Завантажити

Афанасий. Люди в жизни своей трудятся, мечутся, сокровиществуют, а для чего, то многие и сами не знают. Если рассудить, то всем человеческим затеям сколько их там тысяч, выйдет один конец - радость сердца. Не для нее ли мы выбираем по вкусу нашему друзей, чтобы от сообщения своих мыслей им иметь удовольствие; достаем высокие чины, чтобы мнение наше от почтения других восхищалось; изобретаем разные напитки, кушанья, закуски для услаждения вкуса; изыскиваем разные музыки, сочиняем тьму концертов, менуэтов, танцев и контратакцев для увеселения слуха; создаем хорошие дома, насаждаем сады, делаем золототканую парчу, материи, вышиваем их разными шелками и приятными взору цветами и обвешиваемся ими, чтобы сделать приятное глазам и телу нежность доставить; составляем благовонные спирты, порошки, помады, духи и ими обоняние довольствуем. Словом, всеми способами, какие только вздумать можем, стараемся веселить дух наш. О, сколь великим весельем довольствуются знатные и достаток имеющие в свете персоны! В их-то домах радостью и удовольствием растворенных дух живет. О, сколь дорога ты, радость сердечная! За тебя цари, князья и богатые несчетные тысячи платят; я мы, бедняки, достатка не имеющие, как ты от крупиц, со столов их падающих питаемся. Рассуди ж теперь, каким триумфом объяты все славные европейские города? Яков. Подлинно великим. Однако я слышал, что нигде нет больше забав и веселостей, как в Париже да в Венеции. Афанасий. Верно, там их много, а пока их ты нам из Венеции перевезешь, то помрем здесь от скуки. Григорий. Перестаньте врать. Хорошие друзья, высокие чины, различные игры и забавы и все ваши затеи не сильны обрадовать духа и тем выгнать овладевшую вами скуку. Яков. А что ж сильно? Григорий. Одно то, если узнать, в чем состоит истинное счастье, и приобрести его. Афанасий. Правда, мы родились к истинному счастью и путешествуем к нему, а жизнь наша есть путь, как река, текущий. Яков. Я давно уже ищу счастья, да нигде сыскать его не могу. Григорий. Если вы подлинное счастье сыскать хотите, то развяжись мне сей вопрос, что есть для человека лучше всего? Яков. Бог знает, и зачем нам спрашивать о том, чего великие мудрецы не могли и разошлись в своих мнениях, как путники в дорогах. Ведь то, что лучше всего, то и выше всего, а что выше всего, то всему голова и конец. Это главнейшее добро названо у древних философов окончанием всех добрых дел и верховнейшим добром: кто ж тебе может развязать, что такое есть край и пристанище всех наших желаний? Григорий. Потише, государь мой! Вы очень завысокосились. Так я вас проще спрошу; чего вы себе в жизни больше всего желаете? Яков. Ты будто муравейник палкой покопал - так вдруг этим вопросом взволновал наши желания. Афанасий. Я бы желал быть человеком высокочиновным, чтобы мои подчиненные были крепки, как россияне, а добродетельны, как древние римляне, когда б у меня дом был, как в Венеции, а сад, как во Флоренции; чтоб быть мне и разумным, и ученым, и благородным, и богатым, как бык на шерсть. Григорий. Что ты врешь?
Афанасий. Дюжим, как лев, пригожим, как Венера... Яков. Взошла мне на память Венера, так называемая собачка. Григорий. Извольте, сударь мой, прибавить.
Яков. Хвостатым, как лев, головастым, как медведь, ушастым, как осел... Григорий. Сомнительно, чтобы могли войти в уши Божьи столь бестолковые желания. Ты со своими затеями похож на то древо, которое желает в одно время быть и дубом, и кленом, и липой, и березой, и смоквой, и маслиной, и явором, и фиником, и розой, и рутой... солнцем и луной... хвостом и головой... Младенец, на руках матери сидящий, часто за нож, за огонь хватается, но премилосердная мать наша природа лучше знает о том, что нам полезно. Хотя плачем и рвемся, она сосцами своими всех нас по благопристойности питает и одевает, и тем добрый младенец доволен, а злородное семя беспокоится и других беспокоит. Сколько ж миллионов таких несчастных детей день и ночь кричат, ничем не довольны: одно даю в руки, за новым чем плачут. Нельзя нам быть не несчастливыми,
Афанасий. Для чего?
Григорий. Не можем сыскать счастья. Яков. Зачем? Григорий. Затем, что не желаем и не можем.
Афанасий. Почему? Григорий. Потому что не разумеем, в чем оно состоит. Голова делу то, чтоб узнать, откуда родится желание, от желания искание, потом получение; вот и благополучие, то есть получение, что для тебя благо. Теперь понимай, что значит премудрость. Яков. Я часто слышу слово это: премудрость. Григорий. Премудрости дело состоит в том, чтоб уразуметь то, в чем состоит счастье - вот правое крыло, а добродетель трудно сыскать. По сей причине она у эллинов и римлян мужеством и крепостью называется - вот и левое. Без этих крыл никому нельзя выбраться и взлететь к благополучию. Премудрость - как остродальнозрительный орлиный глаз, а добродетель - как мужественные руки с легкими оленьими ногами. То Божественное супружество живо изображено этой басенкой. Яков. Ты из уст моих вырвал ее. Конечно, она о двух путниках - безногом и слепом.
Григорий. Ты, конечно, в

читати