вы просыпаетесь, но на каком свете находитесь, понять еще не можете. Тем более, если картина, которую вы планировали увидеть при пробуждении, сильно отличается от фактической.

***

Почему-то болело ребро, в голове еще был туман, я инстинктивно схватилась за рюкзак, хотя отбирать его у меня никто не собирался. Прямо перед собой вместо города Изюма возник танк, на башне которого, в одних лишь трусах загорал чумазый мальчишка лет восемнадцати. Вокруг в воздухе висела пыль и в этом антураже, полуржавая, «битая жизнью», звенящая, как пилорама, боевая машина, выглядела, как заходящая на посадку летающая тарелка. Мама, роди меня обратно, где это я?

Большой перекресток ощетинился стволами различного оружия, парковка на которой как ни в чем не бывало, бронетранспортер соседствовал с недешевой легковушкой. Выцветшие, как из позапрошлого века грузовики, туда-сюда снующие разномастные вооруженные люди, кто из них военный, кто милиционер, разобрать непросто, двух одинаково одетых, назовем их солдатами, было не найти. Видимо, для опознавания «свой – чужой», чуть ли не каждая единица военной техники была украшена государственным украинским флагом и белыми полосами на корпусе, а бойцы носили нарукавные повязки желтого цвета. Приглядевшись поближе, было видно, что у одних это действительно повязки, у других – скотч, намотанный на одежду, или даже на руку, третьи же, видимо за неимением ни того, ни другого, «украшали» себя желтой изолентой.

Пока шел досмотр впереди идущей машины, водитель открыл двери – за бортом было добрых +30, и глоток пусть горячего, но все же свежего воздуха был весьма кстати. Я прислушалась к попритихшим пассажирам: уже никто не хаял власть, не пытался спорить о Майдане и бандеровцах, периодически кто-то пошептывал, кивком указывая в сторону какого ни будь, хорошо упакованного солдата, что-то о американцах, или немцах. Я слыхала, что Российские СМИ утверждали о наличии на блокпостах иностранных наемников, что ж, время в этом разобраться.

Элла медленно встала, и сопровождаемая неодобрительными взглядами некоторых пассажирок, медленно вышла из автобуса и направилась в сторону группы солдат, производивших досмотр. Она держала руки на виду и улыбаясь, дабы не вызвать у вооруженных людей никакого подозрения, медленно брела в их сторону.

Блокпост представлял собой какую-то странную смесь военной базы и цыганского табора. Накрытые клеенкой позиции из бревен, песка, кусков какого-то железа, и прочего мусора. Рваный диван под открытым небом, на котором восседали и курили бородатые мужчины. Гражданская автомашина без номеров, из которой выгружали какие-то продукты, дополняла сюрреализм обшей картины. Справа от дороги, укрытое деревьями, но все же заметное, величественно возвышалось нечто, похожее на перевернутое корыто, обложенное со всех сторон белыми мешками, видимо какой-то штаб. Как выяснилось позже, это был перевернутый вверх-ногами бассейн, да да - бассейн, в мирное время этот большой пластиковый таз «работал» рекламным щитом, сообщая проезжающим о контактах какой-то компании, те бассейны продающей. Теперь он «призван на военную службу», снят с постамента, перевернут, вкопан в землю и обложен мешками с песком, превратившись в укрытие.

***

Блокпост не такой большой, и его видно насквозь. А не так уж и далеко, где-то километрах в пяти – в мираже, висящем над раскаленным асфальтом, уже виднеются белые многоэтажные здания. Увидев их, я окончательно поняла - где я. Впереди был захваченный сепаратистами Славянск. Подумалось: «Вовремя проснулась, а то б еще уехала черти куда, хотя нет, все равно б солдаты разбудили, спросили бы документы, точно… а если бы не спросили?...»

По периметру этой импровизированной крепости - укрепления из бетонных блоков и зеленых снарядных ящиков. Эти ящики, извечные спутники войны. В Ливане, в Газе, я уже видела такие. Эти стандартные зеленые ящики видел, наверное, весь мир. Перед поездкой я пересмотрела кучу всяческого «военного» видео на Youtube в надежде понять, что меня ждет на востоке Украины, подготовиться. Афганистан, Чечня, Ирак, Сомали, Сирия – все эти, и десятки других, горячих точек планеты, объединяли две вещи – автомат Калашникова и эти вездесущие зеленые ящики. Они были всем – столами, стульями, мусорными урнами, дровами, стенами и полами, подпорками и подставками, и даже сам автомат изначально «живет» в зеленом ящике. В голове родился каламбур – берегись зеленого ящика, зеленый ящик – это ящик Пандоры.

Человеческий мозг – удивительная штука. В памяти почему-то всплыли вступительные титры фильма «Оружейный барон», где за три минуты показана вся жизнь боевого патрона, от завода до головы его «адресата». Как много сделал человек для того чтобы отнять жизнь у другого, как упростил и ускорил этот процесс.

Мысли прервал отдаленный хлопок. Осматривающие авто солдаты бросились в укрытие. Весь блокпост оживился, где-то началась стрельба, какие-то крики. Маршрутка же оставалась на своем месте, водитель курил в окно, с каменным лицом созерцая происходящее, никто из пассажиров из автобуса не вышел. В неровное хлопанье стрелкового оружия вклинилось что-то явно тяжелое, но дав несколько коротких, лязгающих очередей, тут же и умолкло. На горизонте что-то загорелось – появился дым. Прошло от силы минут пять, интенсивность огня постепенно снизилась, еще то тут, то там, слышались нечастые выстрелы, а ребята в форме уже вернулись к досмотру очередного автомобиля. Только сейчас, до меня дошло, что все это время я стояла, как дура, на обочине…

 

23. Каратели (Июнь 2014)

Итак, первое испытание обстрелом было с треском провалено. «Надо было хоть на землю упасть, а то мало ли что», - корила себя Эллочка, которая, обнаружив полнейшее отсутствие интереса к своей скромной персоне, прошла мимо солдат, досматривающих автомобили, и направилась к самому монументальному сооружению на блоке – бассейну. Это была сплошная импровизация, она не знала кто главный и к кому обращаться, решив, что в этом сооружении просто обязано обитать хоть какое-то начальство, с которым она надеялась наладить взаимодействие.

Нащупав в кармане удостоверение, воровато оглядываясь по сторонам, журналистка приблизилась к этому дивному сооружению, как откуда-то сбоку, её окликнули.

- Эй, панянко, ви часом не мене шукаєте?

Она обернулась на звук и увидела молодого человека, лет двадцати пяти, с фотоаппаратом и автоматом за спиной. Тот, не медля ни секунды, сделал снимок, виновато улыбнулся, и добавил: «Ви були потрібні мені в динаміці, я сподіваюсь ви не будете проти, якщо я лишу собі фото?»

Способ знакомства не нов, но на ловца, и зверь бежит, решила она, мило улыбнувшись «фотографу», и протянув руку.

- Меня Элла зовут, а вас?

- Вова. Ми часом не зустрічались раніше? Мені здається, я вас десь бачив.

Эти банальные технологии пик-апа уже сидели у Эллочки в печенках, но для пользы дела надо заводить знакомства. Она пересилила себя и, улыбнувшись еще раз, «включив» соответствующую интонацию, ответила.

- Ну я не знаю, не думаю, я только приехала.

***

Я не знаю, чего там Вова себе нарисовал в своих радужных фантазиях, но светился он уже как лампочка и, явно придумывал, что бы еще такого ляпнуть, чтобы выцыганить у меня телефончик, ну или что-то в этом духе. Я решила прекратить эту агонию, и перевести разговор в нужное русло. Быть женщиной иногда очень удобно.

- Вова, вы не могли бы мне помочь, я журналистка, из-за границы, из Израиля. Я пишу репортаж о том, что здесь происходит, как вы это называете - АТО. Я знаю, что российские СМИ представляют вас, военных, мягко говоря, в невыгодном свете. Я хочу написать так как есть, реально, правду. Не могли бы вы мне рассказать о том, что у вас здесь творится, быть может познакомить с людьми, ведь я только приехала, никого не знаю… С командованием, с другими солдатами.

Элла, видя, тающего, видно истосковавшегося по женскому вниманию парня, включила все свое обаяние, немного коря себя за такое поведение, успокаивая что «это все» лишь только работа и так будет быстрее и лучше.

Вова, держа фотоаппарат на животе, продолжал «незаметно» фотографировать, попутно размышляя что делать с журналисткой, к какому командиру идти, и вообще стоит ли «отдавать» её командованию. Он очень хотел попасть если не «в телевизор», то хотя бы в газету, и решился на отчаянный шаг – показать блокпост «прессе» самостоятельно. Вова понимал, что за такое самоуправство, его по голове не погладят, но что может остановить молодого человека, прошедшего самые жаркие дни на Майдане, отправившегося на войну добровольцем, и сейчас просто желающего побыть в обществе незнакомой зеленоглазой брюнетки. В её взгляде нет ни ненависти, ни страха, как у местных, для которых ты профессиональный убийца, а не вчерашний фотограф, в ее глазах есть интерес и любопытство. Это человек другого сорта, из другого мира, и этот человек сейчас вопросительно смотрит на рядового НГУ Вову, ожидая ответа…

- Ок, без проблем, я покажу вам нашу фортецю, я точно десь вас бачив, я згадаю, ходім…

Не пробыв и получаса на блоке, Эллочка уже пережила обстрел, обзавелась знакомствами и персональным гидом. Находясь в приподнятом настроении от такой удачи, она совсем позабыла о том, что, проспала свою остановку, и теперь весь план меняется и надо думать где ночевать, либо как возвращаться в Изюм. Вова увлеченно рассказывал, не забывая при этом «незаметно» делать фотографии, диктофон в кармане привычно писал, буйная зелень вокруг перекрестка мешала поверить, что вокруг война. И лишь черный дым вдалеке нарушал идиллию.

Такая красивая, радующая глаз, летняя растительность теперь таила опасность, о чем Вова неоднократно напомнил, нацепив на меня свою каску и тяжеленный бронежилет, и взяв с меня клятвенное обещание, что «броник» я потом обязательно себе добуду.

Вовин 2-й резервный батальон Национальной Гвардии Украины» только заехал на ротацию, буквально вчера сменив 1-й, но при этом он уже успел понести потери. Случай был трагикомический. Еще по пути сюда один боец был ранен по причине неосторожного обращения с оружием, пуля умудрилась пробить парню ногу, пройти сквозь пол автобуса, перебить тормозной шланг и прострелить колесо. После выстрела гвардейцы, ехавшие в этом автобусе, вышли моментально, просто выбив двери и окна, завязав перестрелку с несуществующим противником. Слава Богу, никто больше не пострадал. Ранение было не тяжелым, и горе-вояку тут же в сопровождении БТРа отправили назад. Но нервов инцидент попортил немало.

Вокруг городов-спутников Славянска и Краматорска было установлено несколько блокпостов, которые занимали как военные, так и подразделения МВД. Национальная гвардия в данном случае была чем-то средним между милицией и военными. Самым тяжелым видом оружия, которым располагал батальон, был автоматический гранатомет АГС 17 – весьма эффективно накрывающий площадные цели. Несмотря на увещевания российских телеканалов, никаких танков на вооружении у Нацгвардии не было.

***

Блокпост, на котором я находилась, назывался «З-А», военные на нем располагали минометами и даже зенитной установкой. Как обьяснил Вова, – эта штуковина называется ЗУ 23-2, или ласково «Зушка», «Зульфия». Зенитная пушка ввиду своей высокой скорострельности и точности, хорошо себя показывает при борьбе с наземными целями.

Установка была чуть ли не меккой для местного воинства, каждый второй обязательно стремился сфотографироваться на её фоне или в кресле наводчика.

Слева от зенитки, не обращая внимания на окружающих, в земле копались какие-то ребята, формой своей ну очень похожие на американцев и, казалось, вот-вот будет слышна английская речь.

Миф о присутствии иностранных наемников под Славянском перестанет быть мифом.

- Это «мексиканцы», с долей иронии и зависти в голосе заявил Вова, жестом указывая на усердно копающую братию.

- Мексиканцы – это как? Настоящие, да? Эллочке почудился запах сенсации в воздухе, но пахло, все же видимо порохом или туалетом. «Гид» пояснил, что на самом деле это прозвище происходит от названия района в Киеве, Троещины, который славится своими хулиганами, и почему-то иногда зовется Мексикой.

В отличие от всего остального воинства, обращавшего внимание на наличие «женщины на корабле» и бросавшего все свои дела, чтобы хоть поздороваться, эти господа, усердно вгрызались в землю – копая окоп. Эллочка для себя отметила, что на этих «мексиканцев» следует обратить внимание, уж больно одинаково те были одеты, хорошо экипированы и как-то не по-летнему сосредоточены на своей работе.

- Вони звуть нас каратєлями, кажуть що ми дітей їмо, ну ви ж бачите, що це не так. Ми навіть з місцевими чемно поводимося. Ви ж самі бачили, - сетовал на пропаганду Владимир, - То телевізор, на блок приїздять, вовком дивляться, а дехто ще й розташування позицій сєпарам зливає. Кажуть, що ми мову російську забороняєм, ви ж російською говорите, і нічого…

***

…Закончить тираду Вова не успел, кто-то вдалеке истошно закричал «Воздух», парень набросился на меня, повалил на землю и накрыл собой. Совсем недалеко (как мне показалось) послышались несколько громких хлопков, где-то вверху противно засвистело.

Боковым зрением я увидела ветки деревьев, опадающие на землю, срезанные, как ножом. Пару минут вдруг растянулись в не знаю, сколько. Снова с лязгом заговорило тяжелое оружие – та самая Зушка. Длинные языки пламени из двух её стволов, ярко выделялись на фоне залитого солнцем неба. Еще какое-то время, блокпост огрызался из всех стволов куда-то в даль. Как и в первый раз, медленно стихла стрельба, перейдя из мощной канонады в отдельные хлопки. И лишь теперь до меня дошло, что этот тяжело дышащий, тревожно смотрящий куда-то в сторону парень отдал мне свою защиту и еще накрыл собой…

Стало тихо. Ни пения птиц, ни свиста ветра… Мертвая тишина и противный свист в ушах. Срываясь на крик, гвардеец Вова поинтересовался, все ли у меня в порядке. Я лишь ошарашено моргнула и утвердительно покивала с кривой улыбкой. Он встал и помог мне подняться. Скажу вам, в бронежилете это не так то и просто. К нам подбежал человек с длинной винтовкой: «Айболит, там медик нужен», - прохрипел тот. «Добре, зараз, доправ її до Ізюма», - ответил Вова «Айболит», и уже на бегу, прокричал: «Тільки бронік з каскою забери»…

Старые жигули, звеня подвеской, везли меня на мирную территорию. Дедушка за рулем все причитал про нищенскую пенсию, дорогой бензин, власть, олигархов, сына-лодыря и алкоголика… Мне было безразлично. Свист в ушах потихоньку утихал. Лишь только появилось устойчивое покрытие мобильной связи, я тут же написала Максиму СМС – боялась позвонить, чтобы он не слышал мой дрожащий голос. Написала: «все хорошо, я живая»…

 

24. Голос (Июнь 2014)

Ветер играл невообразимую симфонию, трепля разнокалиберные флаги на технике и палатках, свистя в растяжках антенных мачт. Багровое солнце, стремясь к горизонту, рисовало длинные тени на земле. Очередной летний день стремился к своему финалу. Посты, щурясь, вглядывались в даль. У бетонных блоков на дороге – как всегда очередь, досмотр машины занимает время и хотя к вечеру машин значительно меньше, все равно надо ждать.

Синяя шестерка стоит вторая в очереди, досмотр впереди идущего автомобиля почти закончен. Долго крутя стартером, заводится мотор и под резкий звон крестовины карданного вала машина смещается на несколько метров, теперь уже на первое место. Водитель, проклиная блокпост, создающий столько неудобств, приоткрывает дверь и закуривает, выдыхая синий дым прямо в лобовое стекло. Ударяясь о его твердь, дым причудливо клубится, оседая на передней панели, как река стекая с нее, водопадом сливаясь куда-то вниз на ноги.

Солдаты, деловито расхаживающие с автоматами на груди, давно перестали удивлять окружающих, впрочем, как и военная техника, чадящая и рвущая асфальт. Как вертолеты, периодически носящиеся над головой, как и волонтерские скорые, часто в ночи, на бешеной скорости с протяжным воем уносящиеся в сторону Харькова. Изюм не примерял на себя роль прифронтового города, её этому городу навязали обстоятельства. А обыватель, погруженный в свои проблемы, покорно принял эту новую реальность.

На заднем сидении, справа, опершись головой о стекло, сидит молодая женщина. Взгляд её направлен куда-то вниз. Окружающий мир ей не интересен, тонкие пальцы елозят по тачскрину смарта, набирая очередную СМС. Периодически телефон издает мелодичный писк, в глазах пассажирки проблескивает огонек, а на лице проскальзывает едва заметная улыбка.

***

Мыслями я была в Киеве. Там в столице этого чудного, чужого государства был тот, которого сейчас больше всего не хватало. Тот, с которым можно хоть на край света, хоть на войну, но лучше на необитаемый остров. Все будет, надо думать позитивно. Надо думать о работе, надо на нее отвлекаться. Подумать только… кто бы раньше сказал мне – отвлекаться на работу…

Чужой властный голос вернул меня на землю, настала наша очередь проходить досмотр, дедушка вышел из машины, предъявил документы, заискивающе заговорил с солдатами, выпытывая новости о ситуации в стране, и направился показывать содержимое багажника. Я тоже вышла, и пока шел досмотр автомобиля, огляделась по сторонам. Вокруг до горизонта простирались бескрайние поля, аккуратно разделенные посадками, местами разорванные белыми горами. Казалось, несмотря на 30-ти градусную жару, эти невысокие, словно рубленные гигантским топором горы - покрыты снегом. Как оказалось позже – это был всего лишь мел.

Я предъявила паспорт, открыла рюкзак, человек с нашивкой «Національна Гвардія», подсветив фонариком, бегло заглянул внутрь, и не увидев ничего интересного, удивленно уставился на документ. Израильский паспорт, он ничем от любого другого паспорта не отличается, такая же синяя книжица, с гербом страны, только открывается он в другую сторону. Боец насторожился, все же видимо мускульная память привыкла открывать документы иначе. Возможно, сочтя документ фальшивым, он исподлобья посмотрел на меня недоверчивым взглядом, сделал шаг назад, сказав: «Зачекайте».

Дедушка, который меня привез, видимо, заметив это, тут же истерично завопил: «Я её не знаю, мне ваши её на краснолиманском повороте подсадили, я тут ни при чем». На посту началось какое-то нездоровое оживление, тишина вокруг наполнилась металлическим лязгом затворов. Скажу честно, стало страшно. Днем, во время обстрела было не страшно, а сейчас – да. Думаю, ну что ты орешь, хрыч старый, тебя трогает кто-то?

Эта секунда, казалось, длились вечно, дед – верещал, патрон досылался из магазина в патронник, затвор, поворачиваясь, запирал канал ствола, Элла стеклянными глазами смотрела на солдата, с её паспортом в руках, их взгляды пересеклись и во взоре бойца, она увидела отражение страха, тот пытался совладать с автоматом, делая еще шаг назад…

…Стооооп!!! Мне показалось, что кто-то таки выстрелил, причем в деда. Тот замолк, как будто его и не было, громогласный рев за спиной, видимо принадлежал одному из бойцов – «Спокійно, чоловіче, дитину диви як налякав», - я медленно повернулась и увидела крепкого мужчину лет пятидесяти, тот, не опуская правда, автомата, казавшегося в его руках игрушечным, чуть ли не сквозь прицел улыбнулся мне отвратительными желтыми зубами. Далее последовал отрывистый диалог.

- Що там?

- Дядя Пєтя, тут документ якійсь неправильний, хвальшивий, чи шо, я такого ніколи не бачив.

- Так, гаспада, путєшествєннікі, рукі в гору, і стоїмо, добре?

Я подняла руки вверх, люди с оружием, они убедительно, знаете ли, просят. Не знаю, последовал ли моему примеру дед-паникер, но он молчал и это было уже великолепно. Сердце готово было вырваться из груди, мозг понимал сам идиотизм ситуации и глупость моего положения, сейчас ушатают, не дай бог, за просто так, и поминай как звали. В очередной раз я задумалась, о целесообразности своей поездки, и вспомнила Максима и его слова, про «тут тебе не Ливан».

«Дядя Петя» подошел, держа автомат одной рукой, забрал у молодого мой документ, взглянул на меня, потом на покрывшегося потом дедушку. Еще раз взглянув на фотографию в паспорте, он опустил автомат, опять улыбнулся и улыбка не «сквозь прицел», уже не казалась такой отвратительно желтой. Клацнув предохранителем, он изрек: «Ну и занесло же тебя, дочка, дома приключений не хватает?» Я глупо улыбнулась, все еще стоя с поднятыми руками, дескать – ну вот, занесло, чего уж теперь.

- Все, цирк окончен, я не знаю, какого черта вы тут делаете, но можете следовать дальше, та опусти ж ти руки, дівчино, - смешивая языки, резюмировал «дядя Петя». Я повиновалась, - И вас это тоже касается, - уже строже, в приказном порядке, он обратился к окаменевшему деду. Тот плавно опустил руки и уставился на меня. Видимо он меня ненавидел в этот момент. А что я? Он сам начал орать, это еще хорошо, что никто не стрельнул. Исполни он такое где-нибуть на границе с Ливаном, его б застрелили сначала, а потом бы спрашивали - что и к чему, паникер хренов, слава богу, что так, и эти люди еще называют Национальную гвардию – карателями…

Оставшиеся два километра до Изюма, мы проехали в гробовой тишине. Уже не было разговоров о властях, сыне алкоголике и бензине, и лишь песню о качестве дорог пела звенящая подвеска автомобиля. Проехав меж двух белых холмов, разоренного завода и доехав до первого нерабочего светофора – машина остановилась, я вышла сказав безответное «спасибо», вышла черт знает где, на окраине незнакомого города, но почему-то на душе стало легче. Оставляя за собой шлейф бело-синего дыма, машина уехала, а я выключила режим «сильная женщина» и достала телефон…

Эллочка смирилась с тем, что сейчас выслушает нотацию о своей самонадеянности, неосторожности, безалаберности, взяла себя в руки, и набрала номер. С каждым гудком в телефоне сердце билось все чаще, и вот на том конце провода откликнулся как всегда спокойный, слегка хрипловатый голос. Голос излучал тепло и уверенность и совсем не пытался читать нотаций, внимательно слушал, уточнял, уместно комментировал – казалось, голос не в доброй полутысяче километров, а рядом. Иногда слово ранит, но в этот раз, особенно в финале этого сумасшедшего дня, те немногие слова, которые сказал Макс, наделили Эллу новыми силами, заставили вспомнить, что согласно первоначальному плану, на ее имя уже зарезервирован номер в гостинице, и следует направиться туда.

Часто для решения каких-то проблем, надо просто проговорить их правильному собеседнику. Проблемы от этого сами не решатся, но сбросив груз лишних слов, давящих на кору головного мозга, проще понять, что все решаемо.

Голос в телефоне, внимательно послушал, наговорил приятностей и добавил, что на местном отделении Новой Почты уже завтра меня ждет небольшой сюрприз. Я не люблю сюрпризов, но допытаться, что именно будет в посылке, мне так и не удалось. Человек-кремень, упрямо молчал по этому поводу, как я не пыталась его разговорить. Этих суровых и прямолинейных мужчин иногда понять очень сложно, увы.

Солнце наконец-то скрылось за горизонтом, оставив мятежный Донбасс в темноте. На блокпостах включили еще редкие на тот момент приборы ночного видения. Где-то люди с георгиевскими лентами на плечах тянули в подвал Славянского СБУ очередного бизнесмена для раскулачивания», в Киеве и Донецке гремели дискотеки, а по трассе Киев – Харьков, разрезая фарами ночную тьму, неслись волонтерские микроавтобусы. Элла заснула, лишь головой коснувшись подушки, 2 июня 2014 года наступило.

 

25. Мешок (2 Июня 2014)

Офис Новой Почты еще не привык к такому объему работы. Свертки, посылки, ящики со всех концов страны. Каждое утро очередной грузовик привозил в удаленный ото всех событий город новую партию гуманитарной помощи. В толпе на рынке, остановках транспорта, в магазинах, слышны разговоры об ополчении, Стрелкове, карателях, слышны телевизионные клише о запрете русского языка, иногда возникают споры, о Майдане, событиях в Одессе и Мариуполе, о национальной гвардии, американских наемниках и, конечно же Правом Секторе, который, в общем то, никто здесь не видел, но все боятся.

- Великая сила «голубого экрана», резюмировала Элла, занимая место, в конце очереди. Справедливости ради, следует заметить, что город увешан флагами, стены украшены граффити с украинской тематикой, а настроения в самом городе все же сводились к теме "лишь бы не было войны", что ставило украинскую армию в ранг уважаемых населением защитников.

Чуть раньше, возле укрепленного белыми мешками с песком отделения милиции она подслушала разговор двух пузатых блюстителей порядка. Темой разговора был недавний случай, когда сепаратисты удумали обстрелять базу АТО. Суть в том, что услышав стрельбу за горой, местные приняли её за штурм города, таксисты бесплатно, за 15 минут свезли всех работников милиции к месту работы, кто жил ближе добрался сам, многие были и так "на посту". Милиционеры, разобрав оружие, на полном серьезе, готовились держаться "до последней капли крови". В тоне разговора, явно чувствовалось настроение - не пустить сепаратизм в город, звучала фраза: "Хрен его знает, что они там натворили на Майдане, но это наш город". Звучала она достаточно твердо. Элла специально, проговорила её про себя несколько раз, чтобы не забыть.

Это наш город...

За этими мыслями подошла очередь и, расписавшись возле галочек в накладной, она получила на руки увесистый сверток, килограмм, наверное, под 20. Сжигаемая любопытством, что же там внутри, еле волоча неудобную поклажу, и слегка ругая Максима, за столь тяжелый "небольшой сюрприз", Элла направилась к дороге, с целью, поймать такси.

Солнце уверенно ползло к зениту, неутихающий, невесть откуда берущийся ветер нивелировал жару, трепал флаги и волосы, мешая сосредоточиться хоть на чем-либо. Она еле донесла посылку до бордюра, аккуратно, насколько это было возможно, положила её на асфальт, и плюнув на все приличия, уселась верхом. Сердце билось как сумасшедшее. Тяжело дыша, Элла достала сигареты. Долго шаря по карманам, в поисках вечно пропадающей зажигалки, она исподлобья окинула взглядом окружающее пространство. Ведь как бывает, ты думаешь, что на тебя все смотрят, как ты тянешь этот мешок, ты краснеешь, от непонятного стыда, ты же светская дама, и белый, замотанный в целлофан сверток ну никак не идет, даже к джинсам, не говоря уже о куртке и маникюре. А на самом деле, всем плевать, на тебя, твой несуразный сверток, джинсы и маникюр. Никто не смотрел, никто не видел, ну и слава богу, зажигалка нашлась и синий дым наполнил легкие фальшивым спокойствием. Никуда больше идти не хотелось, только ждать машины, ждать сколько угодно...

...Такси - это конечно громко сказано, очередная дребезжащая на разбитом асфальте колымага, с диким писком причалила возле голосующей, сидя верхом на белом мешке, женщины. Сквозь опущенное правое окно произошли непродолжительные переговоры, которые, видимо увенчались успехом, так как мотор автомобиля был заглушен, из-за руля вылез мужичонка лет сорока в шортах и шлепанцах на босу ногу, открыл багажник и, забросил туда тяжелый пакет. Элла уселась на переднее пассажирское сиденье, закурила еще одну, мотор, на удивление, бойко завелся и автомобиль поехал.

***

- Мне определенно не везет с извозчиками в этой стране, мало того, что этот чудо-автомобиль дребезжит как погремушка, такое ощущение, что он едет боком. Из динамиков поет про волков и маму, какой-то хриплый мужик без голоса, так еще и пахнет от этого господина так, как будто он только что накатил бутылку бренди, а вторую вылил себе за шиворот. Машин мало, и едет вроде бы не спеша, но черт возьми, боженька, ну пошли мне хоть одного нормального мужика в этом городе, ну не может так быть чтобы все ушли на фронт, не может…

На удивление без происшествий, они достигли гостиницы. Шофер, несмотря на амбре и затрапезный внешний вид, оказался весьма учтив - открыл, словно дворецкий, пассажирскую дверь, и даже донес поклажу до парадного входа, еще и вручил свою визитку, добавив, что звонить можно круглосуточно. Элла рассчиталась и, глядя в спину удаляющемуся водителю задумалась: "А может это и есть, нормальный местный мужчина, может они все тут такие, специфические?", мысль ушла в пустоту, вслед за недокуренной сигаретой. Глубоко вдохнув, она подхватила сверток и потянула его в апартаменты.

Киев, средина дня, тарахтя тысячей моторов, поглощая сотни литров бензина в секунду, на бульваре Леси Украинки медленно ползет змея из автомобилей. Как всегда, кто-то, где-то, кого-то не пропустил, хотел сэкономить 5 минут, а теперь стоит вот уже два часа с обдертой боковиной. Кто-то опоздал на работу, где-то сорвалась сделка, белый Форд Транзит с красной полосой уже никуда не спешит, покорно толкаясь в бесконечном потоке машин - сирена молчит, мигалки выключены, не довезли, не успели...

В среднем ряду - синяя Киа. Поднимается левое стекло, шум улицы в машине становится почти не слышным. Мужчина за рулем, берет мобильный, прикладывает к уху, улыбается. По губам четко читается - "привет".

- Макс, что это за тяжесть ты мне прислал, только не говори что там бомба, я еле доперла этот твой сюрприз до номера, широко улыбаясь в трубку «пропела» она.

- Ну так распаковывай,- ответили из центра Киева.

- Я боюсь, - игриво возразили в Изюме.

- Не бойся, жарптица, тебе понравится. Там самое необходимое для твоей работы.

Эллу всегда пробирала приятная дрожь, когда Максим называл её жарптицей. Она не знала почему, он так её называет, но это почему-то было приятно. Так тепло и нежно это звучало из его уст, так необычно это было для его твердого голоса. Они болтали о том, о сем еще минут 15, Максим упрямо отказывался объяснять, что же лежит в посылке, ссылаясь на то, что вложил в пакет "пояснительную записку" и лишь после прочтения Эллочке все будет понятно. Не в силах спорить с этим упрямцем, она согласилась сделать как сказано, и, положив трубку, с упоением принялась рвать целлофан, разбрасывая его в разные стороны...

...Танкист Жорик, в очередной раз покинув недра своей видавшей виды бронированной машины, уселся на башне, почесал наголо бритую голову и с тоской взглянул куда-то в сторону Изюма. Там его сверстники пили пиво, отдыхали и всячески развлекались, а он молодой боец, контрактник загадочной украинской армии, лазил весь перемазанный в мазуте, пытаясь заставить работать так как надо танк, который был его старше чуть ли не вдвое...

...В белом мешке лежал бронежилет, самый что ни на есть настоящий, небольшой армейский рюкзак, каска. Он меня на войну снарядил, сумасшедший мужчина. Он бы еще пулемет спаковал. Я, если честно, обалдела - сюрприз удался. Ко всему этому прилагалась подробнейшая инструкция с рисунками от руки, что куда надевать и как носить. Был список, что надо докупить и иметь с сбой. Рекомендации как себя вести, чуть ли не карманный учебник по выживанию. Да, это тебе не Ливан, детка, где солдаты, за руку отведут, присмотрят, чуть ли не с ложечки покормят.

Эллочка в очередной, наверное, сотый раз, удивилась своей смелости и безрассудству, и плюнув на все правила, закурила прямо в комнате. Нахлобучила каску, усевшись по-турецки прямо на полу принялась разбирать снаряжение, изучать инструкции, разбираться в назначении пряжек и карманов. Это было дело принципа - разобраться во всем самой, без звонков с мольбами о помощи.

Если вы никогда не подгоняли бронежилет, не прилаживали подсумки, не воевали с лямками рюкзака, вам не понять, насколько это занятие увлекательное и как быстро оно поглощает время. И если рюкзак не вызвал затруднений, для человека с высшим образованием и средней сообразительностью подогнать пару лямок – плевое дело, то с бронежилетом пришлось повозиться. То передняя пластина давила грудь, то задняя - спину, то при попытке попрыгать вся конструкция стремилась отбить подбородок, то мешала дышать. В какой-то момент Элла решила, что жилет её чересчур полнит и поэтому вообще не нужен, но спустя пару минут, разум таки победил, и в конце концов компромисс был найден. На шлем уже не осталось сил, для смены обстановки, она взяла новый рюкзак и направилась в магазин за продуктами. Гордо сообщив Максиму о победе над "железным пиджаком", и отправив по интернету свое фото в полном боевом экипе, Элла получила одобрение, "дела военные" на сегодня были торжественно завершены. То, о чем они еще около часа, болтали с Максимом по телефону, нас с вами, увы, не касается.

Как и тысячу лет назад, солнце спряталось за горизонтом на западе. День 2 июня 2014 года отсчитывал последние часы. Ночь открывает потаенные чувства и желания, еще никогда до этого, Элла не чувствовала себя так одиноко, чертов броник, стоявший в углу, каска, валявшаяся посреди комнаты - все пахло ним, все еще хранило тепло и ту его неуемную энергию. Она в десятый раз перечитала "пояснительную записку", вчитываясь в каждое слово, разглядывая каждую букву. Женщины они такие, иногда просто нужно поплакать...

 

 

26. Театр (3 июня 2014)

Танкист Жорик провел ночь в движении, его шестьдесятчетверка мерно покачиваясь, верхом на трейлере под свист турбины тягача медленно двигалась в сторону Славянска. Как всегда, толком никто ничего не знал, и лишь ходили слухи о "вероятном" наступлении. Глотая клубы вонючего дыма, верхом на БТРах ехали бравые десантники, колонна, в которой было еще немало разной техники. Медленно, как раненая змея, ползла в сторону «3-А». Медленно, и как всегда неизменно, слева от дороги, где-то за деревьями, готовясь броситься в атаку на новый день, выжидало солнце...

Эллу разбудил дикий свист над головой, в какой-то момент ей померещилось, будто это артобстрел, в памяти всплыли воспоминания юности, когда она жила на севере Израиля и обстрелы жилых кварталов были чуть ли не будничным делом. Инстинктивно она упала на пол, обхватив голову руками, ожидая, что сейчас упадет потолок. Сердце билось в висках, и казалось, был слышен его стук, мозг же усиленно пытался проснуться. Взгляд упал на каску, что еще со вчерашнего вечера, так и валялась посреди комнаты, это была зацепка - марево как рукой сняло, девушка вспомнила кто она и где она, тем более что никакой стрельбы или канонады не было.

Она поднялась, взглянула в окно, там было раннее летнее утро, город был тих и свеж, солнце играло в изумрудной листве деревьев, а на улице не было ни души. Прийдя в себя, она взяла сигарету из пачки, лежавшей на подоконнике, как свист повторился. Уже не падая на пол, лишь слегка инстинктивно присев, Элла увидела промелькнувший на небольшой высоте серый прямокрылый самолет, направлявшийся в сторону Славянска.

Сон окончательно пропал. Журналистская "чуйка" забила тревогу - там что-то происходит, два самолета, да еще и так низко, да еще и с вооружением, так просто летать не будут. В свое время у Эллы был кавалер, техник из Хель Хаавир (ВВС Израиля), многие часы проведенные в торце ВПП его авиабазы, оставили Элле не только воспоминания о былой любви, но и некоторые познания об авиации.

***

Там что-то происходит, мне надо туда. Мне надо туда немедленно. В такие моменты чувство такта выключается напрочь и я, забыв, что на часах еще и 5 утра нет, лихорадочно перерывала карманы в поисках визитки вчерашнего таксиста, ведь он сам сказал - звонить можно круглосуточно.

Голос на том конце провода был на удивление бодр и весел, я не стала долго рассусоливать и объяснила, что мне срочно нужно на блокпост и вопрос денег - это совсем не вопрос. Водитель, ни капли не удивившись срочности дела, спокойно назвал цену в тысячу гривен, я не раздумывая согласилась, пообещав еще 200 если тот поторопится. Головой я понимала, что цена безумно завышена, и в нормальной ситуации, достаточно было бы лишь обещанного мною же бонуса, но увы - в этой ситуации других вариантов просто не было.

Наскоро умывшись, а точнее просто плеснув холодной воды себе в лицо, я нацепила Максов бронежилет с наклейкой "Пресса", схватила рюкзак, благо вчера у меня хватило сил его собрать и бегом выскочила на улицу, перепугав сонного портье. К моему величайшему удивлению, не успела я даже зажечь сигарету, с обычным для нее визгом, машина остановилась у гостиницы. Я вскочила внутрь, взревел мотор, и мы полетели. И ни звон в задней части авто, ни качка, ни виляния этого тарантаса по дороге не отвлекало меня от желания, чтобы водитель жал на педаль сильнее.

Мужик, который, кстати сегодня выглядел значительно лучше, чем в прошлый раз, лишь только мы, каким-то чудом, словно невидимки, проскочили блок пост за Изюмом и выехали на трассу - потребовал денег. Что ж вопросов нет, приехал ты действительно молниеносно, суровый донбасский мужчина, держи половину, и не смотри на меня такими глазами, на дорогу смотри. Ты, что думал, изящная девушка - фифа какая-то, бестолковая, она с арабами на ты общается, а не то что тут. Ты довези сначала в целости и сохранности.

Ясное дело, диалог был более толерантным и лаконичным, плюс половина слов утонула в вое мотора, но перечить извозчик не стал, и с упоением пилотировал свою видавшую виды таратайку. Уже минут через 20 на горизонте появился дым, послышались раскаты грома - стрельбы артиллерийских орудий, а навстречу эффектно прижимаясь к земле, прошли два вертолета. Перед «З-А» стояло пару автомобилей, дорога была перекрыта, сам блок был цел и невредим, дым вился дальше в сторону Славянска, периодически гремели взрывы, сама дорога была иссечена свежими следами танковых гусениц.

Водитель остановил машину и вопросительно уставился на меня, я же завороженная увиденным, какие-то секунды игнорировала его прожигающий взгляд, затем достала вторую часть денег, и не отрывая взора от сплошного клуба дыма вышла. Мужик, открыл дверь и через крышу выкрикнул: "Назад когда?". Вопрос был весьма интересным, сразу в мозгу пронеслось стандартное "а я знаю?", но, перепроверив на всякий случай наличие его визитки в кармане, я жестом показала ему, дескать - наберу по телефону, тот пожал плечами, прыгнул в машину и только его и видели.

И вот я опять осталась одна посреди дороги, впереди сновали туда-сюда какие-то люди. Глядя на них казалось, что там, в пыли и дыму ничего не происходит, да и дыма с пылью нет, и это не пушки грохочут, а просто июньская гроза. Сюрр да и только. Что ж, вперед, в гущу событий, удивительно, но несмотря на вздрагивающую под ногами землю, на языки пламени и черного дыма там впереди, мне совсем не было страшно. Я сделала, шаг, другой - пошла в сторону уже знакомого бассейна с флагами.

3 июня 2014 года Украинские вооруженные силы при поддержке авиации, артиллерии и двух танков предприняли первые масштабные атакующие действия в Славянском направлении. Были атакованы опорные пункты сепаратистов на въезде в города Славянск и Красный Лиман. Благодаря слаженной работе артиллерийских корректировщиков, заблаговременно проникших в район Красного Лимана, работа артиллерии в этом направлении была крайне эффективной. Один из блокпостов сепаратистов был уничтожен прямым попаданием снаряда. Артиллеристы впервые били на 15 километров и делали это качественно, впоследствии мощь украинской артиллерии, что держалась на фанатах своего дела, волонтерах да толковых мобилизованных резервистах – еще не раз станет неприятно губительным сюрпризом для врага, а тогда это было впервые.

К вечеру город был взят под контроль, и хотя локальные бои продолжались еще несколько дней, Красный Лиман, стал чуть ли не первым крупным населенным пунктом, освобожденным украинской армией в войне, сначала стыдливо, а потом и по привычке, именуемой АТО - Анти Террористическая Операция.

В то же время на въезде в Славянск, разыгралось нешуточное сражение, чудом не обернувшееся потерей танка Т64 с экипажем, стоившее жизни командиру 1 батальона 95 Аэромобильной бригады подполковнику Тарасу Михайловичу Сенюку, еще 1 десантнику из 79 бригады. 45 человек получили ранения различной тяжести в том бою. Атака была отбита.

Иногда, я чувствую себя невидимкой, всем плевать что я есть, вообще это дикое чувство - никто тебя не замечает, я прошла чуть ли не в центр блокпоста, и ни одна живая душа не поинтересовалась, какого черта, я вообще тут делаю.

Все были так увлечены происходящим на горизонте, что на шатающуюся между позиций даму с надписью "Пресса" на бронежилете, никто не обратил внимания. Через какое-то время Эллу таки окликнули, голос был знаком, она обернулась и гвардеец Вова, традиционно сделал снимок.

- На фоні вибухів ви дуже круто виглядаєте, - вместо приветсвия выпалил тот.

- Привит, - пытаясь говорить по-украински, улыбнувшись ответила Эллочка, искренне обрадовавшись, старому знакомому.

- Приїхали на війну дивитись?

Вопрос поражал своей простотой, но фактически да, оно так и есть, там впереди в пыли и дыму идет бой, гибнут люди, а я здесь, как в странном театре за этим всем наблюдаю. На душе стало как-то гаденько, но ненадолго, Вова, так легко вогнавший меня в состояние ступора, одной же фразой вывел обратно:

- Звідси добре видно, бажаєте бінокль?

Он протянул мне бинокль, и "война стала ближе". Я некоторое время наблюдала завораживающую картину, как клубясь и причудливо заворачиваясь дым то поднимался вверх, то стелился по дороге, стекая, как натуральная вода в кювет. Любовалась этим адским зрелищем я недолго: разорвав в клочья пелену из дыма появилась какая-то бронированная машина, которая оставляя дымный шлейф, неслась по асфальту в сторону блок поста. На антенне развивался украинский флаг.

Вова отобрал у меня бинокль, и нервно впился в него, сопровождая выходящую из этого ада технику. Лицо его изменилось, казалось он постарел лет на двадцать. Резко обернулся ко мне, взглянул в глаза - этот пронзительный взгляд показался мне очень знакомым, без слов направился к дороге, я как будто на привязи проследовала за ним. Все еще дымящаяся машина приблизилась настолько, что уже и невооруженным взглядом были видны люди и борт залитый кровью...

 

27. 45х300 (3 июня 2014)

С грохотом и лязгом окровавленное железное чудище, чуть не снеся заградительные блоки, ворвалось на блокпост, изо всех щелей, блиндажей и окопов к машине ринулись люди, за башней, прямо не броне лежало несколько человек, кто-то в сознании, кто-то без.

Элла слышала, как кричит человек от боли, еще с Ливанских командировок она привыкла к виду крови, вывернутых конечностей и жалким, перекошенным, молящим о помощи лицам еще недавно бравых солдат. Привыкла – это имелось ввиду, что ее не выворачивало, как в самый первый раз. Вряд ли нормальный человек может привыкнуть к человеческим страданиям в большей степени, ну разве что он доктор.

Раненых снимали с боевой машины, неся на руках. Сверху помогал человек в черном, у которого, видимо от гари или мазута, цвет лица совпадал с цветом шлемофона. Лишившись живого груза, бронетранспортер взревев развернулся почти на месте, и выдирая куски из горячего асфальта понесся обратно. В дым и огонь.

Раненых сгрузили прямо на дороге, Вова, который, оказался еще и медиком, отложил в сторону автомат и фотоаппарат, и куда делся тот молодой веселый юноша, приступил к оказанию помощи. Бинтовал ранения, что-то сыпал в раны, под аккомпанемент канонады и истошного людского воя, тампонировал раны. Спустя минуту к нему присоединился еще один боец, а затем еще. Я стояла, как зачарованная, наблюдая за этой картиной, не в силах пошевелиться, несмотря на продолжающуюся стрельбу. Я старалась запомнить каждую деталь, каждую мелочь. Я твердо поняла, что независимо от причин и результатов этого боя, напишу о Вове и полевой медицине как таковой, ведь как минимум половина этих ребят, если не здоровьем своим, то жизнью будут обязаны именно им – так называемым «немедикам».

С шипением и шлепаньем пробитых колес прикатил еще бронетранспортер, история с ранеными на крыше повторилась, с той лишь разницей, что здесь ситуация была попроще и некоторые бойцы, в заляпанных кровью и грязью тельняшках, кто рукой, кто ногой, кто добрым матерным словом помогали своим менее удачливым товарищам слезть з машины.

Постепенно на дороге образовался импровизированный госпиталь, все вокруг было усыпано упаковкой от бинтов и бандажей, окровавленными салфетками и резиновыми перчатками. В какой-то момент я потеряла Вову из виду, на дороге остался лишь его автомат с камерой. Озираясь по сторонам, я встретилась взглядом с другим медиком, возившимся с солдатиком без обеих ступней, «наладив визуальный контакт» он властно подозвал меня к себе, вручил в руки какую-то капельницу, приказал держать её и неустанно с этим мальчишкой разговаривать.

- Говори, говори с ним, обо всем, о любви, жизни, футболе, главное чтобы он отвечал и был в сознании, - почему-то с французским акцентом сказал медик и, не дожидаясь ответа, куда-то убежал.

Я, стараясь, не особо смотреть на забинтованные культи, судорожно подбирая слова, несла всякую чушь, обязательно заканчивая тираду вопросом и по пять раз переспрашивая. В какой-то момент боец так отрешенно подметил: «А ты похожа на мою невесту, у меня свадьба через неделю»…

Танк Жорика со срезанной антенной, без связи, с отказавшим механизмом заряжания, простреленным в трех местах и соответственно, тоже «мертвым» пулеметом стоял в непосредственной близости от блокпоста сепаратистов. Танк горел, дым закрывал обзор в и без того побитые триплексы и прицелы. Огрызаясь из все еще исправного спаренного пулемета, в танке, стремительно седея и старея, сидели трое молодых парней, не имевших возможности ни отойти, ни сколь бы то ни было эффективно продолжать бой, а барабанящие по броне осколки – не рекомендовали вылезать наружу. В связи с тем, что с планированием и координацией сразу что-то не заладилось, а с командованием связи не было, дальнейшие действия были не ясны. Отступить, а как потом объяснить паркетным генералам причину бегства, наступать, а куда если ничего не видно и не понятно, стоять на месте – тоже плохо, ведь сожгут. Пламя вздымалось на добрых 6 метров, старый «Трал» (позывной танка) выносил многочисленные попадания, хотя был «голым». На нем не было блоков динамической защиты, и по правде говоря, одного «правильного» попадания из столь же древнего, как и танк, РПГ-7 было бы достаточно, чтобы закончить эти страдания. Но фортуна, боги, черти и старая советская броня берегли экипаж, все еще берегли. В 19 лет совсем не хочется умирать, как впрочем и в 91…

…Жорику повезло. Его непосредственный командир на втором танке, уже после выхода пехоты, без поддержки, на «коже и костях», чистой инициативе, вернулся за танком, хотя все видели и свидетельствовали, что «Трал» уничтожен, а экипаж погиб. Командир вернулся, подъехал достаточно близко, чтобы выйти на связь по огрызку антенны, и прикрывая, вывел все еще могущего двигаться (как оказалось) Жорика. Их танк получил на отходе ракету с РПГ в корму, но удача сегодня носила сине-желтые цвета - вреда она не нанесла.

Видимо этим утром, какой-то бронетанковый бог берег своих подопечных, на краснолиманском направлении БТР4Е получил ракету РПГ прямо в башню, дистанция выстрела была слишком мала и ракета не успела стать на боевой взвод, разбилась от удара, лишь рассекла оперением плечо командиру БТРа, который как раз вылез к башне – исправить какой-то клин пушки или что-то в этом роде. Бронежилет был обпален реактивной струей, но спас спину человека от ожогов.

Уже потом, на блокпосту, на нервах началось выяснение отношений, ведь в атаке принимали участие как бойцы милицейского подразделения «Ягуар», так и 2 батальона Национальной гвардии, эти люди, в свое время имели несчастье пересекаться в столкновениях на улице Грушевского в Киеве 19 января. И не смотря на общие знамена, был повод вспомнить прошлые обиды.

…В поле зрения появился Вова с «мексиканцами». Те приволокли какую-то картонную коробку и вывернули её содержимое прямо на асфальт, там были еще медикаменты – пришел еще один «транспорт» с раненными. Их привозили и выгружали, привозили и выгружали. Привезли молодого снайпера без глаза (осколок), как оказалось этот парень – герой. На краснолиманском направлении БТР4Е, Национальной Гвардии слишком лихо маневрируя, протаранил грузовик десантников, прямо в эпицентре боя произошло ДТП, и несколько человек оказались зажатыми в смятой кабине. Удерживая то, что осталось от глаза одной рукой, этот парнишка, вел огонь, управляясь с длиннючей снайперской винтовкой одной рукой, а отстреляв патроны – выломал двери машины, спас 4х человек. Как всегда героизм одних есть результат просчетов или преступной халатности других. Павла Чория, так зовут этого храброго молодого человека, впоследствии наградят орденом «За мужество» 3 степени.

***

Над головой застрекотало, пыль, мусор, упаковки от бинтов и другого медицинского хлама разметало по сторонам, я не знаю сколько прошло времени, сколько бессмысленных тем получилось обсудить с безногим десантником, в небе появился вертолет с красным крестом. Приземлившись прямо на блокпосту он начал принимать первых раненных. Давно опустевшую капельницу у меня отобрали с трудом. Только теперь я поняла, что невольно стала комбатантом – человеком, принимающим участие в боевых действиях. Это, наверное, было нарушением правил журналистской этики, но этот молодой человек будет жить – и черт с ней, с этикой, это наверное, тот самый выбор, о котором говорил Максим, и выбор был сделан.

С воем, как у пилорамы приползли два танка, один из них был весь побит, черен от гари, на нем не было живого места, все навесное оборудование было разбито либо иссечено в друшлаг, танк дымил, двигатель выл, словно просился наружу. Танк остановился, из переднего люка выскочил миниатюрный лысенький мальчишка и с кулаками накинулся на одного из офицеров. Я слышала обрывки фраз: «Вот вам кроватки под линеечку, вот вам беленькие бордюрчики, суки»… смысл этих фраз, а также трехэтажного мата, который, удалось расслышать сквозь шум моторов и лязг гусениц , был мне не понятен.

Танкисты, их легко можно выделить на фоне остальных – все маленькие и чумазые – накинулись на парня, со словами «Жора, оно того не стоит», усмирили, дали в руки какую-то флягу. Офицер, пользуясь сумятицей растворился в толпе.

Народу и техники на блокпосту было очень много, отвлеченная своим безногим подопечным я не заметила, что бой закончился, люди и техника вернулись из этого ада, кто-то ругался, кто-то плакал, кто-то просто молчал. Куда то вдаль, в эпицентр дыма плевалась огнем Зушка, и в промежутках между «плевками» становилось невероятно тихо.

Рядом стоял кто-то и по телефону, перекрикивая вертолет твердил одну и ту же фразу: «два – двести, сорок пять - триста, два – двести, сорок пять - триста»…

 

28. Процесс взросления (3-6 июня 2014)

Всю среду 4 июня 2014 года Элла просидела в добровольном заточении, проведя весь день в компании ноутбука, телефона и бутылки самого дорогого виски, какой удалось добыть в этом тихом прифронтовом городе. И ни играющее всеми красками лето, ни пенье птиц, ни даже пригрозивший все бросить, приехать и «надавать по жопе» Максим, не были в силах оторвать её от работы. С каждым глотком, с каждой написанной строчкой, образы вчерашнего дня отступали, ложились в текст, становились двухмерными как в кино. Еще звучал в ушах отдаленный гром работы артиллерии, визжали моторы танков, слышались стоны и крики раненных, но компьютер, как профессиональный психолог, вытягивал из нее эти воспоминания, а смесь никотина и алкоголя в крови добавляла пальцам экспрессии и страсти – писалось удивительно легко. Да что там, в целом, она просто описывала увиденное, здесь не нужно было додумывать и делать выводы, клавиши нажимались сами, а буквы собирались в текст.

Это потом, спустя несколько дней, у главреда Миши, этот репортаж поднимет из глубин памяти свои воспоминания, это Миша попросит удивленную секретаршу подать ему вместо кофе коньяку, и закроется в кабинете на несколько часов. Это спустя две недели над очередным номером журнала будут рыдать и спорить домохозяйки и почтенные старцы. Это все еще будет. А 4 июня, всю ночь и почти весь день, не зная отдыха, иногда промахиваясь сигаретой мимо пепельницы, тонкие пальцы истязают клавиатуру. А на клавиши периодически капают слезы.

***

5 июня, четверг, наверное четверг. Голова раскалывается, тошнит и в зеркало смотреть страшно, но уж пусть лучше так, чем с этим диким роем мыслей в голове, с этими несчастными пацанами в тельняшках, с этим: «ты похожа на мою невесту», с этим грохотом ЗУшки, с этим запахом дыма и гари. Боже, как же я не завидую то военным, что сейчас творится у них в голове, а ведь там, ничего не закончилось, сквозь сон я слышала сирены скорой помощи, стрекотание вертолетов и даже выстрелы, хотя наверное, это все же был сон, кто его знает. На полу пустая бутылка и переполненная, вонючая пепельница. Нет, Эллочка, дорогая, так нельзя, надо брать себя в руки, надо умыться, принять душ, привести себя в порядок. Надо жить и работать дальше, ты ж военный журналист, кто сказал, что будет легко.

Элла встала с кровати, сдирая непослушными руками футболку, пошатываясь, направилась в ванную комнату, по пути взгляд ее упал на валяющийся кроссовок – он был весь в комочках запекшейся почти коричневой крови. Организм не выдержал такого надругательства, её вывернуло…

…Спустя три часа из дверей гостинницы, вышла молодая женщина. Чеканя шаг, походкой от бедра, привлекая внимание мимо проходящих аборигенов мужского пола, вызывая зависть и даже злобу их спутниц, словно роскошная яхта вдоль угольного причала, она вышла на прогулку. Головная боль прошла, жесткая вода смыла ту пыль с «З-А» и ту необьяснимую боль с души, все было разложено «по полочкам», мысли приведены в порядок, вновь засветило солнце и запели птицы, несмотря ни на что – жизнь продолжается.

Репортаж был написан, перечитан «на свежую голову», признан годным, не было даже грамматических ошибок, и с мысленным напутствием в стиле «мастерство не пропьешь» - отправлен по электронной почте в редакцию. Сегодня Элла решила устроить себе выходной, хотя бы на полдня отвлечься от революции и войны, просто погулять, поесть мороженого, представить себя обычной туристкой в новом, незнакомом и от того очень интересном месте. «Сегодня – я заглядываю за горизонт», - эта фраза, родившись в голове, очень понравилась девушке и должна была стать девизом этого дня.

На самом деле достаточно сложно назвать город Изюм местом привлекательным для иностранного туриста. Прекрасная в прошлом природа, в свое время, уступившая в борьбе с индустриализацией, совершала ныне партизанские вылазки в виде пробивающейся сквозь асфальт травы, местами обшарпанные дома. Асфальт, проложенный лишь по середине улицы, неработающие светофоры – все это нынешняя реальность Донбасса, безнадежно застрявшего в Советском Союзе 80х, со своим особенным шармом.

Элла направилась на базар посмотреть на людей, чего-нибуть перекусить да подслушать местные сплетни. Завтра она собиралась вновь посетить «3-А» и взять наконец-то несколько интервью и комментариев, в том числе и у офицеров. Как именно это будет происходить, и в каком русле будет происходить разговор – ее мало беспокоило, ибо, как говорил местный извозчик Виктор Федорович, тот самый «круглосуточный» - в этой стране, что-либо планировать – это обманывать себя и смешить людей.

***

У рынка мое внимание привлек необычный автомобиль. Сперва, я даже не поняла почему. Стоит себе черная Шкода, таких много и в Киеве, и дома, в Нетании. Рабочая лошадка, как кто-то сказал, Фольксваген для бедных. Но что-то все же привлекло мое внимание. Нет, это был не полный грязной воды правый указатель поворота, нет это была не вмятина в крышке багажника, и даже не трава, почему-то растущая из-под заднего бампера. Я даже остановилась, чтобы рассмотреть эту машину получше, это было как какое-то шестое чувство, как буд-то бы какой-то невидимый сканер увидел бомбу в салоне.

И я поняла, да, это была бомба. Эта бомба взорвала все мировые новости, и многие умы. На салонном зеркале была повязана лента, в цветах украинского флага. Одна часть её была желто синяя, вторая голубая с кольцом из звезд – флаг Евросоюза, лента явно видала виды. И если в том же Киеве, где от флагов рябило в глазах, это не бросалось бы в глаза, то здесь – реально это была единственная «гражданская» машина с украинской символикой и эта, казалось бы, незначительная деталь, делала её «белой вороной» среди себе подобных. Как оказалось, эту «деталь» заметила не только я, местные косились на автомобиль, оглядывались, будто бы ожидая от нее какого-то подвоха, обычная машина, обычного черного цвета, с обычным флажком своей страны…

Базар порадовал разнобоем слов, выражений и мнений. Элла дивилась той ядреной смеси украинского и русского языков, звучащей в торговых рядах. Периодически вспыхивающие перепалки об «ополченцах», то ли защищающих собственные семьи, то ли грабящих все и вся, неизменно сводились к фразе «лишь бы не стреляли». Ничего удивительного, многим людям просто нужен мир и спокойствие, не важно под каким флагом, как минимум это самое простое решение…

Заранее договорившись об очередном трансфере на «З-А» с Федоровичем, собрав и приведя в порядок вещи, зарядив всю аппаратуру и все перепроверив, остаток вечера она прожила в телефоне, а точнее где-то далеко за мембраной динамика. Радиоволны перенесли ее в Киев к единственному дорогому в этой стране человеку и где-то среди нулей и единиц цифрового пространства они были вместе и рядом.

Как всегда - визг тормозов под гостинницей, как всегда - утро, как всегда - слегка помятый Федорович, как всегда машину водит по дороге, позади Изюм, пятница 6 июня. В этот раз все четко и по плану, нет ни спешки, ни даже учащенного сердцебиения, бронежилет с надписью Пресса не давит в бок, в рюкзаке есть вода, бутерброды и запасные аккумуляторы. Эти полчаса вынужденного бездействия, когда все готово и надо просто ждать, самое время для маленького сеанса самокопания.

Элла дивилась своему спокойствию, и анализируя прошедшие месяцы, поймала себя на мысли, что эта чужая война, воспринимается совсем не так как те, «матрасные» выезды в Ливан, с охраной на броневике. Здесь все настоящее и боль, и кровь на кроссовках, здесь едкий дым, и закладывает уши от стрельбы, и это все происходит с тобой, и в любой момент может наступить тишина, смертельная тишина. Работать в одиночку – это не только свобода действий и вольный график. Это еще и опасность, Максим был тысячу раз прав, настоящая – живая, а точнее даже нет, – холодная, стальная, противная опасность, которая везде.

***

Да, подруга, скажи тебе кто-то, что летом ты будешь без страха ехать с каким-то малознакомым мужиком, на раздолбанном тарантасе в зону, где стреляют – ты бы рассмеялась в лицо этому человеку. Кто, я? Да никогда в жизни! А теперь, вот она я, облачилась, как средневековый рыцарь, и бесстрашно еду работать. Азарт? Вкус крови? Бравада? Да нет, не тебя, ли девочка, на днях выворачивало, не ты ли рыдала, прямо над ноутбуком, вновь переживая все эти события, сочиняя очередной репортаж? Ты просто повзрослела, на войне взрослеют быстро…

В тумане этих размышлений мимо промелькнул санитарный БТР с красным крестом, затем на горизонте возник «З-А». Элла набрала гвардейца Вову, тот видимо поджидал её, так как на дорогу вышел человек, и помахал рукой, приветствуя. Она улыбнулась, так улыбаются другу, искренне и по-доброму. Федорович, ухмыльнулся, неизвестно, что он там себе подумал, никого это не волновало и характерный писк тормозных колодок, ознаменовал конец путешествия.

 

29. Блакитна стежа (6 июня 2014)

Утро было на удивление спокойным, Вова «доложил» что у сепаров сегодня видимо, выходной, что обстреляли их всего лишь один раз, пусть и весьма результативно. 4 – 300, это означало что четверых парней зацепило. В ответ на мои округлившиеся глаза он поспешил добавить, что ранения легкие и ребят уже увезли в госпиталь. Видимо, встреченный по дороге сюда, санитарный БТР, как раз осуществлял их эвакуацию. Выходной на войне – понятие весьма шаткое, но я все же надеялась пообщаться с людьми, расспросить их о причинах, почему они здесь, о мотивах, о том, что их ждет дома, каких результатов они хотят добиться, сделать какие-то фотографии. В общем, такое стандартное описание обычного блокпоста, такие себе «военные будни».

Гвардеец был не прочь провести экскурсию, тем более что журналистка «примелькалась» на блоке и все меньше привлекала лишнего внимания, что позволяло значительно свободнее перемещаться, расспрашивать и фотографировать, само собой, соблюдая нехитрые правила. Лица не снимаем, расположение позиций не выдаем, только крупные планы, чтоб нельзя было привязаться на местности, номера техники и гражданских машин ни в коем случае, а так иди куда хочешь, говори с кем хочешь, полная свобода.

Набравшись смелости, Элла попросила Вову познакомить её с «мексиканцами», уж больно колоритные они граждане, это не могло быть не интересно. Тот немного смутился, видимо все же ожидая повышенного внимания к своей персоне, но как бы не подав виду, согласился, и уже спустя какие-то 15 минут, впервые в более-менее сносных условиях - в палатке, журналистка приступила к своему фактически первому с момента появления в зоне АТО нормальному, полновесному интервью.

Олег позывной «Марио» - 31 год, не женат. Доброволец, участник событий на Майдане и после него. В прошлом переводчик, командир страйкбольной команды «Злодеи», как оказалось – все «мексиканцы» - страйкболисты, игравшие до войны в игру, имитировавшую ведение боевых действий, с ранениями, ограниченным боекомплектом, почти все как по-настоящему. В игре, его команда моделировала армию США, что объясняет их «натовский» внешний вид. Не надеясь на государство, ребята прихватили с собой на войну свою форму, рюкзаки и другое снаряжение, лишь начинив пустые чехлы бронежилетов настоящими плитами, да взяв в руки вместо привычных «игрушечных» М4А1 – настоящие АК74. Да, поначалу доброволец мог рассчитывать лишь на оружие и боеприпасы к нему.

- Даже с едой беда, сокрушался Марио, все на волонтерах. Вот мы тут уже неделю торчим, а реально вся еда, что у нас есть – это волонтерская помощь. Государство не дает ничего.

- Совсем ничего?- Я слышала четко, но переспросила на всякий случай, уж слишком дико и безаппеляционно это звучало, государство не кормит армию, или как там её национальную гвардию.

- Совершенно верно, ничего… - был ответ.

На секунду в воздухе повисло молчание, я переваривала сказанное, как полог палатки отодвинули, и какая-то незнакомая физиономия, протиснувшись в образовавшийся просвет с картинным грузинским акцентом вопросила: «Шашлык из баранины будете?»…

На лице Олега на секунду появилась гримаса факира-неудачника, быстро превратившись в добрую улыбку, он пригласил: идемте перекусим…

…Каким – то образом, нарисовался баран, быстро превратившийся в шашлык с шурпой и сказать по правде, я не помню в своей жизни более вкусного и необычного завтрака. Это было сочное, нежное, великолепно приготовленное мясо, особенно приятное на свежем воздухе. Я уплетала за обе щеки и не переставала удивляться этому окружающему меня маленькому миру. В пыли и на солнцепеке, под постоянной угрозой обстрела, в тяжелых бронежилетах и с оружием в руках – эти люди, не теряя чувства юмора, облагораживали и свою вынужденную жизнь здесь, а другие, гражданские, постоянно приезжающие и уезжающие, выгружающие коробки и бутылки с водой, этот маленький мир снабжали. Да, нет святых, и на блокпосту я видела пьяных, и просто неадекватных людей, видела беспечность и расслабленность, но в то же время в одинаковых с виду и похожих на какой - ни будь «отряд Дельта» «мексиканцах» - я видела уверенность и концентрацию. Я упросила их попозировать для нескольких фотографий, образ современного, умного и целеустремленного патриота своей страны – однозначно будет темой отдельного репортажа.

День незаметно уплывал за вторую свою половину. Словно часы с боем, горизонт периодически гремел. Где, куда и по каким целям била невидимая артиллерия, не знал никто, да и в целом не интересовался. Этот своеобразный пофигизм был заразным и достаточно быстро распространялся. Она поймала себя на мысли, что уже не дергается при каждом удаленном разрыве, хотя в «процессе войны» участвует совсем недавно. Как рассказывали ребята, они научились на слух определять, что куда летит, и «твоя» минометная мина всегда звучит особенно.

В бескрайнем, безоблачном, хрустальном голубом небе висел самолет, наверное, там вверху, земные беды кажутся столь далекими и незначительными. Сверху не заметны ямы на дорогах и кривые дома, а земля израненная воронками и шрамами окопов – выглядит аккуратными желто зелеными прямоугольниками.

Самолет хоть и является чужаком в небе, но весьма органичен там. Современного человека не удивить наличием в небе одного-двух одновременно и в нормальных условиях ты не придаешь этому никакого значения, летит себе и летит. В нормальных условиях ты не прислушиваешься к каждому хлопку, будь то игра ветра флагами или хлопанье двери автомобиля. В нормальных условиях восприятие человека расслаблено.

Белая полоса оторвалась от земли, и стремительно росла ввысь, становясь все шире и прозрачней у основания, линия начиналась где-то из города, Элла не сразу поняла что это такое, но услышав отовсюду чуть ли не единогласную, разочарованную и злую матерщину, она поняла, что линия эта не сулит ничего хорошего. Никто не прятался в укрытие, и даже постоянно опекавший и оберегавший журналистку гвардеец Вова, встал, как вкопанный и впился взглядом в небо.

Белая линия начала описывать дугу и все ближе приближалась к самолету, по изменению его очертаний было видно, что тот совершает какой-то маневр, видимо пытаясь уклониться, десятки глаз стремились мысленно помочь стальной птице уйти от столкновения, это было как в замедленном кино, но сталь сильнее взгляда…

Ракета попала в правый двигатель, был отчетливо различим взрыв, и мерное, едва слышимое гудение моторов превратилось в несуразную какофонию. Было видно пламя и заваливающаяся на бок машина сначала медленно, а затем все стремительнее пошла к земле. Визуально самолет был цел, в какой-то момент даже выровнялся, и возникла надежда, что все обойдется. Было слышно как второй мотор надрывался на взлетном режиме и оставалась надежда на хотя бы вынужденную посадку.

На блокпосту поднялся дикий гвалт, мат стоял трехэтажный, кто-то даже начал бессмысленно постреливать в сторону Славянска. Командиры всех рангов похватались за рации и телефоны, многие бойцы, и Элла в их числе, как подсолнухи за солнцем, взглядами «вели» подбитую машину.

В какой-то момент от самолета отделились три точки, превратившиеся через некоторое время в капли парашютов. Кто-то невдалеке громко вздохнул с облегчением, дескать хрен с ним с железом, пилоты живы, на что – кто-то другой грубо парировал: «Там же их целая банда сидит, командир остался и уводит машину от Славянска»…

И таки да, летевший в сторону густонаселенной части города самолет, немного отвернул, уходя со снижением в сторону леса, было ясно, что самолет все еще управляем, пилот на борту и контролирует машину, сердце сжалось с надеждой, но прогремел еще один взрыв, фактически расколов машину надвое, яркое пламя охватило падающие обломки и уже в полном беспорядке, то что осталось от белокрылой машины вскоре рухнуло на землю.

***

Вот так, на моих глазах, погиб человек, пусть это было далеко в небе, и пусть он был мне не знаком, быть может, он был неприятен по жизни, или наоборот – душа компании, но уводя самолет от города, он в секунды стал героем, как минимум для меня…

06.06.2014, Самолет-разведчик АН 30Б 15 бригады транспортной авиации «Блакитна стежа», базировавшейся в аэропорту Борисполь (Киевская область), во время выполнения разведывательного полета был поражен из новейшего ПЗРК 9К333 Верба (Переносной Зенитно Ракетный Комплекс). Командир экипажа подполковник Могилко Константин Викторович, отдав команду покинуть самолет, увел его от жилых кварталов Славянска. В процессе выполнения маневра самолет взорвался в воздухе.

Члены экипажа АН 30Б - майор Каминский С.В., прапорщики Момот М.В. и Потапенко О.В., и капитан Дришлюк П.В. были посмертно удостоены Ордена им. Богдана Хмельницкого ІІІ степени.

Еще три члена экипажа самолета успели спастись, покинув горящую машину с парашютами.

Подполковник Могилко К.В. посмертно удостоен звания Герой Украины…

Писк тормозов. Не как всегда, Элла уселась на заднем сидении. Федорович, понимал, что что-то не так, но не спрашивал ничего, просто поехал, стараясь делать это с максимально возможным комфортом. Нет, она не плакала и не кричала на водителя, она мило улыбалась и её голос не дрожал. Только из салонного зеркала куда-то вперед и сквозь прожигающе пусто и холодно смотрели её зеленые глаза.

 

30. Мобилизация (Март – май 2014)

Еще в марте, в самом начале крымских событий, чуть ли не сразу после заявления Путина об «использовании вооруженных сил РФ на территории других стран», что де-факто означало обьявление войны, в Украине началась частичная мобилизация. Эти половинчатые меры, были вызваны отсутствием главнокомандующего, Президента страны. Исполняющий обязанности, на тот момент это был Валентин Турчинов, чисто юридически имел скромные возможности в отношении управления страной.

И несмотря на серьезный патриотический порыв, когда большое количество мужчин пришло к дверям военкоматов в намерении стать на защиту Родины, больной организм армии был тотально не готов к ведению сколь бы то ни было серьезных боевых действий.

Из списочных почти 50000 человек личного состава вооруженных сил, реально относительно боеготовых людей, поначалу было максимум 6000. Это были плохо экипированные, слабо обученные, немотивированные люди, оснащенные мало того, что устаревшей, но и негодной к эксплуатации технике. Даже 200 километровый марш представлял из себя героическое приключение, с постоянными поломками и задержками.

Последние 20 лет перед тем, что теперь принято называть АТО, армия разворовывалась и распродавалась. Комплектное, исправное имущество и техника, выводились за штат под видом «металлолома», продавалось по самым различным схемам, как за рубеж, так и в частные руки. В 2007-09 годах я дивился, откуда на базаре берутся все эти плащ-палатки, трубки разведчика, малые пехотные лопатки и другая военная требуха в состоянии «в солидоле» - новое, не пользованное, с «СССРовских» складов.

Украине в этом плане очень повезло, выходивший из восточной Германии контингент советских войск все свое имущество оставил на её территории. И к складам, призванным обеспечивать жизнедеятельность миллионной армии, охранявшей западные границы некогда нерушимого СССР, добавились остатки величия Восточногерманской группировки.

Проще говоря, оружия и техники было настолько много, что учитывая бесконтрольное воровство начала 90хх, разоружение и распродажу 2000хх – к 2014 году на складах Министерства Обороны все еще сохранялось несметное количество боеприпасов всех калибров и мастей, оружия, танков и БТРов.

Другой вопрос, что техника была в ужасном состоянии, все что оттуда было можно украсть – было украдено, о ключах и домкратах, комплектах запасных частей, банальных тросах для буксировки – можно было только мечтать. На протяжении многих лет была общепринятой практика, когда машины «в консервации» становились донорами запчастей для используемых, и в итоге, то что «по документам» представляло из себя великолепный грузовик с минимальным пробегом – в реальности было живым трупом на колесах в лучшем случае способным завестись и сделать круг по територии парка.

Еще более серьезными были проблемы с вещевым обеспечением. Ведь чтобы красить заборы и создавать видимость службы – совсем необязательно, чтобы бушлат был прочен и подходил по размеру. А сам факт того, что солдату в окопе часто нужно 2 а то и 4 комплекта формы на год, плюс какое-то белье, пару шапок, рукавицы и носки, какой-то рюкзак – для служб тыла был откровением. Зато рынки и барахолки ломились от обилия не ношенных армейских вещей, охотники и рыбаки все как один носили армейский камуфляж, а должность каптерщик или завсклада – имела вес чуть ли не больший, чем командир подразделения.

Питание – отдельная эпопея. В мирное время, когда все воинство делает вид, что охраняет спокойствие страны – значительно интереснее (выгоднее, для некоторых лиц) когда военная часть, заключает договор с гражданским предприятием на питание личного состава. Всем удобно – денежка пилится, солдатики кушают. Какая – нибудь столовая вполне успешно справлялась с кормлением недалеко расположенной военной части, часто было вкусно и питательно, само собой подворовывались продукты, но в целом, система работала. Весь уклад рухнул, лишь только подразделению поступил приказ выдвинуться в другую часть страны. Ведь вся гражданская кухня оставалась на месте, а вывозить пищу – даже на 100 километров, это уже банально невыгодно.

Еще одной большой проблемой было то, что юридически были не урегулированы взаимоотношения военный-гражданский. Формально не было введено военного положения и любое применение оружия, любой инцидент с военными – был в компетенции милиции. Доходило до абсурда, когда на факт обстрела какого-то подразделения из реактивной системы залпового огня (РСЗО) ГРАД – открывалось уголовное дело. В том же Крыму многие корабли были сданы без боя, а не затоплены – лишь по причине того, что за повреждение военного имущества командиру опять же грозило бы уголовное дело.

Это привело к тому, что любая мало мальски организованная толпа могла заблокировать движение военной колонны, чуть ли не отобрать оружие и технику, а доблестные военные могли лишь как послушный скот – безучастно наблюдать за тем, как их пусть и сомнительную, но все же честь мундира, втаптывает в грязь, какое-то безликое быдло.

Но самым главной проблемой в этом всем было конечно-же отсутствие мотивации. И если с Крымской ситуацией еще можно спорить, стоило или нет, оказывать какое-то сопротивление, была ли угроза полномасштабного вторжения или нет. То уже в восточной кампании – банальная неспособность к принятию сколь бы то ни было важных решений стоила утраченной техники и позиций в начале противостояний, и жизней настоящих живых людей уже летом. Часто, вместо какой-либо реакции на телодвижения противника следовала набившая оскомину, ставшая притчей во языцех пространная и не всегда уместная команда «спостерігайте» (ведите наблюдение). Это слово неоднократно слышал каждый участник АТО, часто это слово было синонимом несостоятельности и полной импотенции командования.

Да и какой эффективности можно ожидать от старших офицеров, «доживающих до пенсии», уничтоженных алкоголем и отсутствием перспектив майоров, сводящих концы с концами, лишь воруя остатки былого величия капитанов, и не нашедших себя в нормальной жизни, вернувшихся в армию на нищенскую зарплату, в надежде подкалымить на миротворческой миссии, контрактников.

Факт мобилизации и войны серьезно изменил ситуацию. На самом деле, при всей поднятой вокруг добровольческих батальонов шумихе, количество людей, добровольно изьявивших желание повоевать оказалось не таким уж повальным. На трехмиллионный Киев насобиралось аж 2000 добровольцев, больше половины из которых не проходили по здоровью или иным причинам.

Сколько людей добровольно вступили в Вооруженные Силы – сложно сказать, ведь тонка та грань между пришел в военкомат сам и добровольно явился по повестке. Спустя полтора года, я буду называть себя добровольцем, ведь мог откосить, хотя фактически меня призвали.

Мобилизация привнесла в армию свежую кровь. Это было конечно, то еще вливание. Наряду с инертными, ведомыми, не всегда здоровыми, откровенно бестолковыми людьми, которых собирали по городам и селам с милицией, армия пополнилась молодыми, энергичными, знающими толк в эффективной работе молодыми мужчинами. Эти предприниматели, экономисты, просто чесные работяги, привыкшие вкалывать сутра до ночи, были готовые работать на благо страны, пусть и с оружием в руках. По правде говоря – всем своим достижениям ВСУ обязаны именно таким людям, покупавшим снаряжение за свой счет, самостоятельно тренировавшимся, налаживавшим связь и необходимые контакты.

Как всегда - все изрядно портило командование, до сих пор жившее в Советском Союзе, привыкшее обращаться с людьми как со скотом, сливающее информацию, занявшее все «теплые места», и своими тушами, мешающее занять настоящим, толковым командирам такие важные в момент всеобщей неразберихи и сумятицы командные должности.

Да, не все было так плохо, были фанаты своего дела, мастера и самородки, квалифицированные и инициативные, и возможно лишь благодаря им все не рухнуло окончательно, но увы, общее состояние вооруженных сил начала весны 2014 года было удручающим и более позорной страницы своей истории они еще не знали. И тогда, лишь на героизме, волонтерской помощи, еще не распроданных советских запасах и крови своих воинов, вооруженные силы начали свой трудный, тернистый и кровавый путь к выздоровлению.

Да, не ездящий автомобиль, значительно более приятен проверяющему – если на нем есть все бирочки и белые кантики, да паркетному офицеру приятно, когда кровати стоят под линеечку и да, эго сержанта радуется, когда срочник спрашивает у того разрешения зайти в курилку. В условиях, когда от вооруженных сил потребовалась – эффективность, а не красивый внешний вид, бестолковые традиции и служба ради службы - весь этот дешевый лоск, как окаменелая кожа начал опадать.

Життями нації дітей платим за міць своїх ідей.

 

31. Равнодушие (Июнь 2014)

Элла устала от смерти. Это наверное, звучит глупо, но последние её визиты на «З-А» не добавляли жизнерадостности. И пусть она почти не видела трупов, не чувствовала влажный их запах, не смотрела в глаза семьям погибших и не посещала похорон молодых, красивых ребят, её все это изрядно вымотало.

Она сидела на подоконнике и смотрела на заходящее солнце, какое-то время мерещился этот самолет. Это чувство, когда вот так прямо на твоих глазах, не в кино, не по телевизору, а вживую, тихо и буднично гибнут люди, навевает на какие-то философско-дикие мысли, о бытие, войне и мире, любви и смерти, нормальные люди пьют или плачут, но Элла почему-то улыбалась. Ей хотелось заморозить этот момент спокойного одиночества, наедине с умирающим солнцем – остановись мгновенье, ты прекрасно…

…Но так не бывает – красный диск утонул за щербатым горизонтом. Там далеко, в темноте горизонт изредка озарялся вспышками, и было понятно, что это не гроза. Звуки были не слышны, тишина стояла мертвая, как будто кто-то выключил звук. Спать не хотелось, не хотелось курить или выпить, была лишь печаль об ушедшем солнце. Иногда нужно побыть одной, даже не в одиночестве, отключиться от себя – побыть нулем, пустым местом без времени и пространства, пола и облика, просто ничем и никем, ни о чем не думать и просто смотреть вдаль. Тот великан, что выключил звуки природы, так же легко потушил свет, и безмятежное пение птиц, встречавших новый солнечный день. Элла встретила его все так-же, сидя на подоконнике. Ночь коротка и неизвестно, сомкнула ли она глаза в этот короткий промежуток тишины и темноты, но лишь первые лучи коснулись подоконника, наваждение как рукой сняло, и самостоятельная и уверенная в себе женщина, встала с подоконника и грохнулась на пол.

Смеясь собственной безалаберности, со стоном, она качалась по полу, отсиженные за ночь ноги пресквернейше кололись и не желали ходить. Как стакан холодной воды в лицо, этот эпизод внес окончательную ясность в моментально пробудившийся мозг, и тут же, словно кто-то шепнул на ухо: «Раз на маршрутке, можно поехать в осажденный Славянск, то почему бы не посетить так называемую столицу сепаратизма – город миллионник Донецк, тем более, говорят, там очень красиво».

Ноги еще не отпустило, а Элла уже смотрела в интернете расписание автобусов Изюм – Донецк, при всех прочих, АТО и вообще загадочной ситуации – таковые присутствовали, и оказалось не такой уж проблемой на этот автобус сесть. В Донецке работают отели, есть интернет и вообще всплывают яркие параллели с киевским майданом, где-то – что-то происходит, а город живет себе своей отдельной жизнью. Зеркальная ситуация, если бы только не оружие, все таки на майдане, в Киеве, как минимум в объективы телекамер оно не попадало.

Рано делать выводы, надо ехать и смотреть – в её голове проснулся нездоровый азарт, наплетя по телефону Максиму что-то про «очередную поездку на З-А», заговорив ему зубы всякими «скучаю, скоро приеду», задав кучу бессмысленных вопросов о погоде, ситуации в Киеве и абстрагировавшись в разговоре от войны в принципе, услышав традиционные наставления о безопасности и коронное «здесь тебе не Ливан», Эллочка побежала на рынок за дамской сумочкой. Предстоял выход в какую-никакую цивилизацию, и вид нужно иметь подобающий.

 

 

***

Если честно, я боялась, причем боялась не столько ехать в Донецк, не блокпостов и каких-то досмотров, я боялась, что Максим узнает. Второго скандала, а он точно бы случился, узнай он об этом моем, в общем-то авантюрном мероприятии, я не переживу. Точнее я то переживу, хотя кто знает… Но этот мой мужчина-кремень, точно бросит все, сядет в машину, прилетит сюда, остановит автобус, и как обещал, надает по жопе, привселюдно. Или, быть может, сухо попрощается и пожелает удачи? Что еще хуже. Это был первый раз, когда я ему солгала, это гадкое чувство, когда ты врешь любимому человеку, это противно, я гнала от себя эти мысли, сегодня я журналист, все личное – прочь.

В этих противоречивых мыслях, она купила более менее сносную сумочку, оперативно забежала в отель, перегрузила все те вещи, которые обычно в сумочках дамских водятся, и спустя некоторое время была на автобусной станции.

Она даже не удивилась столпотворению людей на остановке, и про себя констатировала, что видимо в этой стране всем на все плевать, в Киеве нормальным ходом было наблюдать побоище на Грушевского – сидя в кафе, попивая кофе, из Харькова кататься на маршрутке сквозь боевые действия в Славянск, нормально было не кормить своих же воинов добровольцев, посылать войска в наступление, не организовав даже полевого госпиталя.

Ребята, да вы заслуживаете такой жизни…Эта мысль раскаленным железом обожгла мозг, до чего она была проста и очевидна, но я тут же остыла, хотя нет, рядом с этой «железной кочергой» возник образ Максима, ведь он тогда мог просто пройти мимо… Это было как в калейдоскопе, вслед за Максимом вспомнился гвардеец Вова, накрывавший меня, в общем-то совсем незнакомую, пусть и понравившуюся ему женщину, своим телом. И еще, как скоростной поезд, пронеслись фотографии тех молодых парней на Институтской. Нет, не всем плевать. Ведь нашлись люди, которые пришли, приехал издалека в Киев, «на революцию», нашлись люди, которые так трудно заработанные деньги жертвуют на питание и снаряжение этих бойцов. Есть люди, отдавшие самое дорогое, свою жизнь, за эту эфемерную свободу, быть может за возможность жить в стране, где не всем плевать, пусть не для себя, для детей. Ведь у нас в Израиле, все начиналось так же.

Поток мыслей прервал хлесткий шлепок по заднице. Элла опешила, от такого поворота событий и медленно обернулась, на нее улыбаясь смотрели две наглые рожи.

- Вам чего? - стараясь говорить максимально холодно и безразлично, вопросила она.

- Та ничего, девушка, а вам чего, познакомиться хотите?- слегка сипловатым голосом сказала правая рожа. Я Санек, а это Петруха – вторая рожа многозначительно кивнула.

Люди, которых совсем не хотелось называть мужчинами, выглядели как двое из ларца: одинаковые мешковатые джинсы, серо-черного цвета, турецкие ветровки «в стиле adidas» с полосками, аляповатые кепки на бритых головах, какие-то татуированные точки на кистях рук, у Петрухи еще татуированный перстень, а Санек был обладателем барсетки. Выглядело это в одночасье смешно и отвратительно.

- Нет,- твердо ответила Элла.

От этих двух ребят, совсем не веяло дружелюбием и теплом, и в связи с тем, что тут уж точно никакой Максим с арматурой не появится, она решила отойти от них, как говорится – от греха подальше, тем более что подкатил автобус и людская масса начала потихоньку перемещаться внутрь стальной коробки.

- Носит же земля придурков, - подумала я, усаживаясь в кресло, и поди догадайся, что у них на уме. Что ж – хотела приключений экстремальных, вот они, прямо со старта. С самокритикой и сарказмом у меня вседа было все в порядке. Даже в Ливане таких нет.

Как на зло, эти двое уселись прямо перед ней. Тот, который Санек – всунул свою барсетку в пространство между кресел. Элла благодарила провидение, что сиденья расположены не лицом к лицу и уповала на то, что эти двое не заметят её присутствия прямо за своими сутулыми спинами. Автобус, оставляя за собой черный дым тронулся.

***

Даже не смотря на этот унизительный инцидент, я была в бодром расположении духа. Понаблюдав какое-то время за этими попутчиками и найдя их в целом неопасными, я открыла в телефоне новостийный сайт, и углубилась в чтение. Двигатель мерно тарахтел, соседи болтали кто о чем, казалось автобус едет себе по мирной земле и факт каких-то боевых действий, ведущихся в округе, беспокоит меня одну. Что ж люди, так и напишем…

Интернет был значительно более увлекательным, чем окружающая действительность. Там разворачивались нешуточные баталии, причем каждая из сторон (я как журналист читала новости с обоих сторон противостояния) заявляли о громких победах, сотнях погибших врагов и их же несусветных зверствах. Пропаганда, ох уж эта пропаганда, если в неё верить, то, грубо говоря половину населения Донбасса убили, а другую изнасиловали. Я, конечно, тоже бывает, люблю напустить драматизма, но не в таких же масштабах, это же люди живые, а не оловянные солдатики.

 

32. Визитка Яроша (Июнь 2014)

Весьма интересной была заметка, достаточно древняя, от 20 апреля. Тогда где-то возле Славянска, случилась занимательная перестрелка. Суть была в том, что в перестрелке погибли в общей сложности 5 человек, полностью сгорело два автомобиля, на которых приехали люди завязавшие эту перестрелку, но на месте происшествия были найдены доллары, прибор ночного видения, пулемет времен Второй Мировой Войны и, внимание, визитка Яроша, «провидныка» Правого Сектора. Я иногда крашусь в блондинку и ничерта не понимаю в автомобилях, но даже мне понятно, что если дотла сгорает машина, то визитка в ней не может никак сохраниться, телеканал же Life News – утверждал обратное.

Эта ситуация породила уйму карикатур в интернете и буквально за сутки стала интернет-мемом. Красно черный кусок бумаги с надписью Дмитро Ярош разрушал города, сбивал самолеты, был причиной краха Трои и целью визита астронавтов на Луну. Поддельные визитки Яроша даже начали продавать на интернет аукционах. Прочитав последнее, я расплылась в улыбке, у меня была, не такая как на фото, но подобная, её мне вручил Артем в Украинском Доме, еще тогда, в феврале, во время первой командировки, и эта прекрасная бумаженция лежала у меня в сумочке.

Вот у меня уже есть кусочек истории – первой мыслью был щенячий восторг, от обладания столь «сильной» и модной вещью, который моментально испарился, лишь я вспомнила куда – и с какой целью еду.

По спине пробежался холодок и даже вспотел затылок. Набирая скорость в голове побежали мысли и образы. Сто процентов, при въезде на территорию сепаратистов будет блокпост. Такой же точно, как «З – А», такой же точно, как десятки других. И что будет на посту - очевидно, там будет досмотр, возможно даже с обыском и вероятно, вкупе с моим израильским паспортом эта визитка может мне вылезти боком. И если, в целом – паспорт как таковой, нельзя назвать вещью опасной, никто не говорил о запрете въезда граждан Израиля, ни в Украину, ни в ДНР, то визитка – явно указывала на контакты с Правым Сектором, а этих ребят тут почему-то не любят.

Элла зачем-то огляделась по сторонам – сосед у прохода посапывая спал, задняя площадка, перекрикивая шум мотора, выразительно жестикулировала и обсуждала что-то. По губам периодически читались известные фамилии и было понятно, что спорят люди, конечно же о политике. И правда, о чем еще спорить, не о жизни же на марсе, право. Люди обсуждают окружающую их ситуацию, это тяга к информации, желание понять и разобраться, или хотя бы утвердиться в правоте своих взглядов.

***

Правота – это незримое и эфимерное понятие, есть частью уверенности в своем деле – своих силах. Ведь быть уверенным в том, что ты делаешь – жизненно необходимо, иначе смысл стараться. Еще в марте, я долго думала над словами Максима, о его страхе, страхе – не быть убитым, не сесть в тюрьму, но страхе –оказаться неправым, страхе совершить ошибку. И вот прямо сейчас, на пути в Донецк с визиткой Правого Сектора в сумке, моя уверенность в правильности моих действий – сильно пошатнулась.

Элла уперлась взглядом в спинку сидения переднего ряда, судорожно размышляя о том, как бы незаметно избавиться от злосчастной визитки. Так часто бывает, что по непонятной причине, слух выхватывает из общего гула какой-то диалог и ты его невольно подслушиваешь, сбиваясь со своих мыслей. В данном случае, думать мешали старые знакомые – Санек и Петруха, достаточно громко обсуждавших планы свои о вступлении в Народное Ополчение Донбасса.

***

Слышно было конечно же не все, плюс периодически звучали слова которые вносили некий диссонанс в разговор, делая его малопонятным, ну вот скажите как можно понять фразу: «взял лопатник из скулы с росписью», или например «она мне луну крутила, да двинула от фонаря». Из того что удалось разобрать, стало примерно ясно, что в связи с отсутствием нормальной работы, эти ребята желают примкнуть к сепаратистам, получить оружие, и заработать денег. Вскользь мелькали клише из телевизора про всяких там карателей из Львова, распятых на заборе милиционерах. Но как-то фальшиво это звучало. Казалось ребята, не очень то сами верят в эти свои рассказы, чуть ли не наизусть, слово в слово – зачитывая всю ту ересь, коей пестрили теперь, такие профессиональные и технически качественные российские каналы.

Само-собой муссировалась тема «американцев» и, почему-то, поляков на блокпостах. Вскользь звучали слова о каких-то немецких наемниках на немецких же танках. Но все это меркло, перед возможностью так, задаром и легко получить оружие. Оружие манило этих людей и было их целью. Быть может я мало понимаю в этой украинской заварухе, но в людях я все же разбираюсь, и слово «ствол» звучало совсем не так, не с теми эмоциями, не с той интонацией, даже в их, непонятной, с грубым глухим «г», с длинным «шо», речи – это отчетливо было слышно. Это была какая-то адова смесь украинского и русского. Это было слышно даже сквозь гудение мотора, даже сквозь скрипение пола, это было слышно.

В какой-то момент в барсетке, вставленной между сиденьями – заиграла музыка, мобильный телефон пел мужским голосом что-то про какой то «централ и северный ветер». То ли Петруха, то ли Санек, уж не вышло мне четко запомнить кто из них кто, не оборачиваясь расстегнул барсетку, и достал мобильник.

Суть разговора подслушать не удалось, да и куда-то уплыла эта невидимая волна, слух поймал сопение соседа слева и никак не хотел перестраиваться обратно. Это было как напоминание о том, что слушать, о чем говорят местные – это хорошо, но лучше это делать все же без визитки Правого Сектора в сумочке.

Элла напрягла мозг, пытаясь просчитать варианты: просто сбросить на пол, а если найдут? А если сдаст сосед сзади? А если… Вариант казался рисковым. Она осмотрела пространство вокруг себя в надежде найти какую ни будь щель, куда бы можно было бы засунуть злосчастную бумажку, но как назло, ничего подходящего не было - автобус был целостен и неделим, как по закону подлости.

***

Обдумывая вариант спрятать визитку «на себе», я нашла его весьма неплохим, и уж было потянулась расстегивать пуговицу на джинсах, но автобус тряхнуло на стыке асфальта и мой мирно спящий сосед проснулся, он спросонья посмотрел на меня, сквозь меня в окно, в другую сторону, уселся поудобнее и судя по всему больше спать не планировал. Ситуация усложнилась, тем более, что, мы подъехали к блокпосту ДНР и автобус замедлив ход, плавно подкатывался к бетонным блокам, лежащим поперек дороги. Вот уже различимы георгиевские ленты, повязанные на вооруженных людях, видимо осуществляющих досмотр и контроль.

Сердце учащенно забилось, оставался один вариант – съесть визитку, это конечно противно и негигиенично, но лучше, наверное сидеть на унитазе в Донецке, или даже на корточках в чистом поле, чем в подвале у этих людей. Я морально подготовилась, успокоилась, насколько это было возможно, в очередной раз прокляла себя за такую неосторожность, но тут взгляд упал на пространство между сидений.

То ли Санек, то ли Петруха – закончив разговор, небрежно бросил мобильник в барсетку и не полностью закрыл её. Ощетинившаяся зубцами молнии темная щель манила покруче любого магнита, решение созрело моментально.

- Извините, а который час, - повернувшись в пол оборота, нарочито толкая бедром, улыбаясь как можно кокетливее и заглядывая прямо в глаза, Элла обратилась к соседу. Тот, не имея наручных часов, полез за мобильником в карман, и на секунду отвернулся. Этой секунды было достаточно – легким словно взмах крыла, движением руки, красночерная визитка, отправилась в зев все так же засунутой между спинками сидений барсетки.

Который на самом деле час было уже не важно, словно тяжелая бетонная плита упала с души, и пусть вся спина была в холодном поту, жить Элле Шпильман в этот момент стало значительно легче. Уже без напускной приветливости поблагодарив соседа, она отвернулась к окну, автобус остановился и внутрь вошли вооруженные люди…

***

…И да все было именно так, как она нарисовала себе в воображении, достаточно учтиво и без хамства, но подчеркнуто твердо и дотошно, люди с георгиевскими лентами заглянули в каждую сумку, каждый баул и придирчиво проверили документы. Мой израильский паспорт, слава богам, не вызвал такой реакции, как несколькими днями ранее на блокпосту Национальной Гвардии, быть может потому, что и паспорт предъявила я в открытом виде, и мой внешний вид был значительно презентабельнее, чем тогда. Все прошло успешно, все таки красота – страшная сила.

…А Санька с Петрухой забрали, как-то тихо и без сопротивления, под равнодушное молчание остальных пассажиров, под дулом автомата. Я даже не смотрела куда их повели, мне не хотелось думать об их дальнейшей судьбе, мне было плевать, если честно.

Автобус приближался к Донецку, Элла наслаждалась пейзажем, понимая, что сама того не желая, противясь этой мысли, прячась за напускным спокойствием и безразличием, она уже давно сделала свой выбор.

Тот самый выбор о котором говорил Максим.

 

 

33. Донецк (Июнь 2014)

Большой город встречал иностранку широкими чистыми улицами, витринами магазинов и работающим по графику общественным транспортом. На дворе было лето 2014, еще был цел и относительно невредим аэропорт, но уже не работал супермаркет Метро. Тогда казалось, что война, или АТО, или просто заваруха в Славянске – это где-то далеко и почти неправда. В город ходили поезда и маршрутки, летали самолеты. Изредка гуляющие по городу люди с автоматами и георгиевскими лентами, воспринимались, скорее как экзотика.

Да, пропадали люди, да потихоньку и не спеша, почти незаметно – магазины и автосалоны пустели, а недвижимость меняла своих хозяев. Да, в центре на площади собирались митинги из, в основном, пенсионеров, которые что-то там кричали о почившем в бозе СССР и махали красными флагами. Это воспринималось как фарс и почти никого не волновало.

Да, происходили стычки, с жестокими драками и даже убийствами, да это было. Но это было как-то далеко и вроде бы, совсем не здесь. Большой город имеет свои законы. Город живет, рождается и умирает, как Киев зимой, а вокруг ничего, всем как бы плевать. Здесь все то же самое, только шиворот навыворот, война, АТО или как хотите это называйте, вот она рядом, вот она за забором, вот она летит над головой и падает неподалеку. Война рядом, но пока что, еще не у тебя дома.

Элла шла, не разбирая дороги, все было чужим, нарядно интересным и мирным. В очередной раз эта загадочная «украинская революция плюс уже война» повергала в некоторый ступор. Она не была в Киеве во времена Майдана, но вспоминая рассказы Максима о тех временах – казалось, что все точно так же, оживленное движение, живые магазины, люди, спешащие по своим делам, лишь только прекрасное, жаркое лето, отличало «тогда» от «сейчас», и да, люди не строили баррикад из снега. Не работали усердно лопатами престарелые доценты в очках и не тягали мешки со снегом, проклиная весь мир и ломая каблуки на льду, светские львицы в норковых шубах. Хотя нет, все это было на самом Майдане Независимости, а за ее пределами все было так же, так же точно, никак, только сейчас лето.

Лето шуршало автомобильными шинами по идеально чистым улицам, задирало случайными порывами ветра юбки, лето жило в цветах и клумбах, блестело в громаде Донбасс Арены, отражалось облаками в идеально вымытых витринах. Огромный город миллионник, а точнее целая агломерация – сросшиеся как сиамские близнецы, города и населенные пункты, жила своей отдельной от войны жизнью, погруженная в свои большие и мелкие дела. За блеском центра города были почти не видны терриконы шахт и уж тем более, стандартные для любого мегаполиса городские трущобы. Центр кипел, бурлил делами и заботами, вдалеке ото всего. И все бы ничего, но не хватало какой-то детали, последнего штриха, завершающего прекрасную летнюю картину, так разительно отличавшегося от окружающей действительности города – Элла не видела украинских флагов. Здесь не было сине-желтых полотнищ, которые, не мозоля глаз, но в то же время, везде и всегда изящно вписывались в урбанистический пейзаж любого украинского города. Этот город уже был не украинский.

Этот город был удивительным сочетанием современного хай-тека с советской архитектурой 70-х, под палящим солнцем в небольшом заторе плавились на солнце дорогие иномарки, а на это великолепие с высоты своего пьедестала взирал, одетый в словно развивающийся на ветру плащ, памятник Ленину. Да, это было удивительно – палящее солнце, порывистый ветер и Ленин в плаще.

Закованная в камень набережная реки Кальмиус, была тиха и спокойна, от реки тянуло прохладой, Элла спустилась к воде. На горизонте виднелся разноцветный дым, большие клубы дыма, на фоне голубого неба, были непривычны в текущей военной обстановке. Она отвыкла видеть дымящие трубы в этих краях. Скорее наоборот, были более привычны промышленные объекты, разрушенные, не столько от боевых действий, сколько от старости, воровства и наплевательского отношения. Здесь, сколько хватало глаз, все было иначе.

***

Я постоянно пыталась провести параллели между зимним Киевом и летним Донецком, ведь эти два города фактически находятся в похожем состоянии. Да, в центре страны, произошла революция, народ выступил против власти и милиции, отчаянно сражался, понес потери и победил. Да была мощная информационная поддержка, сотни людей, кто как мог – выражал свою поддержку идеалам революции, по хитрому замыслу, аль по случайности, избравшей своим символом украинский государственный флаг.

Даже сейчас, в начале лета, когда от революции остался лишь рубец в виде того бардака, что сейчас находится на Майдане Независимости, на многих машинах, домах, женских сумочках и просто на заборах, до сих пор остался символ – флаг, или его изображение. Но здесь, в этом современном, промышленном городе, который, пускай сражается за свою, какую-то особую и мне сейчас непонятную, но от того не потерявшую уважение независимость, почему здесь я не вижу того засилья пусть георгиевских лент и флагов ДНР. Складывается ощущение, что город живет отдельной от всего остального действа жизнью и выжидает. Я удивилась, пришедшей в голову мысли, выжидает – кто же победит, возьмет верх.

Элла закурила, сидя на корточках у реки, было тихо и волшебно, отдаленный шум машин был почти не слышен, не мешал слышать пение редких птиц и всплески воды. Дым, наполнял легкие, насыщал их никотином и плотной синевой выходил наружу, она курила всю свою сознательную жизнь и никогда не задумывалась о вреде своей привычки.

***

- Пока хочется и можется курить, я буду это делать, это то небольшое, личное счастье, которое я могу позволить себе в любой момент, независимо от настроения, состояния и менструального цикла.

С этими мыслями, она выбросила наполовину выкуренную сигарету, даже у воды, даже в относительном комфорте и спокойствии, даже медленно и без спешки, докуривать – не хотелось, только сейчас она поняла, что воздух все же не тот. Промышленный край, дышащий сотнями труб, красящий небо в десятки разных цветов, медленно оседал в её легких. Казалось, словно из невидимого кувшина, кто-то сильный и неумолимый, наливает легкие водой, особо не спрашивая, зачем нужна эта жидкость.

Задумавшись о экологии, Элла почему-то вспомнила чистейший воздух, позволявший дышать полной грудью и радоваться этому там – на «З-А», там где она могла и хотела курить одну за другой, а голова кружилась не то от дыма, не то от кислорода. В этот момент, ей стало почему-то очень одиноко, ей захотелось не на «3-А», не в Изюм и даже не домой в Израиль. Ей захотелось куда ни будь поближе к одному - единственному человеку, в объятия, а лучше «под крылышко», ей захотелось к Максиму. Она даже достала телефон, чтобы позвонить, благо украинский оператор Киевстар работал в Донецке превосходно, но спрятала телефон, лишь только найдя нужный контакт в телефонной книге.

***

Я с другой стороны противостояния, а вдруг, неизвестно как, он узнает об этом, он точно узнает и что дальше? Он задаст какие-то вопросы, а я не смогу ответить, а если просто попрощается и положит трубку? Нет, он не положит трубку, он придумает себе какой ни будь ужас, прыгнет в машину и приедет сюда, но не доедет. Я живо представила, как его, моего дорогого и единственного, обыскивают на блокпосту страшные дядьки с оружием, и уводят, нет, не надо…

…Солнце пряталось за террикон, и уже в приличном отеле, расположившись по своему обыкновению на подоконнике и увлеченно рассматривая закат, Элла думала о том, что же она напишет об этой поездке? То, что рассказывал ей таксист, привезший её в гостиницу, о распятых мальчиках и американских наемниках на блокпостах, или то, о чем говорили бабушки на автобусной остановке, возле которой она ловила такси – о том, что придет страшная Национальная Гвардия и сожжет город, об однополых браках из Евросоюза, или о дотационных производствах, все так же, не взирая на пусть и маленькую, но войну, работающих на благо своих хозяев, заседающих в Киеве? Или быть может о людях, которым лень разбираться в ситуации, а проще ходить на заводы и в шахты, убиваясь за нищенскую зарплату, и верить телевизору, живя воспоминаниями об СССР, в котором водка была по 3.62, не было секса и терроризма, но была холодная война и Афганистан?

Почему-то болела голова, и написав Максиму нечто в стиле: «мася, скучаю, устала, спокойной ночи», она впервые за много дней, просто выключилась из мира, и полностью, без снов и мыслей упала в объятия Морфея…

…Автобус мерно тарахтел в сторону Украины. Это как-то глупо звучало, ехать из Донецка в Украину, но уже тогда, в середине лета – это было именно так. При нарочитой сине-желтости пейзажей – на северо-западе от «З-А» в обратную сторону все было иначе. И что примечательно, несмотря на то, что это чужая страна, чужие люди и судьбы, возвращению назад Элла была рада. Она уже не питала иллюзий по поводу своей беспристрастности в этом противостоянии, с официальной постмайдановской Украиной её связывало нечто большее, нежели симпатия, и все, что она могла сделать, чтобы не скатиться в банальную пропаганду или как тут принято говорить - вышивату, это быть просто честной, перед собой и своими читателями. Это на данный момент был максимум.

За окном медленно, плавно сменяясь, плыли поля и заводы. Нет, на самом деле, все не так, как представляют многие, Донбасс – это не одна сплошная шахта и не один огромный завод. Огромные поля, как моря простираются от горизонта до горизонта, и лишь как острова, как маяки, то тут то там видны заводские трубы, вычурные рукотворные горы – терриконы, какие-то краны. Все настолько органично уживалось с бегущим за окном летом, что засмотревшись на пейзажи, в сладкой неге, отрешенной безмятежности – путь назад показался значительно короче. Она не слушала разговоры в салоне, ей было плевать на новости в интернете и даже состояние дорожного покрытия не играло роли. Как-то легко и непринужденно, были пройдены все блокпосты, лишь проезжая знакомый «З-А» Элла глазами искала Вову, ей почему-то хотелось увидеть, просто увидеть его живого, не более. Но в поле зрения тот не появился и после беглого досмотра, пыхнув вбок черным дизельным выхлопом автобус пошел на Изюм.

 

34. Романтический период войны (Май-июнь 2014)

Я взяла отпуск, вернувшись в Киев. Это великолепное, так давно забытое чувство, когда тебя уставшую и помятую, на вокзале с цветами встречает мужчина. Быть может, это красота в глазах смотрящего, но эти украинцы – они какие-то неисправимые романтики, у них – что революция, что война, несмотря на свою глупость и кровавость обрела какой-то романтический ореол. Я пересмотрела немало видеороликов, картинок и зарисовок, музыкальных клипов – даже, традиционно аполитичные рокеры, в Украине были какими-то неправильными и многие из звезд шоу бизнеса засветились, высказывая в песнях и музыке свою позицию. Да что там далеко ходить, гимн Украины в роковой обработке ох харьковского мультиинструменталиста Никиты Рубченко, был рингтоном на моем телефоне.

Максим встречал меня цветами, как триумфаторшу, и пусть это нельзя было назвать победой, и пускай, я это знала, предстоит возвращаться, а может быть и не раз. Но те очередные несколько страниц, что уже шли в печать, наверное, стоили мне нескольких седых волос и пары лет жизни. Да, я заслужила эти цветы даже не потому что я журналист, я женщина…

В то время как «З-А» подвергался ежедневным обстрелам, в то время как неизвестные люди с оружием насаждали свою власть, жестоко устраняя неугодных, в городах Донбасса, как по крупицам собирая снаряжение и автомобили, правдами и неправдами выдвигались на фронт первые полулегальные добровольческие образования, когда уже начались бои за Донецкий и Луганский аэропорты, пока поднимала голову окаменелая армия, скромный человек в гражданском, на своей машине, часто собирая деньги через facebook и по знакомым, уже снабжал всем необходимым, еще неживое, криворукое и костномозгое украинское войско.

Звонил гвардеец Вова – рассказывал трагикомичную историю о том, как к ним на блокпост из глубины нашей территории приходила женщина. Странная такая женщина с пустым взглядом и иконой в руках. Она усердно предлагала военным и милиции – забрать её органы: «Разрежьте меня на органы, убейте меня, только не стреляйте в детей», - молила она. Это было весьма дикое, трагикомическое ощущение. Ведь миф о том, что Национальная Гвардия похищает людей в качестве доноров органов, был раздут российскими СМИ весьма топорно. И ни в Донецке, ни в Харькове, ни в Изюме, ни в маршрутках, эти города сообщающих, ни среди вездесущих бабушек эта очередная глупость не прижилась.

А насчет стрельбы в детей, тут сложно что-то говорить, но «З-А» отвечал на обстрелы, иногда кошмаря своего визави - блокпост сепаратистов на въезде в Славянск. И как резонно подметил Максим, если ребенок тягает по полю миномет, и потом еще из него и стреляет, то куда же смотрят родители…

Да, вопросов нет, открывая артиллерийский огонь из жилой застройки по украинским войскам, находящимся на горе Карачун – господствующей высоте над городами – сателлитами Славянском и Краматорском, господа «ополченцы», террористы, сепаратисты, как хочешь их называй, само собою вызывали ответную реакцию. Да – неоднократно случалось, что снаряды выпущенные украинскими артиллеристами попадали в жилые дома. Да, это ужасно, но война – это всегда ужасно, а сидеть и смотреть как из твоего двора какие-то мужики шмаляют из миномета и при этом не понимать, что неизбежна ответка, - это увы, глупо.

Да, на одного убитого военного по статистике приходится 10 гражданских – это статистика первой Чеченской войны, конфликта очень похожего на ситуацию со Славянском, конфликта, суть которого многие, перекручивая на свой лад ставили в пример. Те же сепаратисты, те же войска, но страна другая и есть интернет, информация, с обеих сторон, онлайн, всегда, даже слишком много информации.

Благодаря не то дальновидности командования, не то криворукости армии, хотя скорее всего, играли роль оба фактора, город штурмовать никто не планировал, что спасло, на самом деле не один десяток жизней. Да и по правде сказать, не обладало украинское командование достаточными силами для штурма Славянска, даже блокада его была выстроена весьма условно, была дырявой. Уже в середине июня ситуация была патовой.

А женщина с иконой ушла, в сторону блок-поста ДНР, её никто не удерживал силой, на уговоры она не поддавалась, её темные, словно монашеские одежды растворились в мареве над дорогой и больше её не видели….

72 ОМБр из Белой церкви за историю своего существования дважды побывала дивизией и дважды бригадой, в 2000-м году за ней окончательно закрепилось название 72 Отдельная Механизированная Бригада и в 2011 году подразделению исполнилось 70 лет. Много воды утекло за время её существования, она прошла вторую мировую, участвовала в новой Украинской Войне.

Саша «Розик» в свое время отслужил срочку в спецназе, где его научили стрелять из всего, что только стреляет, и ездить на всем что только ездит. Там, он будучи молодым человеком весьма скромных габаритов, умудрялся управлять отделением из двухметровых «шкафов», тогда шутили, что Розик – мозг, а «шкафы» – его руки. Лишь только началась война, Саша пошел в военкомат и суровая военная лотерея назначила его механиком водителем БМП-2 (Боевой Машины Пехоты). И сложно сказать, хорошо это было или плохо, но уже потом, летом – у границы, если вы бы увидели БМП несущуюся по пересеченке со теоретически нереальной скоростью в 90 км/ч, то за штурвалом этой машины точно был он. Уже 13 июня 2014 4 рота 2 батальона 72 бригады приняла участие в зачистке Мариуполя. ДНР в городе имела весьма скромный контингент и бои носили, хоть и напряженный, но весьма локальный характер. Уже к обеду операция была завершена, в городе стало относительно спокойно, работали милиция и СБУ, а гусеницы БМП под бортовым номером 421 – поднимали пыльный шлейф в сторону государственной границы.

Это был романтический период войны, войны маневренной без линии фронта и четких целей, войны пропаганды, добровольцев, войны в скорый конец которой, верили многие, войны непонятной, войны, где каждую смерть оплакивали всей страной. Войны, где люди еще не приняли той жестокой правды, что пуле-дуре плевать военный ты или гражданский, друг или враг, и казалось противника можно убедить словами, но не силой оружия.

И как бы Эллочке не хотелось побыть подольше рядом с Максимом, сколь ни нежны и в то же время крепки были его объятия, сколь ни прекрасно было время в его компании, называйте это хоть вкусом крови, который она вероятно почувствовав единожды, уже никогда не сможет забыть, её тянуло назад. Причем теперь уже одну.

***

Вероятно - это и есть та самая женская логика, о которой слагают анекдоты, теперь уже я сама была против того, чтобы Максим сопровождал меня в новой поездке. Не знаю почему, в гордом одиночестве мне будет проще. Хотя нет – знаю, во-первых, не хотелось бы превращать рабочую поездку в какой-то экстремальный медовый месяц, что что, а я себя знаю, работой это назвать будет сложно. Во-вторых, и это важнее, мне значительно проще, когда он здесь, на мирной земле, да я эгоистка, но я не хочу подвергать его жизнь опасности, я не хочу переживать еще и за него, и плевала я на то что, с мужчиной проще. Хотя нет, не проще, но все же лучше. Я пропускаю это сквозь себя, войну, страдания, боль, я не хочу, чтобы он видел меня такой.

Да, эти дни мне было не легко, да ко мне приставали какие-то козлы и мне страшно кататься с незнакомыми людьми на раздолбанных тарантасах, да я плакала в подушку, мечтая, чтобы он появился и обнял меня. И да, то что я написала, то что ушло в редакцию, это настоящие, выстраданные, оплаканные и прожитые эмоции. Я художник, я творю, я работаю, это мой стиль. Главред Миша рассыпается в похвалах и жаждит продолжения. Да, это такой сеанс самоистязания, своя маленькая трагедия, это настоящее. Я не хочу, не могу тратить себя на переживание о нем, о том, чтобы он поел и выспался, чтобы видел меня красивой, был обласкан и весел. Это моя история, да я идиотка и дура, и мне будет тяжело без него, но так надо и тем ярче будет наша встреча, когда я приеду опять. Я сильная женщина, ему под стать, мы справимся.

Подумать проще, чем сказать, обьяснить, и в этот раз все опять чуть не закончилось скандалом, но в какой-то момент, он видимо что-то понял, или просто перестал артачиться и благословил меня, традиционно пообещав прилететь по первому зову в любое время дня и ночи. Этот милый, этот милый человек-кремень, дал мне свое добро, о боже, сколько мужества надо на само деле, для такого решения, быть может я как всегда драматизирую, и просто ему плевать на меня? Нет, не плевать, это видно, в этом тяжелом взгляде читается все, и большими печатными буквами: «Береги себя, прошу, береги себя – для меня»…

 

35. А чем танк хуже (Июнь 2014)

Обстрелы «З – А» стали обычным, если так можно сказать делом. По нескольку раз за день блокпост подвергался небольшим, слабой интенсивности, но все же обстрелам. И реакция на эти беспокоящие обстрелы, уже не была столь взрывной, как поначалу. Закопанные по самые брови в землю, в блиндаже, под бетонной плитой, притянутой танком с заправки, «мексиканцы» буднично переживали очередной «воздух», как по нотам отрабатывая в профилактических целях свои сектора.

Артем «Зло» лениво поднимался, с недовольной физиономией брал свой «плазмаган» - так его автомат, обвешанный всеми возможными видами улучшений, весивший от того почти как пулемет, называли товарищи. Отрабатывал короткими очередями какие-то ему лишь одному ведомые кусты и с чувством выполненного долга возвращался к традиционному созерцанию происходящего.

Да, это вам не начало месяца, когда еще не такие бравые «мексиканцы» переживали свой первый минометный обстрел в какой-то непонятной яме, укрывшись рваными мешками с землей, борясь с паническим желанием бросить все и убежать отсюда подальше, куда глаза глядят. И это был не инстинкт самосохранения, это была борьба страхов – страх побежать, бросить товарищей, оказаться в их глазах трусом и страх вероятной смерти. Да, если бы мысли и переживания светились над головой на каком-нибудь, висящем в воздухе табло – оказалось бы, что люди часто думают сходные вещи, часто одинаковые, но приличия, какие-то принципы или страхи мешают им действовать как хочется, а не как надо. Кто знает – в случае с «мексиканцами» эти «принципы» вероятно спасли им жизни, а быть может не только им одним.

Только обстрел был закончен, еще трясущимися руками, без перерывов на обед и отдых, они начали копать, вгрызаться в землю, подавая пример остальным и гоня от себя мысли о минувшем моменте малодушия. Все видели страх в глазах соседа, но никто не смел шутить или подтрунивать над этим, ибо страх был у всех. Отсутствие страха – это глупость. Страх – это нормально. Контролируемый страх – это оружие.

И вот Элла сидит в этом небольшом укрытии, на невесть откуда взявшемся диване, пьет чай и наблюдая за деловитым спокойствием «мексиканцев», старается не вздрагивать при каждом новом взрыве.

- Да прямое попадание, вероятно перекрытие не выдержит,- деловым тоном, как на докладе, объяснял ситуацию неформальный лидер этой ячейки, в свои 31 лысоватый и от этого немного смешной Олег «Марио», - Но вероятность прямого попадания крайне низка, и поэтому нет смысла беспокоиться. Хорошо ему говорить: «нет смысла беспокоиться»…

***

В этом нет ничего удивительного, это еще вьетнамский опыт – сначала ты собран и осторожен, реагируешь на любое дуновение ветерка, и хруст ветки. Но проходит время, человек привыкает ко всему, накапливается усталость и появляется то чувство обреченности и рока, вероятностей попадания, и состояния – «а мне по барабану, в меня не попадут». Тут и начинаются потери. Хотя, в случае с «мексиканцами» - это было удивительно, но ребята были как на работе, ни тени разгильдяйства, пьянства, что очень отличало их от остальных гвардейцев и тем более военных. Собранность разбавленная какими-то непонятными мне шутками про «еге-гей Корсаров», «какого-то маленького бисексуального друга», «гей клуб Пчелка», горящие, чего уж там, раздевающие глаза, пред взором которых иногда хотелось закрыться, звучащий девиз: «будь человеком».

Да, несмотря на всю свою повернутость на войне, оружии, несмотря на обстрелы и периодические разборки внутри блокпоста, они оставались людьми. Молодыми, живыми, и как не старались это скрывать - чувствующими. Наверное, оставаться на войне человеком – это самое важное и самое сложное.

И было видно, как фотограф-медик и просто хороший парень Вова, смотрит на этих увешанных американскими побрякушками, своих коллег, с некоторой долей почтенного уважения, хотя его теперешний жизненный опыт и заслуги, не менее важны и увесисты. Он тоже был на Майдане, тоже стал добровольцем и так же, как и все остальные, тянет службу как умеет. Но ему сложнее – у него нет этого маленького, но спаянного коллектива единомышленников, понимающих друг друга с полуслова, иногда общающихся знаками и взглядами, имеющих общее прошлое и планирующих, пусть ненадолго вперед, но все же общее будущее. Сложно быть одному в толпе, и видно, как он тянется в «мексиканское» сообщество, а то радостно приветствуя адекватных гостей, отвечает ему взаимностью, но все же остается закрытым клубом, цитаделью со своими правилами и порядками, и ты можешь быть лишь очень близко к «клубу», но никак не в нем.

Как минимум сейчас, ведь никто не знает, что будет завтра и какие причудливые и жестокие формы обретет это противостояние, кто погибнет, кто бросит все, не в силах продолжать бороться с врагами внешними и внутренними, кто поддастся соблазну, кто останется верным идеалам и продолжит «все это»…

***

…Меня познакомили с танкистами, теми самыми которых забыли в атаке 3 июня. К моему величайшему удивлению это были почти дети, разве в 19 лет – можно говорить о человеке, как о мужчине? Оказывается – можно, и не смотря на свой юный возраст, эти ребята уже дважды заглядывали в глаза смерти, спокойно говорят о как минимум 30 уничтоженных врагах, а наводчик вспоминая один эпизод, когда танк стоял на косогоре, жалуется, что работай у него гидравлика поворота башни, он не упустил бы еще нескольких, а так просто не успел повернуть башню вручную. Спокойно так, с улыбками говорят и нельзя предугадать, придут ли им во снах эти поверженные враги позже, не будут ли заливать алкоголем эти молодые ребята в будущем то идиотское, надуманное чувство вины, за отобранную жизнь. Им проще, чем афганцам - их война справедливая, как минимум они в это верят. Хотя, и люди с другой стороны считают свою войну справедливой, как говорится – «если бог с нами, то кто же с ними»…

В разговоре всплыл трагикомичный эпизод. Его рассказал Олег «Марио». После того, как друзья из Киева привезли им в качестве гуманитарной помощи коробку компактных радиостанций, здесь на «низовом» уровне порядка и координации стало значительно больше. Ведь какой толк от суперсовременного БТР4Е, с тепловизором и отличной автоматической пушкой, если его наводчик не знает куда стрелять, или наоборот, наблюдая цель в тепловизор он не может сообщить остальным о факте её присутствия. Раздав радиостанции по передовым постам, «мексиканцы» организовали некоторую систему управления боем, пусть топорно, «на коленке», но повысив эффективность своего здесь присутствия.

- Вот однажды сплю, слышу сквозь сон – «Коробочка, коробочка – там-то и там-то, ориентир такой-то, группа людей устанавливает миномет – надо отработать из 30мм пушки» … По рации наблюдатель вызывает БТРщиков. Командование, как всегда самоустранилось, а экипаж боевой машины не отвечает, быть может тоже спят или где-то шляются. Нормальный в целом ход вещей для контрактников – всеми способами отлынивать от работы. Дай думаю, пойду их поищу, мне ж, как всегда, больше всех надо. Да и из миномета по голове получить как-то не очень хочется…

БТР стоял, экипажа не было, радиостанция разрывалась в пустоту, никто не отвечал, «Марио» побрел искать этих оболдуев, как на глаза ему попался один из танкистов.

- Привет, ты БТРщиков не видел?

- Нет, а накой они тебе? (у танкистов не было «маленькой» радиостанции)

- Та вот видишь, во-о-он там, какие-то утырки, миномет ставят, надо б отработать, а этих «господ» нету, вот ищу...

Танкист засветился, как лампочка, и попросил показать точнее, где то заветное место с минометом и «утырками», Марио указал более точно…

Танкист наблюдая в 100 кратную, опять же «волонтерскую», подзорную трубу, как мантру, медленно проговорил: «Отработать из пушки БТРа, отработать из пушки БТРа»… и вскрикнув: «А чем же танк хуже?» - побежал к своему израненному, но непобежденному бронированному зверю…

…Тот, кто слышал, как звучит Т64, никогда не забудет эту звонкую пилораму. Танк взвыл, поворочал башней, словно принюхиваясь к добыче, башня замерла, ствол поднялся. Подняв клубы пыли, увлекая её часть за ушедшим в пространство снарядом, гаркнул выстрел. Танк еще раскачивался, битая жизнью подвеска с полуживыми амортизаторами еще гасила колебания сорокатонной машины, как снова довольным чуть ли не кричащим голосом ожила радиостанция: «Крррраааасава!»….

С чувством выполненного долга, «Марио» вернулся в блиндаж, и снова лег спать, куда, зачем и почему стрелял танк, никого особо не волновало…

 

36. Ил, посольство, Селезневка (14 июня 2014)

Специфика этой странной войны была еще и в том, что располагая весьма ограниченным контингентом боеготовых войск, вкупе с неспособностью командного состава управлять большими подразделениями, ни одна из многочисленных бригад ВСУ не находилась на театре военных действий целиком и сосредоточенно.

Войска были размазаны вдоль границы, бригады присутствовали везде, но нигде большими силами. Та же 72 Белоцерковская бригада присутствовала как в Донецком и Луганском аэропортах, так и на другом конце страны – под Мариуполем. 25 Днепропетровская воздушнодесантная бригада, чуть ли не самое боеготовое подразделение ВСУ в начале войны, будучи тогда по факту затычкой во всех дырах, - засветилась еще в марте в Крыму.

Уже 16 апреля 2014 случился первый блин комом, едва не стоивший подразделению знамени. Отряд солдат на 6 единицах техники следовал в Краматорске в сторону аэропорта, для усиления охраны оного, но по причине не то разгильдяйства, не то каких иных организационных неурядиц, техника пошла по городу не ранним утром, как изначально планировалось, а чуть ли не в час пик.

Колонна была заблокирована местным населением, связанные по рукам и ногам отсутствием военного положения и какой либо правовой базы, регулировавшей действия военных во время проведения АТО, военные оказались заложниками ситуации. Вкупе с нерешительностью и принципиальной новизной обстоятельств все это привело к тому, что фактически какие-то «неустановленные личности» разоружили и отобрали технику у бравых солдат ВДВ. Как оказалось, уметь бить бутылки об голову и купаться в фонтане на второе августа – для победы в гибридной войне недостаточно. 6 единиц гусеничной техники, стоимостью по 8 миллионов гривен каждая, были отданы без боя в исправном состоянии и с полным боекомплектом. Не разобравшись в ситуации, и.о. Президента В. Турчинов распорядился «за трусость и сдачу оружия» расформировать бригаду, но вскоре приказ был отменен.

В то же время, не желая мириться с позором, другие «не установленные личности», «с применением грубой физической силы», «нарушая действующее законодательство», отобрали у сепаратистов 2 единицы техники и вернули «хозяевам». Увы, подробности данной операции смутны и полны недостоверных слухов.

В июне части 25 бригады были везде – под Славянском, на вечно окруженном блокпосту «Стела» между Славянском и Краматорском, в Донецком и Луганском аэропортах, и еще Бог знает где, так же равномерно перемешанные с такими же разрозненными частями других бригад.

Еще 3 июня, на пресс-конференции, тогдашний лидер ЛНР Болотов запросил у российских властей ввода «миротворческого контингента» на территорию ЛНР, или как минимум объявления безполетной зоны в воздухе над ЛНР.

5 июня были прекращены полеты гражданской авиации в аэропорту Луганска. В тот же день два военно-транспортных Ил-76 25 авиабригады доставили в аэропорт около 80 человек личного состава и радиооборудование.

В ночь на 8 июня, была подорвана электроподстанция питающая аэропорт, здание было обстреляно, дорога заминирована, уже с 9 июня ЛАП был полностью блокирован. Фактически, это было начало боев за этот объект.

В ночь на 14 июня, три Ил-76 были направлены в Луганский аэропорт с десантниками и техникой. Ситуация была напряженной, было точно известно о наличии у сепаратистов ПЗРК (переносной зенитно-ракетный комплекс) фактически, это уже были боевые вылеты.

Первый борт сел успешно, однако уже по второму самолету был совершен пуск ракеты, уклоняясь от которой, самолету пришлось уйти на второй круг и при попытке посадки он был подбит из зенитной установки ЗУ-23.

14 июня в 00.51 самолет упал и полностью сгорел. Погибли 9 членов экипажа и 40 десантников. Третий борт, попытку посадки совершать не стал и вернулся обратно. Больше в Луганск не летал никто.

Я проснулся рано утром, мы с женой были приглашены на свадьбу к друзьям, и дабы хоть на день отвлечься ото всего, я не полез сразу в интернет за свежими новостями. Но природа все и так рассказала – ночью был сумасшедший ливень. В начале войны, когда вся страна оплакивала потери в АТО, как свое персональное горе и мы еще не привыкли к войне, не устали пропускать ее сквозь себя - природа, как по заказу – я заметил это, отмечала каждого погибшего дождем.

И это было удивительно. Вот солнце жжет асфальт, жара превращает черную Шкоду в финскую баню. Невозможно дотронуться до руля, а на капоте можно жарить яичницу – как откуда ни возьмись дождь, а спустя некоторое время по радио или в интернете, ты узнаешь о новых погибших…

В ночь на 14 июня был не просто дождь, был сильнейший ливень. И открывая новости, я ожидал подобного. Со смешанными чувствами, с горечью в душе и скорбью по незнакомым, но таким дорогим людям, надо ехать, ведь наши друзья не виноваты, что их свадьба выпала на такой день. И впору бы напиться, но я за рулем – это сдерживает, это очень хорошо, что я – за рулем.

И весь день, меж тостов и поздравлений, пожеланий счастья, здоровья и криками «горько» под столом, ты мониторишь интернет, ибо под посольством РФ на Воздухофлотском проспекте творится что-то невообразимое. Ты видишь фото перевернутых, разбитых посольских машин, видишь толпу, забрасывающую здание яйцами, пакетами с краской, молишься лишь бы никто не бросил гранату и не выстрелил, нам еще в Киеве бойни не хватало, тем более, что все еще дамокловым мечом висит над нами угроза вторжения. А беспорядки у посольства, перейди они какую-то определенную грань, могут послужить к тому вторжению формальным поводом. Да это все еще был период провокаций и конспирологии, и да – присутствовать всегда проще чем читать в интернете.

Боги дали людям благоразумия не пересекать забор посольства, не делать, пусть и микроскопического, незначительного, но все же вторжения на территорию сопредельного, мать его так, государства. А министр иностранных дел Дещица, ценой своего поста, плюнув на дипломатический такт, но четко прочувствовав настроения толпы, подпев модной тогда кричалке про «Путин – хуйло, ла ла ла» - разрядил ситуацию. И вероятно именно благодаря этому, весь пар ушел в песню и смех, но не в нарушение государственной границы.

А в это время «З – А» озарялся вспышками всех орудий – десантники поминали своих. Стрельба велась из всех возможных калибров и, к сожалению, во всех возможных направлениях. Кого-то удавалось усмирить, но безопаснее было просто пересидеть этот шабаш, засев поглубже в землю, дабы не схлопотать шальную пулю от буйных полосатиков. Пьяный десантник – это я вам скажу честно, опасный человек, а вооруженный пьяных десантник, он опасно разрушительный. К сожалению, злость, досада и обида не тонет в алкоголе, всплывая наружу в причудливых формах. Она адресуется совсем не в ту сторону, страдает не тот, кто обидел, а совсем случайный человек.

После того как десантники, не зажав горизонтальный тормоз ЗУшки, в хлам разнесли бруствер из снарядных ящиков, слава Богу пустых, при этом чуть не доведя длинную смертоносную очередь из 23мм снарядов до позиции с табличкой «Мексика», её обитателям, пришлось взять орудие под охрану, от своих же.

И если бы сепаратисты имели хоть малейшее представление о том, какой хаос сейчас происходит на «3–А», они бы, вероятно взяли его голыми руками, понеся потери разве что от шквала беспорядочного огня. Но этого не произошло.

А село Селезневка, на свое горе, находившееся меж двух огней-блокпостов, горело еще сутки…

 

37. ДНР водоканал и лихие минометчики (Июнь 2014)

Поездки на «З-А» стали чем-то будничным, и даже постоянные обстрелы не воспринимались как ранее, чем-то ужасным. Тем более, что Элла уяснила одно важное правило, чем ниже - тем живее, и автоматически высматривала поблизости какую-нибудь ямку, окоп или просто бугорок, за которым можно спрятаться в случае чего.

***

Мне рассказывали о парне, спрятавшемся, во время обстрела, за воткнутой в землю лопатой, и чудо – но именно лопата поймала осколок, вероятно летевший четко в голову этого человека. Я не берусь судить о правдивости этой истории, так как ни самого героя эпизода, ни этой чудодейственной лопаты я не видела, но я точно видела огромную крупнокалиберную пулю, застрявшую в паховой защите одного из бойцов. Да – пуля была на излете, и жиденького куска кевлара было достаточно, чтобы остановить её, но представляем, что бы было, не будь этого элемента – как в анекдоте: «Жить будет, но любить уж точно – нет», невеселая перспектива.

На войне, да, это можно называть войной, ведь стреляют, есть место и трагедии и комедии, и не всегда все было печально пафосно и мрачно страшно. Был «ДНР водоканал», точнее его представители.

Жаркий день. Начало лета было аномально жарким. По давно не проездной дороге (желающих кататься по нейтральной полосе, между воюющими между собой блокпостами, по усеянной неразорвавшимися боеприпасами, с торчавшими из асфальта хвостами минометных мин, было ничтожно мало) едет автомобиль под белым флагом.

Блокпост насторожился. Война еще была в фазе зародыша, и всяческие уловки с хитростями, порой по-детски наивными, но не менее смертоносными, еще бередили умы участников противостояния. Еще не укоренилась мысль, что обычная, холодная, тупая и грубая сила оружия, тонны снарядов и тысячи пуль, выпущенных в сторону врага, нивелируют весь его хитромудрый замысел, резонно засыпая горячей сталью любую военную хитрость.

Подчиняясь всем правилам, с нарочитой дружелюбностью, автомобиль, выполнив все предписания, «проник» за бетонные блоки, аккуратно, где указали, остановился и на белый свет появилось трое. Приличные с виду дядьки, работяги, трезвые и в здравом уме, имели стойкое желание говорить с командованием.

«Высокое командование» как всегда было занято своими «высокими делами» и, как часто случается, роль высокого командира взял на себя, очередной боец, которому, как говорят, больше всех надо…

- Мы представители «ДНР Водоканал», весьма серьезно и совсем без шуток заявили визитеры. «Командир», привыкший за это время не удивляться ничему, с трудом скрывал улыбку.

- Мы работаем над восстановлением подачи воды в город, вы по нам стреляете, мешаете работать, разрушаете то что сделано. Не стреляйте по нам, это же для жителей города, имейте совесть.

«Командир» был очарован и озадачен одновременно. Он был поражен спокойной, прямой, быть может безрассудной смелостью, этих людей, ведь собраться и так просто приехать к «страшным карателям», сказать им, дескать, не стреляйте пожалуйста, не боясь распятия на заборе, это однозначно нужно быть не робкого десятка, или просто понимать суть вещей, или не понимать и не интересоваться ничем в принципе…

В любом случае, претензии были не обоснованы, ибо те края, где по рассказам, работали эти «водоканаловцы» - были вне зоны «интересов» блокпоста, оттуда не велись обстрелы, да и господа сепаратисты, совершая вылазки «на пострелять» к «3 – А», заходили с другой стороны. Стволы столь дальнобойных вооружений, способных помешать работе этих «боевых сантехников» смотрели не туда, работая по более важным направлениям, на что «командир», не напрягаясь по поводу вскрытия места положения и так давно разведанных позиций, указал визитерам. «То есть, как бы, мы бы и рады пострелять в вас друзья, сепаратисты, да стрелять нам туда не надобно вовсе, и стрелять мы туда не станем, как не просите, ибо стрелять надо туда, куда надо, а не туда, куда хочется» - эту мысль «командир», дабы не рушить обстановку шаткого перемирия, резонно оставил при себе. Его подмывало ляпнуть что-то в этом же духе, но более политкорректное, но ход мыслей прервал ставший уже привычным вой падающей мины…

И блокпост сжался, как пружина, вот уже слышна традиционная отработка кустов «мексиканцами», гулкие короткие очереди ЗУшки – этим дай только пострелять хоть куда-нибудь. Куда-то в небо пошла минометная мина от вечно слегка пьяных десантников. А в блиндаже, с квадратными глазами, матеря на чем свет стоит «своих», вместе с украинскими Нацгвардейцами сидят представители «ДНР Водоканал». «Договорились же, пока мы на блоке, стрелять не будут, суки, козлы, договорились же», - это было самое приличное, что не то говорили, не то кричали друг другу, «командиру» и в пространство, «боевые сантехники» с той стороны…

С пропагандой и перевербовкой тогда было у Нацгвардии все плохо, быть может и стоило, пользуясь ситуацией, как-то промыть мозг визитерам, но никто этого не сделал. Одинокие в своей злости, озадаченные и вероятно что-то понявшие «сантехники» покинули «З-А» молча…

А 28 июня случилась глупая трагедия. Любая смерть - это трагедия, а на войне смерть – это потери. Но погибнуть от своих же неправильных действий, наверное, самый ужасный вариант. Хотя – мертвым, в целом, плевать на причины – их уже нет, и все тут.

Во время очередного обстрела, отвечавший на огонь миномет дал осечку, мина не ушла. В идеале, в таком случае делается специфическая операция, которая называется «аборт миномета», что в целом очень точная формулировка. Расчет аккуратно снимает трубу миномета с основы (плиты), и под небольшим углом к земле – фактически вытряхивает мину из ствола. Один из членов расчета очень аккуратно, фактически ловит мину руками и дальше по идее, её надо куда-то отнести в безопасное место и уничтожить. Суть в том, что все участники данной щекотливой операции «в одной лодке», если мина взорвется в трубе, или в процессе «аборта», расчет – гарантированные трупы, в лучшем случае калеки. Качество боеприпасов еще советских времен оставляло желать лучшего, и такие осечки случались достаточно часто.

***

- Это впервые страшно аборт миномету делать, - пояснял ситуацию крепкий парень в полосатой майке и берете, - Потом привыкаешь.

Да на войне привыкаешь ко всему и даже к тому, что молодых, красивых парней собирают по кусочкам в целлофановые пакеты для мусора. Эта мысль, поначалу не давала мне покоя. Неужели я зверею, становлюсь черствой, схожу с ума? Нет, это защитная реакция, если переживать каждую смерть – никаких нервов не хватит. Я заметила, что способна выделить определенное количество скорби в день, и чем больше потери (а бои разгорались все сильнее), тем меньше этой скорби достается отдельно взятому человеку, тем больше эти смерти становятся лишь цифрами в сводках. Смерть одного человека – это трагедия, смерть тысяч – это статистика, Сталин - знал о чем говорил…

Расчет 120 мм миномета проморгал в пылу боя факт осечки и зарядил следующую мину, поверх первой. Грянул взрыв. «Мексиканцы», двое из которых, находясь рядом, чудом не пострадали при этом инциденте, позже мне рассказали, что конструкция миномета не позволяет зарядить вторую мину без выхода первой - есть специальный стопор. Я видела эту железяку, якобы для повышения скорости стрельбы, расчет ее снял…

… Двоих минометчиков действительно собирали по частям, третьему повезло меньше, взрывная волна перемолола его тело, превратив еще несколько минут назад бравого десантника в желе из кожи и костей, оставив жизнь в этом месиве. Его даже успели погрузить в машину и отправить в сторону Изюма, он прожил еще полтора километра…

 

38. То є війна, то так і має бути, цілодобово… (Июнь 2014)

И все таки она работала, эта адская смесь из армии, милиции, легальных и нелегальных добровольцев. Несмотря на идиотизм ситуации, предательства и саботаж на всех уровнях, находились люди, не утратившие знаний и умений, желания и патриотизма, мечтавшие и стремившиеся к возвращению правопорядка.

Оказалось, все еще есть люди способные отправить 122 миллиметровую болванку на 15 километров вдаль, туда где небо соединяется с землей – и там снаряд находил свою цель. Оказалось, есть люди, способные научить этому искусству других. Часто слабо подготовленных и не дружащих с высшей математикой, мобилизованных. Оказалось, что есть люди, способные подружить орудие ХХ века с высокими технологиями века XХI – планшеты для артиллеристов, со специальными баллистическими программами серьезно ускоряли работу Богов войны. Оказалось, лишь в связке с гражданским обществом, народная армия, иногда переступая через голову высокого начальства, способна развиваться и бить врага, вопреки всему, на коже, костях и волонтерах.

А ситуация внешне выглядела патовой, взорванный мост через р. Казеный Торец добавлял пикантности происходящему. «З-А» теперь охранял тупиковый кусок дороги, его визави на въезде в Славянск занимался в общем-то тем же самым. Преодолеть шестиметровую глубину реки и ее крутые берега было в целом реально, но в условиях тотального беспорядка – сложно, и главный вопрос – зачем?

Всем было понятно – город надо как-то брать, но ввязываться в уличные бои, повторяя Грозненский опыт, учитывая, что Славянск серьезно укреплен, учитывая острую нехватку подготовленных людей, координации, командиров, опыта и просто всего на свете – было бы равносильно самоубийству. Это понимал Гиркин в Славянске, это понимало украинское командование. И все тянули время.

Однако, надо было что-то решать. Несмотря на заявления Гиркина о том, что вся техника «отжата у укропов», при полном отсутствии потерь в танках со стороны ВСУ, чудесным образом танки появились в блокированном Славянске. И тогда случился разгром 1-го блокпоста на Рыбхозе.

26 июня. Блокпост номер один, второе название «блокпост на рыбхозе» подвергся нападению нескольких танков. Это не была стремительная атака, о приближении бронированных машин противника сообщали местные жители, проезжавшие через блок. Часа за полтора танки было слышно, их всегда на самом деле слышно хорошо до.

Шли доклады «наверх» блок, насколько мог – готовился к обороне. Два ПТУРа (противотанковая управляемая реактивная ракета), и горстка ручных гранатометов – не бог весть какое оружие против пусть и древнего, но все же высокоподвижного и, главное, стреляющего танка. А командование, вместо того чтобы привлечь танки, находившиеся на самом деле совсем неподалеку, позвать авиацию, ограничивалось стандартным «спостеригайте».

Блокпост стоял в крайне неудобном для обороны месте – в низине, плюс закрытый со всех сторон буйной растительностью. Вкопанные в землю БТР и БМД противопоставить танку реально ничего не смогли и были быстро уничтожены. Опустим тот факт, что торча на блокпосту уже более месяца, Нацгвардейцы не удосужились вырубить лес вокруг себя, чтобы обеспечить себе хотя бы обзор.

Беда была еще в том, что любой проезжающий – спокойно «срисовывал» местоположение орудий и техники, а запасных позиций сделано не было. Один танк остался на пригорке, второй въехал на территорию поста, два выстрела – уничтожены два ПТУРАа с расчетами, затем подожжена техника. Словно туземцы – мамонта, десантники с нацгвардейцами таки подбили, утыкав «копьями» РПГ непрошенного гостя, но реально – в трусах и шлепанцах, побросав личные вещи, не в силах оказывать дальнейшее сопротивление гарнизон бежал.

Итог баталии, был значительно скромнее чем раструбили российские телеканалы, показывая Гиркина, который демонстрировал полную сумку паспортов и военных билетов, отнятых у якобы убитых «карателей». 5 людей погибли, 5 получили ранения, в связи с тем, что поле боя осталось за противником, о потерях с той стороны доподлинно не известно. Блокпост был разорен, но не захвачен, удерживать его сепаратистам было малореально, да и бестолково, они ушли, забрав трофеи.

Как оказалось позже - погибший Артур Гулик, был вроде как нацгвардейцем, но в списки батальона его внесли уже позже, после ротации и фактически еще какое-то время он просто висел в воздухе, а батальон вернулся домой «без потерь».

Когда Национальная Гвардия вернулась на пост, их ожидал занимательный сюрприз: остов подбитого танка сепаратистов. Это был Т64 – коих в России на складах завались на самом деле, но на танке не было прицельных приспособлений, и судя по ржавчине, сняты они были давно, танк был разбарахолен, вероятно, еще до пересечения границы. Да страны разные, проблемы одинаковые – воруют везде, и плевать на «братскую помощь русскоговорящему населению». Свой карман ближе к телу. Но идти в бой на фактически неисправном танке, это нужно быть не робкого десятка, в тот момент впервые стало понятно, что война эта надолго.

Раненными в том бою занимался на своем Транспортере обычный волонтер, впоследствии очень известный, «Хоттабыч» Илья Лысенко. Медичка батальона – стояла все это время на «З – А», комбат – запретил выезд.

Дальнейшие бои развернулись в интернете и на телевидении, кто сколько кого убил, сколько чего захватил и как было дело. Обе стороны представляли полярные взгляды, Гиркин заявлял об одном убитом своем, при 10 убитых гвардейцах. Аваков (министр МВД) сулил кому-то награду за подбитый танк, а война шла своим чередом, на войне новости не смотрят.

Элла собирала фронтовые истории. После пронизанного болью и страданиями предыдущего репортажа, ей хотелось описать быт, людей, возможно, какие-то веселые истории с войны, понизить градус. Тем более, что всем и так было понятно, что действовавший в те дни «режим прекращения огня» не соблюдается и вот-вот этот чиряк прорвет, и будет уже не до юмора.

Неунывающие «мексиканцы» в этом деле были просто находкой. Столь разные типажи, от показушно пафосно серьезного, но отличного исполнителя «Зло», до молчаливого, завораживающе улыбающегося, похожего на Джейсона Стетхема, великана - пулеметчика «Грина». Этим ребятам всегда было что рассказать. И очередная история не заставляла себя ждать.

Помимо Нацинальной гвардиии и военных на блокпосту периодически бывали различного рода дикие добровольцы, которые со своим личным оружием пытались помочь ходу войны. Толку от них было мало, больше шума, но из их бездонных карманов, щедро наполняемых какими-то непонятными спонсорами, постоянно почему-то высыпались, резко подорожавшие и пропавшие из продажи патроны 7.62х39, для гражданской версии АК и карабина СКС, что делало их соседство источником дефицита - у многих дома были свои легальные стволы и дополнительные патроны никогда не помешают. Приходилось мириться.

Сложно сказать кем были эти люди и что на самом деле двигало ими. Азарт, жажда крови или наживы, нельзя даже сказать пользу или вред приносили они одним своим присутствием. С одной стороны лишний ствол и пара рук – не так уж и плохо, с другой стороны этот ствол был неподконтролен, а местные в них хотели видеть Правый Сектор. Хотели видеть и, наверное, видели.

Однажды ночью «мексиканцев» разбудили звуки стрельбы. Такая методичная, как в тире пальба куда-то. Причем, по звуку было слышно, что ЗУшка, минометы, танк и другие виды вооружений бездействуют, что в целом странно, ибо обычно диалог артиллерии начинается с более крупного калибра, стрелкотня подключается позже.

Делегат, высланный наружу блиндажа посмотреть, кто же там стреляет, увидел прекрасную в своем бестолковом идиотизме картину: пара «диких» методично, меняя магазины, увлеченно валит в темноту. Куда, и главное, зачем – не понятно, ответного огня не было, движения или шума, в темноте – тоже. Он удивленно подошел к стрелкам, и подгадав момент смены магазина, обратился, к ближнему, при этом второй продолжал посылать в темноту пулю за пулей.

- Эй, друг, хватит стрелять, там же ж нет никого, дай поспать!

На что был получен ответ, возразить которому было просто нереально.

- То є війна, то так і має бути, цілодобово…

 

39. Дырявая блокада (июнь - июль 2014)

Появление «неучтенных» танков в Славянске, вечно оживающая установка 2С9 «Нона С» - (самоходный миномет на основе БМД), теоретически отжатая у 25-й бригады еще в апреле, периодически «уничтожаемая» украинской артиллерией, наличие боеприпасов и продовольствия в «наглухо» заблокированном городе, все это не то что говорило, кричало о неэффективности блокады, и факт того, что город надо брать, не считаясь с жертвами среди мирного населения, становился все более очевидным. Военные даже заказали подробную ЗD карту Славянска, вероятно для планирования операции, однако впоследствии та не пригодилась, и все разрешилось иначе.

А тем временем поползли слухи о возможной «зачистке» города. Причем агитснаряды (с листовками) одним своим наличием подтверждали вероятность такого исхода. Общий план сводился к тому, что город будут брать, как обычно, по-тупому, по-военному – с артиллерией и авиацией, с танками, а выход из города будет возможен лишь в светлое время суток, через определенные блокпосты, с соблюдением некоторых правил (наличие белых флагов, обязательный досмотр и проверка), все, что выходило бы ночью или по грунтовкам, подлежало уничтожению.

Брать город, вероятно очень самонадеянно звучало, но попытки порекомендовать мирному населению покинуть город предпринимались постоянно. Периодически прилетающие в город снаряды подтверждали серьезность ситуации. А заходящая со стороны России все новая и новая военная техника не оставляла времени на гуманизм. Оказавшись перед лицом вероятности серьезной бойни, качественно изменился состав «ополчения» - все меньше было на блокпостах, людей случайных, желающих лишь сфотографироваться с оружием, все больше было тех, кому по тем или иным причинам терять уже нечего.

Разведка с «З-А», созданная чуть ли не на добровольных началах, периодически ходила в Селезневку и дальше в город. Это было своеобразное зрелище, когда разведчик перед выдвижением туда валяется в придорожной пыли, заливает водку за шиворот и грамм 10 «вовнутрь» - для перегару. Само собой – небритые, больше похожие на бомжей чем на военных, никакого натовского снаряжения, а иногда и без оружия вовсе… Днем, совсем не так, как в кино – разведка уходила «на дело». И ничего нет удивительного в такой интересной маскировке – попробуйте посидите месяцок в земле, при дефиците воды, когда в лучшем случае, чтобы не загнили, – ноги моют минеральной водой из бутылок, или на худой конец – влажными салфетками. Дневная жара, пот и пыль - отсутствие смрада в данном случае, выдаст тебя, а дальше – все жестоко и просто, подвал, избиения – в идеале, просто пуля в лоб или бочка, куда тебя бросят, обольют бензином и заживо сожгут.

Примечательно, один из разведчиков носил традиционную казацкую прическу – оселедець, пряча её под шапочкой. Не знаю, была ли это принципиальность, каприз, жажда адреналина, пренебрежение мерами безопасности или презрение к противнику, но за такую прическу на той стороне, по головке уж точно бы не погладили.

«Саид» – командир разведчиков, несмотря на свой непрезентабельный внешний вид, был дядей серьезным, покатавшимся по всяким миротворческим миссиям, бывавший в Грузии в «августе восьмого», и вот теперь – «работал», здесь на родной земле. В этом плане, добровольческие батальоны, если отбросить криминальную составляющую (да, были и преступления, и мародерство) представляли собой лихую смесь из необученных, но мотивированных майдановцев, играющих «на новом уровне сложности страйкболистов», как те же «мексиканцы» и людей войны, просто не умевших ничего другого делать. И независимо от идеологии, ведь патриот может быть разной степени радикализма, по-разному смотреть на негров и евреев, быть националистом или космополитом – в романтическом периоде войны место нашлось каждому.

Элла чувствовала грядущие изменения, Формально объявленный режим прекращения огня не работал, а сквозь Изюм, дымя на подъемах черно-синим смрадом, проходили тяжелые тягачи с техникой. Дрожь земли выдавала наращивание огневой мощи и полное спокойствие интернета относительно этого, заставляло задуматься. Пережив однажды дома обстрел из, как теперь она уже знает, РСЗО Град, понимала, что мирному населению совсем не поздоровится, если вся эта машинерия начнет «работать» по городу. Переживая за судьбу мирных жителей Славянска, она желала им благоразумия. Чтобы они, не держась за свои квадратные метры, пусть уходя в неизвестность или просто в поле, те покидали город, ведь жизнь – она дороже всех материальных благ и всегда, пусть сложно и тяжело, но можно начать заново. Тем более – волонтерское движение в Украине, как оказалось, поддерживает не только военных,. По всей стране неравнодушные люди предоставляли свои дачи, другие всевозможные виды жилья для переселенцев. На самом деле, конфликт восток – запад, был достаточно надуманным и лежал в плоскости политики да и был технологией предвыборных обещаний, не более. Ребята из Донецка и того же Славянска воевали против сепаратизма, в то же время как другие люди из, вроде бы прозападного и проукраинского Ровно, Киева и даже Львова – были по другую сторону баррикад. Уверовали ли те в идеи Русского мира, потянулись ли за деньгами или противостоят вездесущим, но так никем и не замеченным карателям-бандеровцам – это персональное дело каждого.

***

Увы, в этих конфликтах суждений страдают посторонние люди, хотя почему же они посторонние? Это их страна и уж вышло так, что отсидеться в стороне не выйдет, мне опять вспомнилась эта фраза Максима, про выбор. Ведь он тысячу раз прав. Как жаль, что понимают эту простую, но такую сложную штуку – лишь единицы. Но так или иначе, нужно сделать выбор, один и навсегда – и выбору тому следовать.

В этих мыслях родилась идея, которая еще месяц назад, показалась бы мне глупой, несостоятельной и вообще идиотской. Я не знаю, как это назвать и как это провернуть, и тем более я не понимаю, что из этого выйдет, но если получится – то это будет просто бомба. В такие моменты, загоревшись идеей, ты совсем забываешь о безопасности, о том, что тебе говорили, и вообще обо всем. Да, это манящий вкус крови, погоня за сенсацией, отсутствие инстинкта самосохранения – называйте как хотите, но черт побери, я большая девочка и мать его так – я хочу в Славянск!!!

Оторопев от дерзости собственной идеи, в нездоровом возбуждении от той легкой смелости, с которой я пустила в голову эту мысль, памятуя о том, что все-таки там людей похищают и убивают, что там война, которая вот-вот должна полыхнуть с новой силой, трясущимися руками перелистываю записную книжку в телефоне. Ведь одно дело, до боли в коленях, захотеть что-то сделать, другое – провернуть этот план. Надо успокоиться и все продумать, это не игрушки, это реальность, это моя жизнь в конце концов, но ёперный театр, какой репортаж получиться!

Элла набрал Федоровича, объяснив ситуацию. Тот на удивление, не стал артачиться, наоборот сразу согласился, поинтересовавшись, не нужно ли ей поселение. Удивительная легкость, с какой решались все проблемы, озадачивала, но приняв во внимание далеко не умеренные, по украинским меркам цены, было понятно – что человек, скажем так - не новичок в подобного плана мутных операциях, знает в этом толк или как минимум делает вид, что знает. Это вообще все было удивительно и необычно, странно и в то же время буднично – город осажден, вокруг танки ездят, снаряды летают, а этот старый хрен – говорит: «нет проблем, любой каприз за ваши деньги». Интересно он вообще понимает, чем это все грозит, он же видит и технику, и солдат, он ведь не такой простак, каким хочет казаться. Скольких людей он переправил туда и скольких вывез оттуда? Какими были его пассажиры, были это беженцы или может быть – бандиты, возил ли он оружие, тысячу и один вопрос Элла хотела задать водителю и точно знала, что тот не ответит, а она их и не задаст. Некоторые вещи лучше не знать, даже «пишущему всю правду» журналисту, потому что в этой странной войне у каждого есть свое место. Все как в поговорке – дурак навоюется, вор – наворуется, умный насмеется…

***

…Так или иначе, утро, традиционная половина денег уплачена, немногочисленные вещи погружены, и сколь бы я безуспешно не пыталась запомнить дорогу, какими-то объездными путями, иногда проселками, как обычно, скрипя и раскачиваясь, автомобиль едет в занятый сепаратистами и «блокированный» украинской армией Славянск. За окном мелькает прекрасное лето. И хоть мозг давно понимает, что прекрасная зелень таит опасность, скрывая подарки войны в своих зарослях, душа почему-то не перестает радоваться солнцу. Это наверное глупо, ехать в гости к людям, которых все твои друзья, и знакомые считают негодяями, в волчье логово, в пасть зверя, но, называйте это женской логикой или журналистским интересом, мне хочется туда.

По обе стороны дороги стеной стояли подсолнухи, а в небе гремело, и это была не гроза. Было 2 июля….

 

40. Тишина (2-3 июля 2014)

Я совсем не ожидала, что оно все так. Проехав блокпост ДНР, где Федорович что-то сказал постовому и нас не досматривали вовсе, моему взору предстал город. Нет, в округе блокпоста конечно было пару разрушенных зданий, посеченные осколками деревья, рваные мешки, какие-то бетонные укрепления на дороге, но это был город – совсем не такой, каким его рисовало воображение.

Он был немноголюден и слегка замусорен. И…. Было как-то необычно тихо. Это никак не было похоже на то, что я видела в Ливане. Здесь пусть и как-то скрыто, но теплилась жизнь. В подъездах домов не было света, но на балконах сушилось белье. Местами гуляли мамы с колясками, на скамейках сидели вездесущие бабушки. То есть – жизнь в городе была, но какая-то… что ли…. приглушенная, неполная. Город не казался брошенным, но слишком большим для своего населения, что в целом не удивительно, я знала, что чуть ли не половина его жителей разъехались кто куда.

Мобильная связь ловила очень плохо, о каком-либо интернете нельзя было и мечтать, но это в данном случае меня мало волновало. Словно завороженная, я смотрела сквозь окно автомобиля на тихий умирающий город в буйной июльской зелени. Это еще не было городом призраком в обычном его понимании, но выбитые глазницы окон, остовы сгоревших маршрутных такси, пустые троллейбусы просто стоящие на улицах… Как будто сейчас закроют двери и поедут дальше по маршрутам.

Как и договаривались, Федорович привез меня почти в самый центр города. Машина остановилась, этот скрип тормозов я, наверное, не забуду уже никогда в жизни. Мы вошли в подъезд многоэтажного дома. В полумраке, на ощупь, стараясь не отставать от этого загадочного мужика, периодически спотыкаясь о ступени лестничных маршей, я поднялась почти на самый верхний этаж и Виктор, к моему удивлению, просто достал ключи и открыл дверь.

- Входи, гостем будешь, - так по-хозяйски, по отечески, но как-то грустно он пригласил меня вовнутрь, - Теперь, раз у тебя дырка в голове - ты тут будешь хозяйка…

Это была неплохая двухкомнатная квартира, на 8 этаже, с видом на школу, и с этой верхотуры весь город был как на ладони. Славянск не изобиловал многоэтажной застройкой. Из окон открывался прекрасный вид, вдалеке был лес и виднелись белые горы мелового карьера. Сверху следы войны были совсем не видны, но что-то было совсем не так, как в Изюме. Я поняла это потом, спустя несколько часов, оставшись одна. Было очень тихо. И эта пронзительная тишина давила на мозг, и тем четче слышались нечастые залпы орудий, эхом катившиеся от горизонта к горизонту.

Виктор пояснил, что это дескать квартира его друга, тот покинул город, и помещение пустует. Бегло прочитал лекцию о том, что никаких гарантий, что не прилетит снаряд или не придут «ополченцы», он дать не может. Объяснил, что в случае чего надо прятаться в ванной, что электричества и воды нет, показал бойлер в ванной, в котором еще был её запас. Напомнил, что в городе действует комендантский час, и по улицам вечером «а тем более с такими ногами» ходить нельзя, он заглянул мне в глаза, и в гробовой тишине задал вопрос: «Девочка, а оно тебе точно надо?» И казалось, что этот потрепанный жизнью дядька, смотрит не в глаза, а прямо в душу. От этого мне стало даже немножечко страшно, но я включила режим «сильная женщина» и, улыбнувшись, твердо ответила: «Конечно, дядя Витя, это же моя работа».

- Здесь кое как ловит связь, звони если что, – голос Федоровича приобрел былые твердые нотки. Я протянула ему вторую половину денег, тот отдал мне ключи и удалился. Я осталась одна, в этой гнетущей тишине, в квартире, где посуда на кухне, клетчатый плед на диване, вещи в шкафу и книги на полках – хранили тепло своих хозяев и лишь слой пыли на столе напоминал о том, что люди давно покинули это место,. Я подобрала с пола газету: «Вестник индустрии», 12 апреля 2014…

Внимание привлекла тетрадь, обычная школьная тетрадь в клеточку, еще советская, с таблицей умножения на обороте. Она сиротливо лежала на кровати, словно только что какой-то третьеклассник бросил ее, кое как выполнив домашнее задание и убежав на улицу гонять в мяч или лазать по гаражам, измазывая какой-то гадостью новые «парадно выходные» джинсы. Хотя нет, какое домашнее задание, лето на дворе, каникулы. Элла взяла тетрадь в руки, шершавая бумага была приятной на ощупь, открыла ее, с удивлением обнаружив вместо примеров и задач, исписанные ровным, не детским почерком страницы. На первый взгляд это был чей-то дневник. Захлопнув тетрадь, она бережно положила ее на полку, это чужое, это личное…

Положение становилось критическим, и Гиркин понимал это. Он четко понимал, что бои за Славянск будут тяжелыми, разрушительными и кровопролитными, но при всех раскладах он город не удержит, сопротивление в данном случае лишь усугубит ситуацию. Тем более, после захвата Ямполя, блокада, оставаясь все такой же дырявой, все же становилась плотнее. И если рядовому ополченцу в итоге удастся, бросив оружие, «закосить» под мирного, уйти полями, раствориться в толпе, то уж ему одиозному командующему, разрекламированной иконе Русской весны – так просто исчезнуть будет сложно. Тем более, быть может в погоне за славой, или просто по доброте душевной – Гиркин уж очень много наговорил журналистам.

При прочих равных, при не обученной и такой же криворукой, армии, при тех же проблемах – алкоголизме, мародерствах, хищениях, на стороне правительственных сил было несколько серьезных козырей: тяжелые вооружения с условно неисчерпаемыми ресурсами боеприпасов, оставшимися после СССР, относительная свобода маневра, коммуникации и серьезное численное преимущество, делавшее попытки оборонять Славянско-Краматорскую агломерацию – самоубийственными.

Россия, словно потряхивая дубинкой, ловко гоняла войска вдоль границы, все еще никак не стремясь пересечь ленточку. Без подкрепления и снабжения, лихому сепаратистскому шабашу в Славянске светил такой же лихой конец. И быть может хитрые хозяева Кремля ожидали и стремились заполучить кровавую бойню в стотысячном городе, с масштабными разрушениями и жертвами, дабы получить весьма весомый повод для введения «миротворческого контингента», но они перехитрили самих себя.

Доподлинно неизвестно, украинский ли военный гений, украинская же неспособность и нерешительность, расчетливость ли Гиркина сотоварищи или медлительность гения военного российского уберегли город от штурма, но факт налицо – штурм не состоялся…

Первым делом, Элла навела в квартире небольшой марафет, вытерла пыль, осмотрелась, прикинула на сколько хватит заряда в ноутбуке и телефоне. С учетом всех запасных батарей, в экономном режиме, без музыки и анимации, можно было протянуть неделю. Стараясь не особо отсвечивать в окне, она посмотрела вниз – там как ни в чем не бывало ходили люди. Простые, обычные, без оружия, изредка ездили машины, если присмотреться, то текла обычная, хоть и слегка разреженная жизнь.

 

***

В очередной раз шаблон рвался, уже не так резко и не с таким треском, но право – видеть пусть и немногочисленные, но подчистую разрушенные дома, мам с колясками рядом, местных, выпивающих за столом во дворе посреди полумертвого города, где почти нет воды, общественного транспорта – тех атрибутов, что отличают город от пустоши, это все же дико.

Я поймала себя на мысли, что слышу звенящую тишину, здесь, наверху, у всего мира на виду, когда слева гора Карачун с телевышкой и артиллерией, а справа вдалеке, ставший за это время родным «З – А» с веселыми «мексиканцами» и фотографом Вовой, и это все настолько рядом и так далеко одновременно. А еще совсем рядом, наверное, те люди, кто затеял эту кашу. И все это существует, ты точно знаешь, что оно есть, но видишь лишь измученный город, несчастных людей, добровольно ли, по принуждению, по глупости или простоте своей, существующих в этом медленном аду, который со дня на день рискует превратиться в ад настоящий, с огнем и дымом.

Она не могла не записать свои мысли в этот момент, и впервые за все время в Украине, не на кровати или подоконнике, а как настоящий писатель, сидя за столом перед окном, из которого был виден весь город и полмира, стуча по клавишам, в тишине без звонков, шума машин и хоть какой-то музыки она не заметила, как пелена темноты накрыла окружающее пространство.

И лишь когда ноутбук пожаловался на севшую батарею, рекомендуя сохранить написанное, Элла отвлеклась от монитора и взглянула в окно. Черный северный горизонт озарялся вспышками. Одни словно феерверки, рассыпались искрами, другие лишь озаряли небо, изредка виднелись устремленные куда-то в темноту и пустоту, не находящие своего адресата, пулеметные трассы – красные, желтые, фиолетовые. Приоткрыв форточку, она услышала неритмичное звуковое сопровождение этого дьявольского светопредставления. Как завороженная, забыв об опасности, Элла смотрела на эту прекрасную в своей дикости картину и лишь очередной, достаточно близкий разрыв, звоном оконных рам вывел ее из этого транса.

Коря себя за беспечность, Элла потянула матрас из спальни в ванную, укутавшись в одеяло, она закрыла глаза, но сон не шел, в кромешной темноте ей было одиноко и страшно…

То, что нельзя в мирной обстановке, вполне нормально, когда стреляют. Дабы хоть как-то отвлечься, она взяла с полки тетрадь-дневник, включила налобный фонарик и углубилась в чтение.

 

41. Тетрадь (4 июля 2014)

Февраль 2014 . После просмотра очередных новостей из Киева становится не по себе. Я выключила телевизор и пошла прогуляться. Вроде все события от нас далеко, а напряжение неумолимо растёт. Стараешься как можно меньше общаться с людьми – страшно. Огромное количество глупых идей, сплетен и раздутых мифов. Молодые крепкие юноши ждут приезда бандеровцев и охотно придумывают, что они с ними сделают. Каждый день рождаются новые страшилки о том, как нас хотят погубить: то из Киева, то из Львова едут нас убивать несколько автобусов агрессивно настроенных националистов.

Возле банкоматов очереди. Мне кажется, что люди сошли с ума. Независимо от возраста и достатка , они судорожно снима ют все наличные и пыта ются забрать вклады. Покупатели подвержены двум крайностям: либо смета ется все, даже лежалые крупы, либо магазин просто игнорируют.

Очень поменялись лица - даже приближающаяся весна не помог ает. Ещё год назад молодёжь обсуждала гаджеты, сейчас – политику. Даже молодые мамочки вместо разговоров о сериалах, детях и нерадивых мужьях , чаще молчат. Все чего-то ждут…

Кажется, это всё не с нами. Хочется чтобы Майдан в очередной раз оста лся на территории Киевских центральных улиц. Конечно, абсолютно чётко ясно, что политические лидеры поменяются и снова попытаются перекроить страну, переписать законы, задать новое направление развития экономики. Положение стало невыносимым. Хорошего действительно мало.

Хо чется отстраниться от всего происходящего и не принимать близко к сердцу. Однако, работа стала нестабильной, цены начали расти. Людей можно разделить на три лагеря: ярые националисты, ярые «ДНРовцы » и те, кто просто не хо чет ни о чем думать. Родственники ссор ятся, семьи распада ются и такое понятие, как «гражданская война», не отголос ок начала ХХ века, всё здесь - рядом.

Основной доход города завис ит от заводов и инфраструктуры, которая образовалась вокруг промышленности. Давным давно всем известно, что наша маленькая местечковая стабильность зависит от российских заказов. Конечно, были и другие заказы, но их удельный вес не идет ни в какое сравнение с прибылью, которую принос ят контракты со странами СНГ. Политические взгляды формировались не только от происхождения и любви к какой -либо культуре . Основным параметром была принадлежность к заводам. Я уж не знаю, бытие определяет сознание либо наоборот, но терять стабильность не х очется. Люди ожесточённо спор ят и очень часто те, кто ранее были друзьями , волевым усилием протягив ют друг другу рук у при встрече. Тяжело смотреть, как старики замолка ют в буйных спорах. Как бы то ни было, все жд ут весны и перемен.

Перевернув хрустящую, высохшую словно мумия страницу, Элла отметила меняющийся по ходу написания почерк и разный цвет ручки, это не был дневник в привычном его понимании, не было дат или имен. Скорее, это был рассказ, такая себе сотканная из разноцветных лоскутов летопись. Хроника событий, или, точнее, чувств, неведомого автора. В этом рассказе за февралем вероятно был, март, но страница была вырвана.

Апрель 2014 года . Уставшие от постоянного напряжение, мы решили собраться с друзьями в кафе. Хотелось немножко расслабиться, увидеть дорогих людей и отвлечься от жуткого потока новостей. Но веселье не удалось. Каждый был подавлен: что делать дальше, как работать, как жить. Мы часто замолкали , думая о своем. В Славянске и Краматорске взяли здания СБУ. Станови тся всё страшнее. Мне периодически ка жется, что люди давно променяли страх на любопытство. Конечно, к 20.00 улицы пусте ют, но, наверное, уже стало «очень модным» ходить на площадь и участвовать в различных собраниях. Кому -то не по душе Украина, ког о-то задева ют любые разговоры о России… В любом случае, равнодушных и немитингующих мало.

Остальные апрельские записи были написаны столь неразборчивым почерком, что как ни силилась Элла их «расшифровать» - понять что-либо было решительно невозможно. Забыв напрочь о звенящих окнах и хоть не частых, но всегда неожиданных взрывах она гадала: «кто же ты, невидимый собеседник, сколько тебе лет и каких взглядов придерживаешься, и что заставило тебя записывать свои переживания». Тетрадь молчала…

Май 2014 . Хорошая погода, зелёная трава и пение птиц. Всё это идет в разрез с танками, которые прибыва ют каждый день в город. Многие сме ются, что танки еле передвигаются – уже придумано множество новых баек и историй, как они к нам доехали. Все ищут в интернете новые видео с колоннами БТР и БМП. В пригороде люди всячески игрались в героизм и бросались на танки. Неясно было, чего они хотели добиться, но зрелище было жуткое. Женщины выходили с иконами на трассы, где двигались боевые машины. Некоторые бросались в крайности драматизма – все же медийная действительность иногда влечёт. Маленькие ребятишки гляд ят, открыв рот, на проезжающую технику – им было интересно. Я в впервые в жизни увидела так близко боевое оружие …

Все пыта ются храбриться и надеяться на лучшее. Мы гуляли с мамой по парку: мамочки с колясками, пожилые пары. Солнышко было таким мягким и нежным. Каждая из нас молчала – не хотелось показывать страх. Деревья, вездесущие сороки и неутомимые детки всё же отвлекали от железного новшества наших дорог. Мы услышали автоматные очереди, завыла серена. Все стали быстрее уходить из парка и прятаться по домам. Мне казалось это самым страшным – сирена…

Абсолютно нормальным явлением стало перемещение лиц в масках на внедорожниках. Они всегда езд ят на высокой скорости, резко поворачив ают и через пару минут, уже доноси тся звук автоматной очереди. Гуляя возле подъезда с детками, видя очередной вояж машины с флагом ДНР, мы научились приседать и не шевелиться. Даже самые маленькие зн ют, что нельзя провоцировать «дяденек» с оружием. Кто нас защища ет, либо кто против нас – неясно. В городе люди в форме и они стреля ют по нашим домам.

8 мая я выехала на несколько дней из города. Всех пугали масштабных штурмом и наступлением. Много людей 9 мая вышли на площадь и пели военные песни, танцевали. Это событие очень укрепило дух местного населения. Всё же для жителей Донбасса, майские – это праздник души. Мне периодически кажется, что насмотревшись фильмов о героизме, многие отчаянно корчили непоколебимость духа. Но всё очень сильно поменяется, когда в ход пойдёт тяжёлое оружие.

Вернувшись в город через неделю, я вдруг обнаружила, что город живёт, как и жил: рынок функционирует, люди ходят на работу, водят детей в школы и сады. Ну подумаешь, периодически слышна перестрелка. Блок–посты Д НР овцев име ют уже совершенно другой вид. До этого, там сидели на мешках парочка местных мужичков, не обременённых ни интеллектом, ни трезвостью. Позже, людей встречали вооружённые до зубов и в масках военные. Очереди станов ятся длиннее.

Столько всего непонятного простому человеку. Например, зачем возле здания исполкома были сооружены огромные насыпи: мешки с песком, горы шин. Кроме того, что они внуша ют страх и удовлетворя ют любопытство сплетников, никакой функции защиты города они в себе не нес ут. Эти стены с каждым днём всё росли и росли. Ощущения своей ничтожности возле них было просто непердаваемым. Там стоя т ребята с оружием и какая -то техника. Очень сильно культивир уется миф о концентрации войск в исполкоме. Такая неприглядная ложь, даже противная. Все прекрасно зна ют, что ДНРовские отряды сосредоточены совершенн о в других местах. Конечно, можно предположить, что всё это было нагромождено для поддержания боевого духа: мол, здание – наше и никто его не возьмёт. Для тех же непонятных целей был сожжён троллейбус и несколько маршруток. Они прегражда ют путь для крупного транспорта на подъезде к исполкому. Было очень много дыма, взрывы, жуткий запах…

Пустующие стоянки возле больших магазинов стали такими диковинными, просто невероятными. В мирное время, днём – там негде было яблоку упасть, постоянно кто-то парковался и торопился за покупками, по вечерам там собиралась молодёжь. А сейчас только кочующие ошмётки мусора.

Каждый вечер мы привыкали к канонадам. Оружие станови тся всё тяжелее. Под автоматные очереди , мы уже более ли менее спокойно ходи м на рынок и даже отводи м детей в сад и школу. Я овладела знаниями о вероятности попадания в тебя осколков на улице, как нужно падать, как разрывается снаряд недалеко от твоего дома и, самое главное, как максимально защитить ребёнка от осколков.

Эллу пробрала дрожь. Автором летописи была женщина, мать. Она живо представила себе эту картину, как та с улыбающимся лицом рассказывает ребенку, что это дескать, на улице салют – праздник, старается не подавать виду, как это на самом деле страшно когда, вот прямо как сейчас, даже в ванной слышно, как звенит стекло в комнате.

Июнь 2014 . Еженочно, я слушаю визги машин, носящи хся мимо моего дома: много добровольцев, привозящих лекарства ребятам из войска ДНР. Но позже стоять возле окна стало небезопасным. Почти во всех домах стара ются как можно раньше тушить свет. Спать стало невозможно. Единственное, что рад ует – сп ит ребёнок. Я обкладыва ю диван подушками, потом лож усь сама и выстраива ю ещё непонятное сооружение из одеял. Мне кажется, что подушки и моё тело хоть как – то сдержат осколки и ребёнок останется жив.

В коридоре сто ит «тревожные чемоданчик». Почти каждый день, я что-то в него докладыва ю, что-то убира ю. Вещи потеряли свою ценность, бутылка воды ста ла куда дороже красивой шмотки. Я каждый день смотр ю на стены своей квартиры и понима ю, насколько мне дорог мой дом. Почти десяток лет я собирала все эти ложки, вилки, телевизоры, ноутбуки. А сейчас в любой момент это всё может кануть в небытие. Я отчётливо понима ю, что через минуты – я могу остаться без жилья и комфорта. Но основная мысль одна – нет ничего дороже жизни.

Каждый день люди выезжа ют из города. Те, кто дорог, наход ятся на расстоянии сотен километров. Спаса ет интернет. Откровенно говоря, глобальная сеть выруча ет очень сильно. По ночам мы обща емся друг с другом – всячески поддержива ем. Это важно, это необходимо. Я научилась не читать новости и не впадать в панику при малейшей попытке информационной истерии: скачива ю книги, смотр ю фильмы.

Что я чувств ую? Всё как будто не со мной. Так хо чется хэппи энда. Человек привыкает ко всему и многое способен пережить. Но осознание того, как я люблю свой город, своих друзей, свой дом пришло именно сейчас. Конечно, страшно, но как - то привычно страшно, а это уже совсем другое….

В аптеках начались перебои с лекарствами, в магазинах – с продуктами. Мигает свет, пропадает интернет, транспорт почти не ходи т. Но под бомбами и обстрелами люди выбира ются на работу. Все зна ют, где находятся бомбоубежища…

Все трясется. Кажется, что ещё один такой снаряд и стекло не выдержит. В городе окна обклеены скотчем, с подоконников убрали цветы. Мой город стал другим…

Это война. Конечно многократно слышав об ужасах Великой Отечественной, то, что происходило в городе можно назвать крупным хулиганством. И где -то тепли тся небольшая надежда: всё же как бы то ни было, но оружие сейчас куда страшнее, чем в 1941, и если бы нас хотели уничтожить, то уже бы это сделали. Каждый день возника ют тысячи вопросов, Google не успевал отвечать, что такое «Град», «Смерч» и какие виды артиллерийского оружия могут ещё у нас применить.

На каждом углу обсужд ают высказывани я политиков, а я чётко осозна ю, как наши знания малы и много нужно изучить, чтобы хоть как -то попробовать проанализировать сложившуюся ситуацию. Весь мой мозг был направлен на решение оперативных задач, одн а из них и сам ая важн ая – не плакать….

Я очень прикипела к городу и обзавелась знакомствами. Родственники зовут к себе, мама каждый день умоля ет к ней приехать. Разбиты е балконы, огромные дыры в стенах, на асфальт е лужи крови, оторванные части тела. Уже никто не понима ет, кто и по ком стреляет. А главное – зачем????

Записи закончились, так просто и ничем, без даты и подписи. Элла силилась представить, что же было дальше, и какова судьба этой безымянной женщины и ее ребенка, что с ними случилось и живы ли они сейчас. Дай Бог – уехали, а если нет? Ведь с ними могло случиться что угодно. Сама того не заметив, Элла выпустила тетрадь из рук и уснула. Хрустящая бумага не знала ответов на ее вопросы.

42. Исход (4 – 5 июля 2014)

Весь день Элла слонялась по улицам пытаясь понять, что происходит. Стороннему наблюдателю, не разбирающемуся в тонкостях революционных целесообразностей, отжимов и экспроприаций было не совсем понятно, что же творится в городе. Это однозначно был не Ливан, однозначно не было катастрофических разрушений, по улицам ходили обычные люди. Да, было слишком тихо, как для стотысячного города, да периодически встречались блокпосты, укрепления и вооруженные люди, военная техника, но на улицах царило лето и можно было подумать, что все население уехало на курорт, либо прячется от летнего зноя в прохладе зданий.

Нехарактерным было почти полное отсутствие каких-либо бомжей или наркоманов, что особенно выделяло Славянск на фоне городов миллионников Киева и Харькова. Хотя, казалось, вот вот, из-за угла выползет какой ни будь пропиватель жизни - и по закону подлости обязательно заинтересуется молодой темноволосой женщиной, идущей по улице в гордом одиночестве. Но нет, из очередной подворотни никто не появлялся, Элла тогда не знала, что этот сброд отлавливали и привлекали для рытья окопов и других грязных работ. Она не знала также, что Гиркин для борьбы с мародерством, пьянством и другими непотребствами, коими, окрыленные наличием оружия «ополченцы» досаждали жителям своего же города – ввел смертную казнь.

Нет, Гиркин не был святым, но всегда и везде, если ты творишь грабеж по крупному, в мелочах следует оставаться максимально чистым. Что было дозволено и санкционировано для приближенных, те же отжимы машин, раскулачивание, путем посадки в подвал, с последующим выкупом семьей, бизнесменов, строго настрого запрещалось пешкам. Визуально все должно было выглядеть красиво. И да, это было красиво – сводки ANNA news, Life news, Русской Весны – поэтизировали подвиги НОД (Народное Ополчение Донбасса) и демонизировали, пусть и все еще полумертвую, проходившую курс интенсивной терапии, украинскую армию.

Причем российские пропагандисты не напрягались с классификацией подразделений, называя любые более-менее организованные части Национальной Гвардией, вне зависимости от того – милиция ли это или армия, а все остальное, что простой классификации не поддавалось – Правым Сектором. О если б знал Ярош, какими силами, по версии российской пропаганды, он располагал летом 2014, о если бы хоть 20% от тех сил и техники были у него в наличии…

Элла слышала залпы где-то за домами, судя по всему, не очень интенсивная артдуэль шла почти круглосуточно. Она силилась не пропустить тот момент, когда этот отдаленный гром перерастет в мощную канонаду, возвещающую о начале штурма. Она не надеялась успеть укрыться, она мечтала увидеть это, понимала, что это глупо и неправильно, и как человек, как журналист – она в этот момент ничем не отличается от своих российских коллег – охотников до жаренного, но поделать с собой ничего, увы, не могла.

Профессиональный интерес все больше преобладал над инстинктом самосохранения, совсем забыв про Гимн Украины, на рингттоне телефона, она уж было подошла к блокпосту сепаратистов, дабы пообщаться с теми. С мыслей сбил зуммер принятой СМСки – «вам дзвонили». Не везде и не всегда устойчивая, но в городе была связь. Эллу как током ударило, а если бы дозвонились в момент разговора? Саймон Островски сидел в подвале СБУ и ему там совсем не понравилось. Посчитав это знаком (она вообще последнее время стала верить во всяческие предзнаменования) девушка направилась назад, в квартиру, от греха подальше.

Как человека сомневающегося, ее беспокоила та внешняя «правильность» окружающего, она все представляла себе совсем не так, ведь Максим говорил о негодяях, беспринципных и жестоких, о изнасилованиях, издевательствах, вспоротых животах, о ничего не стоящей жизни и произволе людей, еще вчера бывших никем, а теперь получивших оружие и власть, возомнивших себя богами. Ведь Максим не может врать, он не может ошибаться, он умный, честный и настоящий, ведь такого не может быть, потому что такого не может быть никогда…

Тогда она еще не знала о братских могилах в парках, и не догадывалась сколько свежих трупов достанут со дна озера на Славкурорте, ошалевшие водолазы. Она представить не могла масштабы трагедии лишь только начинавшей набирать обороты. Писать особо было нечего, мысли с трудом ложились в текст, и с горем пополам нацарапав несколько абзацев, утомленная ходьбой и бестолковым мозговым штурмом, уже не в ванной, а плюнув на безопасность, на диване, Элла выключилась, не раздеваясь…

Было уже темно, когда локальную городскую тишину разорвал в клочья взрыв огромной силы и зазвенели окна. Где-то, казалось совсем рядом происходила бешенная перестрелка, в городе был какой-то нездоровый шум, туда-сюда носились автомобили. Элла вскочила и в очередной раз, поправ все меры безопасности прыгнула к окну – ей казалось это сон. Слева, озаряя гору Карачун желтыми вспышками, справа – со стороны «З – А» вторя горе, словно ругаясь за потревоженный сон, крепким огнедышащим матом убедительно «говорила» украинская артиллерия….

***

Началось! Сердце билось, как сумасшедшее, я побросала в рюкзак все свои высокотехнологичные пожитки, нацепила бронежилет и каску, скорее по привычке, чем по необходимости взглянула в шатающееся зеркало и убежала прочь из квартиры, прыгая через три ступеньки. Чуть не вывихнув ногу на очередном лестничном марше, я пыталась сообразить, что же делать?

Это было как спор с собой, как будто ангел и демон, сидящие на плечах, наперебой кричали мне в уши свои указания. Ангел противился – куда ты бежишь, там стреляют, тебя дуру убьют и не спросят фамилию даже, ты вообще фамилию свою помнишь, Эллочка? Притормози, переведи дух, хоть план действий составь, ей богу, страшно, черт возьми!

Красный с рожками дьяволенок в то же время подначивал – быстрее, быстрее – беги туда, где стреляют, смотри, запоминай, фотографируй, такое бывает раз в жизни, это мать, тебе не Ливан, скорее, скорее, боже да сколько же тех ступенек!

Элла выскочила из подъезда и увидела удивительную картину: в тихом и чересчур спокойном городе царило оживление, ездили автомобили, периодически пробегали люди, причем иногда вооруженные. Где-то недалеко шел, судя по звуку, жестокий бой, в те же края щедро «насыпала» украинская артиллерия с Карачуна. Земля дрожала под ногами, хотя нет, это просто в возбуждении дрожали ноги…

***

Где была та усталость, где девался тот страх, я бежала на звуки стрельбы, головой понимая, что там опасно и это на самом деле очень далеко, а мимо проносились гражданские машины и военные грузовики. Никто не обращал на меня внимания, десятки мужчин в смятении проходили мимо и никого не интересовало, куда это я такая спешу и какого черта здесь делаю, никто даже не обратил внимания на фотоаппарат и портящую весь внешний вид каску. Я поражалась собственной смелости и глупости, но бежала изо всех сил туда, где вспышками озарялось небо…

…Еще за неделю до исхода, ключевые командиры НОД, были поставлены в известность о предстоящей эвакуации гарнизона Славянска. Взрыв, так вовремя разбудивший Эллу Шпильман произошел на дороге Славянск – Краматорск, где бронегруппа сепаратистов пыталась прорваться через блокпост «№ 5» - так же известный как «Стела».

О вероятном прорыве в ночь с 4 на 5 июля было известно, в том числе благодаря разведке и показаниям местных жителей. На «пятерке» находились сотрудники бывшего Беркута и десантники из 25 ОАэмБр, (той самой, что подарила Гиркину 4 своих БМД в апреле), сначала они задержали автомобиль, поймав четверых пленных, те сообщили, что в течение часа пойдет бронетехника, а вскоре услышали и лязг гусениц по асфальту.

Первым же попаданием танк убил одного и ранил двоих десантников, опять же, как и в предыдущем эпизоде – позиции блокпоста были давно известны противнику и огонь по ним велся очень четко. Учитывая то, что самым серьезным противотанковым средством у десантников были ручные гранатометы, дело обретало нехороший оборот. Однако, «войска дяди Васи» не подкачали в этот раз и наводчик-оператор Бажура, ослепив танк прожектором своей БМД (что сродни самоубийству), начал заливать его из бортовой пушки с близкой дистанции. На самом деле эти мелкие снаряды танку - что слону горох, но были выиграны драгоценные секунды, позволившие перегруппироваться, подойти ближе и ударить по бронированному чудищу из РПГ. Этой ночью удача была на стороне Украины. Получив критическое попадание, танк загорелся, сначала послышалась характерная трескотня взрывающихся внутри, беспорядочно выстреливающих, рикошетящих о броню и перемалывающих экипаж, патронов для пулемета, а затем, отсалютовав новому дню улетающей башней, детонировал боекомплект танка. Этот мощный взрыв и разбудил, теперь мечущуюся в экстазе по улицам, без зазрения совести фотографирующую все что попало, Эллу Шпильман.

А на «пятерке» все только начиналось, вслед за танком подтянулись две БМП (боевая машина пехоты) и одна из апрельских БМД. Они пытались прорваться на большой скорости. На броне, стреляя чуть ли не во все стороны, сидела пехота, вошедший в раж Бажура, несмотря на то, что с башни его БМД огнем пулеметов снесли все оборудование, не стесняясь, заливал противника пусть и не прицельным, но очень действенным огнем. Подключилась артиллерия с Карачуна, корректируемая с «пятерки», ставя огневой заслон перед техникой – вся эта баталия стала похожа на локальный ад.

Первая «Бэха» налетела на минное заграждение, потеряв гусеницу, тут же получила несколько гранатометных выстрелов в борт и моментально взорвалась. Второй БМП удалось проскочить мины, но от ракеты РПГ 26, попавшую в кормовую часть увернуться не получилось. Взрыв и струя раскаленных газов, не щадя ни металла, ни живой плоти, молниеносно проламывает броню, выжигая все внутренности машины. Затем получает свою ракету, сворачивает влево и утыкается в кювет горящая БМД. Символично, что захваченную в апреле сепаратистами машину уничтожил десантник днепропетровской 25ки.

Если бы все это было голливудским боевиком, из уст капитана, автора удачного выстрела, уместна была бы фраза: «Я тебя пролюбил, я тебя и спалил, нна», но увы это все было на самом деле и кто что сказал по этому поводу – неизвестно…

 

43. Точки над і (5 июля 2014)

Изможденная от ночной беготни, еле поднимаясь по ступеням, Элла вошла в квартиру. Было уже далеко не утро, но на часы смотреть было почему-то страшно. Солнце висело где-то высоко, и наверняка уже было пополудни. Бессонные сутки и больше случались и ранее, но без таких диких скачек меж вооруженных, куда-то едущих людей, с артиллерийской канонадой в качестве саундтрека. В ушах еще стоял лязг гусениц и топот людей, а на столе уже жужжал ноутбук и чашка вместо пепельницы принимала очередной окурок.

Казалось будто глаза закрылись, а руки отдельно от всего остального тела плясали по клавиатуре. Но нет, мозг контролировал каждое слово, мозг старался ничего не упустить и не забыть. Мозг отказывался понимать - что произошло и как это могло случиться, но один за другим из потаенных ячеек памяти всплывали обрывки фраз и диалогов. Прямо перед уставшими глазами, на клавиатуре, словно голограммы из фантастических фильмов, появлялись образы и лица. Это было как в трансе, но буквы нравились друг другу и слова бойко ложились на цифровой «холст».

В процессе своего экспресс журналистского расследования, иногда по наглости соперничавшего с допросом, удалось установить, что исход войск Гиркина из Славянско-Краматорской агломерации был запланирован заранее.

Понятное дело, что рядовые бойцы ничего не знали, для них исход был больше похож на паническое бегство, тем более, что у некоторых, быть может особо разговорчивых, командиры отобрали паспорта и мобильные телефоны. С учетом обязательно возникающей в таких ситуациях нервозности – панические настроения среди некоторых «ополченцев» и «журналистов» весьма понятны. Тому подтверждением был одинокий «ополчененц» с гранатометом возле здания ГорГаза, недоумевавший сутра – где же все, видимо в суматохе этого господина просто забыли.

Войска Гиркина покидали Славянск тремя путями, просочившись, в бреши блокады, коих в целом хватало. Колонна, разгромленная на 5-м блокпосту между Славянском и Краматорском – фактически была отвлекающим маневром, состояла из так называемых «штрафников» - людей за какие-либо провинности, привлекаемых на самые сложные, самоубийственные задания. По слухам – этим сводным подразделением командовал человек, где-то «слишком много» знавший. Это нельзя было назвать точной информацией, но в это можно было верить и, дивясь своему равнодушию, с которыми описывала драматический бой на дороге, Элла не забыла упомянуть в репортаже об этих слухах.

Тонкие пальцы бегали по клавиатуре, и казалось, открылось второе дыхание, сон и усталость как рукой сняло, хотя и солнце плавно, оставляя длинную тень от дома на земле, уплывало на запад. Очень хотелось кофе, и понимая, что наверное, хватит, Элла набрала Федоровича. Не мудрствуя лукаво она запросила «эвакуацию», причем прямо в Харьков – на поезд. В итоге в голове выкристализовалось все то, что она хотела донести своим читателям о событиях этих дней, но душа просила отдыха. Безотлагательно и срочно, и сумма не имела значения.

Парадоксально, но ощущая себя уже если не в Киеве, то хотя бы в поезде – туда, уже чувствуя, как засыпает в крепких мужских руках, она не переставала писать о войне. Это удивительное раздвоение личности тешило Эллу, заставляло считать себя профессионалом, мастером своего дела, хоть на самом деле «все это» так сильно просилось наружу, что в отсутствие собеседника, компьютер принимал в себя все ее слова и мысли.

Гиркин покинул Славянск отдельно от колонн с техникой, проехав где-то возле Комбикормового завода, на село Татьяновку, а затем на Святогорскую лавру. По слухам, кто-то из ее служителей помог Гиркину, открыв ворота и присоединившись к нему потом. Гиркин выполнил свою задачу, отвлек на себя достаточно большие, как для того времени, украинские силы. И в то время, пока Армия и Национальная Гвардия топтались вокруг Славянско-Краматорской агломерации – через границу, с территории России, шла техника и люди. Прозрачную, местами даже ничем не обозначенную «ленточку», охраняли пограничники, из местных, что – помноженное на откровенно нищенскую зарплату делало количество желающих умереть за Украину, незначительным. И тогда еще не называвшиеся «гуманитарными» конвои – ходили туда-сюда без каких-либо препятствий или досмотров.

«Ополченцы» покидали Славянск, часто с семьями, на гражданском автотранспорте, что привнесло сумятицу в сам процесс. Еще глубокой ночью на 5 июля, автобус с такими вот туристами был из гранатомета подбит своими же на первом блокпосту на въезде в Краматорск. Попадание было четким, но количество жертв и были ли таковые – неизвестно.

Под утро начался выход из Краматорска, где у здания больницы к группе из Славянска присоединилась бронетехника с какими-то мусульманами. Те еще умудрились даже повоевать с кем-то около трех часов ночи. О мусульманах Элла знала наверняка, их намазы, с характерными, до боли знакомыми, по израильским арабам выкриками она слышала собственными ушами, находясь на еще «3-А», учитывая различные видео, коими пестрил интернет еще в самом начале лета, вероятно это были чеченцы-муслимы, что в общем то на суть дела аж никак не влияло.

В итоге, уже хорошо после рассвета, пестрое сборище из военной техники, гражданского автотранспорта и автобусов с грузовиками – двигалось по трассе на Донецк, а украинские войска поднимали флаг на горсовете Славянска. Спустя часы был «взят» Краматорск, и редкие местные жители, не таясь и не скрываясь, впервые аплодировали украинским десантникам, как освободителям.

Украинское командование не решилось наносить авиаудары по уходящим колоннам – в связи с тем, что военная техника была перемешана с гражданской, в колоннах были семьи «ополченцев» и кровавая баня с убийством женщин и детей не добавила бы популярности армии. Не решилось, или не сподобилось, или имел место подкуп, или традиционная неспособность к принятию решений, или отсутствие единоначалия. Вопрос почему Гиркин безнаказанно ушел, повиснет в годах, находя различные варианты ответа в разных источниках, будет муссироваться по телевидению и в радиопередачах, обсуждаться в интернете. Но при всех прочих условиях, так или иначе основная задача была выполнена – террористы покинули захваченные города, это была первая победа возрождающейся армии.

Буквально на следующий день начался подвоз продовольствия, питьевой воды и срочные восстановительные работы, и пусть контрразведчикам работы в городах будет много, а процесс разминирования затянется на год, день 5 июля можно считать днем, когда война покинула место, где начиналась. Этот день можно считать, как концом войны для Славянска, так и началом большой войны для Украины.

И дело было даже не в выпущенном на оперативный простор Гиркине, Элла тогда еще не знала что несколько дней назад Украинская армия начала масштабное наступление, что 25 бригада уже понесла серьезные потери, что под границей в секторе Д разворачивается своя трагедия, что раскручиваются маховики. Начинают перемалывать людей аэропорты, ждет свою жертву Саур Могила и новые люди вступают в добровольческие батальоны. И уж тем более ей было невдомек, к чему это наступление приведет, и каким боком коснется её лично…

***

…И плевать что машина рыскала по дороге. Угрожая развалиться на ходу, скрипел кузов, а подвеска гремела на ямах. Мне хотелось быстрее. И плевать что Федорович объелся какого-то ядерного лука, от того в машине стоял несусветный смрад и вообще было нечем дышать, я делала нарочито глубокие вдохи, лишь бы сердце не выскочило из груди. Я хотела полететь впереди автомобиля, словно кто-то сорвал какие-то невидимые оковы, державшие меня здесь. Нет, это не вкус крови, нет это не профессиональный интерес, это даже не любопытство, это что-то другое, и в моей уставшей голове не находилось объяснения этому чувству.

Стуча на стыках рельс, поезд медленно набирал ход. Плацкартный вагон, боковая, верхняя полка, рядом туалет и все прилагающиеся запахи, увы это был лучший вариант уехать на Киев. Но лишь только голова коснулась подушки, все эти неудобства перестали что-то весить и значить. Морфей обнял Эллу и крепко держал в своих объятиях все те часы, которые его величество график отводил на переезд. И ни шум постоянно гремящей двери, ни дым, ни запахи, ни шатающиеся туда-сюда пассажиры не могли пробудить ее ото сна. Словно невидимым куполом, защищая от невзгод плацкартного вагона, сном провидение укрывало так много повидавшую за последний месяц, так быстро повзрослевшую, девушку.

 

44. Настоящая война (Июль 2014)

5 июля 2014 – официально считается днем освобождения Славянско-Краматорской агломерации от сепаратистов. И пусть города не были «взяты» в привычном понимании этого слова, этот факт не имел никакого значения в данном случае. Украинские флаги были подняты над горадминистрациями, а было ли это результатом ратного боя или подковерной интриги – важно лишь для историков. Так или иначе – это была победа. Гибридная война требует нестандартных решений.

В середине июля 2 батальон НГУ вернулся домой, мы встречали наших как победителей и неважно, что сидя на блокпостах, они не производили никаких наступательных действий, отдав стратегическую инициативу в руки врага. Казалась мелочью, проявлявшаяся тогда проблема пьянства и мародерства, а трофейные автомобили воспринимались чем-то обыденным.

Я помню эти усталые, обветренные, но счастливые лица, моих «мексиканцев», друзей, за которых было недоспано столько ночей, истрачено столько нервов, я помню с каким трепетом принималась и многократно перечитывалась каждая СМС оттуда. И невозможно забыть, как собирались вещи, снаряжение и обычные сувениры – туда.

Мы с упоением слушали «военные» истории, дивясь как повзрослели еще недавние, пусть и 30 летние, но все же разгильдяи. Мы пили за здоровье и победу, чувствуя ее присутствие где-то рядом. Вместе с эскалацией военных действий мы росли сами, расширяя кругозор, становясь острее душой и крепче телом.

Украинская армия начала стремительный свой блицкриг и сообщения об освобождении очередных населенных пунктов, радовали душу, казалось – вот-вот и «досадное недоразумение» на востоке страны будет закончено. Был так необходим свой «День победы» и его приближение, казалось не за горами. Да, это была эйфория.

Далеко не всегда было ясно, ценой каких усилий давался очередной городок и какой накал носили некоторые «бои местного значения». Страна вдохнула, в ожидании скорого прорыва к границе, тем более что со всех сторон туда стремились украинские моторизованные бригады.

Это был момент для какой-то передышки, момент, когда можно себе позволить поспать подольше, не спеша, лишь открыв глаза, к компьютеру, чтобы изучить последние новости. Не мониторить всевозможными способами вражеские сайты в попытках хоть как-то помочь фронту. Это был удачный момент – просто забыть на время о войне, разгоравшейся, словно спичечный домик.

В Славянске началось разминирование, город и окрестности были просто усеяны тысячами неразорвавшихся минометных мин и снарядов. Начинали всплывать ужасные истории о пленных в подвале СБУ и о братских могилах, где последнее пристанище нашли сотни людей, как выступавших против сепаратистов, так и просто оказавшихся в не том месте, в не то время.

Киев смотрел «войну» по телевизору, а мобилизация продолжалась своим чередом. Волонтеры продолжали снабжать мотающиеся по степям, раздробленные бригады, Верховная Рада уже не так слаженно, как в марте, но все же принимала какие-то очередные законы, на улицах появились первые молодые ветераны с блестящими на летнем солнце наградами и зияющими дырами в душах. Беженцы возвращались домой, кто-то успел пустить корни и остался. Набирала обороты актуальности проблема послевоенной реабилитации, на которой не ленились набивать очки популярности новые политики.

Это было, как глоток свежего воздуха, после длительного погружения. И обыватель не хотел думать о том, что это была всего лишь разминка, что настоящая война впереди, и на самом деле, она только разгорается.

Штаб АТО покинул пыльную площадку под Изюмом, перебравшись на аэродром Краматорска, генералы развернули новые карты и нарисовали новые стрелки. На самом деле не изменилось ничего, лишь условная линия фронта продвинулась дальше на юго-восток. На горе дул ветер, играя с флагами, а ночной горизонт озарялся вспышками, и это была не гроза.

Нервную тишину древнего города, дополнила мелкая дробь летнего дождя. Мегаполис на семи холмах никогда не спит, но вдали от неоновых реклам и шумных заведений лишь отрывистый звон капель по жестяному подоконнику проникал сквозь легкие занавески. Отблески синего на потолке рождали чудные тени, вдалеке сквозь вой последнего троллейбуса едва слышалась сирена.

Белый Форд Транзит с красной полосой, разгоняя летнюю пыль по мокрому асфальту, спустился по Багговутовской, взвизгнув шинами, свернул на Половецкую и притормозив, стрельнув подвеской на яме, ушел влево на Татарскую, протяжный вой сирены умер в шелесте мокрых листьев.

…Вдох - выдох… Вдох – выдох… Темнота помогла им забыть о тяге к утонченности, правилах и приличиях. Мужчина и женщина просто отдавались порывам своего тела. В этот раз - его объятия были крепче. Она чувствовала его дыхание, он всё сильнее прижимал её к себе.

Она уже давно не контролировала его руки: они были то на шее, то на плечах, то оказывались на бедрах. Они так жадно стягивали одежду друг с друга. Спотыкались через пару валяющихся джинсов, хохотали и целовались. Сначала куда-то торопились, потом притормаживали и долго глядели друг другу в глаза. Они задыхались от желаний, томились нежностью. Сколько слов он ей сказал сегодня, и сколько не сказал, дав просто прочувствовать.

Она терялась между своими стонами и его голосом, стремясь запомнить каждое слово, каждую интонацию. Неизвестно что ей больше нравилось – его сила или мягкость прикосновений, да и какая разница. Он постоянно менялся в своих проявлениях. Она просто ему отдавалась… Этой ночью никто ничего не ожидал, не мечтал, не загадывал… Все тревоги были где-то далеко, вокруг не было ничего, кроме их двоих. Скомканные, прерывистые, местами неуместные фразы и откровенные стоны тонули за стенами помещения, оставаясь их персональной тайной…

Им хотелось быть настоящими и они были. Оба учились доверять своим телам и чужим душам. Как это было замечательно – покрывать тело любимого человека поцелуями. Они ловили каждый отблеск возбуждения другого и старались коснуться пика этих ощущений.

Казалось, что до этой ночи никто не касался их тел. Он собирал в ладонь её волосы, прижимал к себе. Она целовала его плечи, гладила красивые руки….

Абсолютно уставшие они лежали рядом. Не хотелось шевелиться. Где-то вибрировал телефон, выл, поднимаясь по затяжному Подольскому спуску первый троллейбус. А они были счастливы. Они засыпали вместе. И не было ничего, ни революции, ни войны, лишь они двое – два разных человека из чужих миров…

Под крылом самолета, где-то внизу плыла изрезанная аккуратными прямоугольниками земля. И даже с этой высоты было видно, как там – внизу, земля разделена на мирную территорию с желтеющими полями подсолнухов и рапса, и землю – пораженную вирусом войны – черную, словно горелая бумага, с рваными краями и еле видимой дымкой от пожарищ. И даже с этой высоты были видны сполохи взрывов. Война продолжалась…

Элла удивлялась, почему гражданское авиасообщение не перекрыто в этом регионе, ведь украинцы уже теряли самолеты сбитыми с земли, заявляя о наличии средств ПВО у врага. Но неужели они надеются на адекватность и профессионализм противника, на то что тот на высоте 8 -10 километров отличит гражданский борт от военного, или не пульнет чисто из банального желания «пульнуть хоть куда ни будь». Она помнила пару случаев с «З–А», когда расчет тамошней ЗУшки (зенитной установки) вел огонь по пролетающим высоко гражданским самолетам, принимая их за беспилотных разведчиков, на их счастье ЗУшка так высоко просто не добивает. Но все - же где гарантия, что от огня с земли не пострадают совсем невинные люди?

А затем под крылом было голубое-голубое, но все же Черное море. Прекрасное в своем спокойствии, искрящееся в лучах солнца, бескрайнее, манящее и вероятно теплое. «Ах, вот бы сейчас на море», - подумала Элла,- А еще лучше на необитаемый остров, но не одной конечно, - закрыв глаза, она представила крупный песок, щекочущий ступни, шепот прибоя, сильные мужские руки, кроваво красный закат, соль на губах и теплый, но настойчивый ветер, треплющий мокрые волосы. Она не хотела открывать глаза, столь явным было видение, и поющий колыбельную, придуманный свежий бриз сделал свое дело – её разбудила стюардесса – «Пристегните ремень, пожалуйста, готовимся к посадке»…

Аэропорт Бен Гурион буднично принял Боинг домой, на землю, обвисли лишенные подъемной силы консоли крыла, стандартные аплодисменты экипажу, длинная кишка терминала, таможенный контроль, и вот Элла Шпильман едет в такси, домой, в пустую квартиру…

Я вернусь, я обязательно вернусь…



Партнери